Сергей Ермолов - Добро пожаловать в ад

Я крепче сжал автомат, держа палец на спусковом крючке. До боли в глазах вглядывался в очертания улиц. Я прошел сотню метров, миновал несколько дворов и не встретил ни одного живого человека.

Вдруг слева от себя я увидел яркую вспышку и прогремел взрыв. До меня донесся треск автоматной очереди.

- Еще один готов! – крикнул кто-то слева. – Подстрелил-таки чеченскую тварь!

Кто-то из бойцов напоролся на живого чеченца.

Солдаты стреляли во все стороны, не жалея патронов. Никто не хотел умирать. Я ощущал ярость ребят, крушивших все подряд.

Повсюду валялись кучи обломков и кирпичей, разбитая вдребезги мебель, окровавленные куски одежды.

Я видел мертвых собак, кур. Солдаты расстреливали всех, кто попадался на глаза. Вдоль дороги лежали тела женщин. Большинство мертвые, некоторые еще живые. Раненые дергались и стонали, пока их не добивали. Шум от чеченских криков стоял неимоверный. Молча не умирал никто. Я видел Чарского, приканчивающего старика большим серебристым ножом. Разведчики стреляли по трупам.

Солдаты продвигались вперед рывками. Село, по которому мы шли напоминало свалку: не оставалось ничего целого, нетронутого, живого. Все было сломано и разрушено. И множество трупов: целых, разорванных на куски, с выпавшими внутренностями.

Слабый солнечный свет был настолько насыщен тяжелой пылью, поднимавшейся с развалин, что все виднелось как бы сквозь мутный фильтр. Из-за густой пыли кислый запах пороха долго висел в воздухе.

В селе, полном огня, стоял запах пожарища. Огонь то пробивался сквозь рухнувшие стены, то вдруг вздымался вверх. Валялись трупы. Раненые с криками выбегали из домов и метались, пока не падали на землю. Солдаты нашли убежище, в которое попала бомба. В нем беспорядочной кучей лежали изуродованные дети. Руки, ступни, раздавленные головы с уцелевшими волосами. У многих были выгоревшие глаза. Я вдыхал смрадный воздух, пахнущий горелым мясом.

Из окна одного из домов высунулась женская голова и тут же дернулась от попадания пули, словно ударилась о что-то, замерла, окрасившись кровью и медленно повалилась внутрь.

Солдаты убивали всех подряд, не разбирая. Несколько раз я словно ощущал, что стреляли и по мне.

По мере приближения к центру села встречалось все больше и больше трупов. «Чечены» лежали в разных позах с жутко оскаленными лицами.

Повсюду слышался грохот и крики солдат, валялись разорванные взрывами тела. Увидев изуродованные не взрывом трупы, бойцы продолжали калечить их.

Я видел искалеченные тела во всех деталях: редкие клочки опаленных волос на голых черепах, выжженные губы в улыбке открывали почерневшие остатки зубов, руки без пальцев, разорванные тела с торчащими наружу внутренностями.

Повсюду горели дома. Из-за густого дыма, стелющегося по земле, дышать стало тяжелее.

Я заметил женщину, которая бежала вдоль забора и что-то кричала. Было бы глупостью позволить ей уцелеть. Тщательно прицелившись, я дал короткую очередь. Она упала так быстро, словно у нее отказали ноги. А ведь я целил в голову.

Постоянно попадались валявшиеся трупы. Живые чеченцы бежали и падали под выстрелами, кричали, стонали. Я ощущал близость победы.

Солдаты останавливались там, где слышался стон. Короткой очередью добивали раненого и шли дальше.

Я наткнулся на старика. Куча лохмотьев, белых костей, комья кишок. Кровь уже успела впитаться в песок и высохнуть.

Разведчики забегали в развалины домов, исчезали в руинах, снова появлялись, увешанные тряпками.

Я слышал треск очередей и визг пуль в переулках. Село горело и очень часто приходилось обходить полыхавшие дома. Земля во дворах была разворочена воронками. Повсюду валялось тряпье и окровавленные клочки одежды.

Передо мной лежала молодая чеченка, раздавленная упавшей стеной.

Немного осталось от села, если не считать разрушенные дома. Вокруг не было ничего, кроме дымящихся обломков и трупов. Кто-то услышал в одном из домов шум и тут же бросил туда гранату. Когда пыль рассеялась, Лапшов забежал в дверь и вытащил тело старой женщины. Оно было изорвано в куски, ее левый глаз вытек. Было похоже, что граната попала прямо в нее.

Я увидел женщину, которая несла на руках ребенка без головы и застрелил ее.

Я увидел, как зашевелились кусты. Человек выполз из кустарника на четвереньках и упал. Подошедший к нему Калиновский достал нож и, приподняв чеченца за волосы, трижды полоснул его по горлу. Он что-то сказал стоящему рядом Брагину и оба засмеялись.

Иногда начиналось то, что никак не могло закончиться. Я не принимал происшедшее близко к сердцу. Просто ребята так развлекались.

Из многих дверей, окон выбивался дым. Слышался треск и было видно разлетающиеся искры. В одном из горящих окон металась чья-то фигура.

Я обошел воронкообразную яму. Вокруг нее были кровавые пятна и кровавые клочья одежды. Я почувствовал запах горелого мяса и судорожно сглотнул приступ тошноты.

Солдаты бегали по домам, собирая трофеи. Женщин, детей и стариков не выволакивали из домов,  а расстреливали там, где заставали. Забрав из домов все необходимое, бойцы поджигали их. То в одном, то в другом месте раздавались взрывы. Чтобы быстрее уничтожать дома, в них бросали гранаты.

Я был погружен в хаос разгрома и чувствовал себя победителем. Я улыбнулся, поздравив себя с этой маленькой победой.

Рядом со мной рухнула стена горящего дома, взметнув в разные стороны искры. Неподалеку еще раздавались выстрелы, прерываемые предсмертными криками.

Бой длился три часа. Все село было освобождено.

Я словно потерял ощущение времени. Для меня уже не существовало ничего, кроме усталости в плечах и коленях, прилипшего к телу камуфляжа и трупов, лежащих вокруг горящих домов. Я начинал ощущать страх, которым, казалось, был пропитан воздух Чечни.

Я не воевал в Чечне, я спасал себя от уничтожения. Я стрелял не в людей, - мне не было дела до того, люди или не люди эти живые существа. В облике чеченцев меня преследовала сама смерть. Я не хотел оказаться жертвой, ожидающей своей судьбы.

Убийство было неотъемлемой частью моей профессии, и мне нравилось убивать. Я жил ненавистью, и только ненависть помогала мне выжить. Я уже знал, что от меня прежнего ничего не осталось, только имя. Я не огорчался, когда оказывались убиты женщины или дети. Это было хорошим уроком для остальных. Были они боевиками или только помогали им – никакой разницы. Не следовало переживать из-за убитых детей, которые могли вырасти только боевиками.

Если б мне только дали время, я бы все объяснил.

17

Рота в 21.00 вышла в район Кичу совместно с 3-й МСР. По данным разведки, мы перекрывали вероятный путь подхода боевиков из Дагестана.

Шли молча, напряженно прислушиваясь и вглядываясь в ночную темень. Тяжело пробирались сквозь густые кусты. Освещенность была не больше двадцати процентов.

Тяжело дыша, мы колонной по двое продвигались по темному лесу. Мокрая одежда липла к телу. Я неотрывно смотрел на покачивающуюся впереди темную фигуру. Я не думал о том, куда иду. Конечная цель пути словно была мне неизвестна. Каждый шаг, который я делал, требовал полного напряжения сил и поглощал все мое внимание.

Я плыл по течению и уже не отдавал себя на все сто процентов войне, которая велась лишь на пять процентов мощности. Лучше всего, конечно, считать, что боевики могли в любую минуту выскочить из-за каждого куста. Но так очень быстро изматываешься. Вокруг было слишком много кустов, а «чехов» слишком мало, чтобы они могли прятаться повсюду.

Мне было тошно смотреть на своих солдат. Вдруг подумал: да ведь они покойники. Для каждого припасена пуля, а для меня уже дослана в ствол. Сколько бы жить не осталось, будущее уже не было жизнью.

Темнота стала такой плотной, что я не видел даже своих рук. Тишина заглушалась лишь учащенным сердцебиением. Идущие рядом угадывались на слух. Все ступали на ощупь. Потерять ориентировку и сбиться с пути было не сложно.

Разведчики исчезали в темноте между деревьями. Шагали осторожно, молча, вслушиваясь в каждый шорох. Все уже успели устать, колени подгибались, клонило в сон. Казалось, что уже ушли от опасности, но в Чечне ощущение безопасности всегда оказывалось обманчивым.

Проходя мимо сел, мы шли в режиме поочередного наблюдения. Когда убеждались, что опасности нет, рота шла вперед в режиме наблюдения на марше.

Вся беда Чечни в том, что в ней слишком много сел – сотни, даже тысячи, и все похожи одно на другое. И слишком много в них людей. Если бы не было такого множества удаленных друг от друга сел, не было бы и войны. Вытащить всех людей из сел, согнать в Грозный – и прекратится война. Проклятый Кавказ.

Я торопился до двух ночи достичь места предполагаемой засады. Иногда я останавливался и напряженно вслушивался в тишину.