Эдвард Форстер - Морис

Но он увидел лишь умирающий свет и мертвую землю. Он не произносил молитв, не верил ни в одно божество и знал, что прошлое лишено смысла так же, как настоящее, и служит прибежищем для трусов.

Наконец-то он решился написать другу. Его письмо было уже на пути к морю. Там, где одно бесплодие смыкается с другим, его погрузят на борт, и поплывет оно мимо Суния и Киферы, вновь окажется на суше, потом опять на корабле и вновь на суше. Морис получит его с утренней почтой, отправляясь на службу. «Вопреки своей воле я стал нормальным. Я ничего не могу с этим поделать». Эти слова уже написаны.

Он устало спускался по амфитеатру. Ну что тут поделаешь? Не только в сексе, но и во всем, люди идут вслепую, возникнув из слизи, чтобы вновь обратиться в слизь, когда минует эта случайная череда событий. Mη φυναι τoν απαντανικα λoγoν — вздыхал актер на этом самом месте две тысячи лет тому назад. Но даже эта реплика, более далекая от суетности, чем остальные, была суетой.7

XXIII

«Дорогой Клайв,

пожалуйста, возвращайся сразу, как получишь это письмо. Я изучил расписание, ты можешь уже во вторник на следующей неделе быть в Англии, если отправишься сразу же. Я очень встревожен твоим последним письмом, поскольку из него видно, что ты очень болен. Я целых полмесяца ждал от тебя вестей и теперь вот получаю две строчки, которые, как мне кажется, означают то, что ты больше не можешь любить людей одного с тобой пола. Вот вернешься, тогда посмотрим, так ли это!

Вчера заезжал к Пиппе. Она поглощена тяжбой и считает, что твоя мать совершила ошибку, перекрыв дорогу. А матушка твоя сказала сельчанам, что она сделала это вовсе не назло им. Я заезжал, чтобы узнать новости о тебе, но Пиппа тоже не получала от тебя писем. Тебя, верно, позабавит, что в последнее время я начал слушать классическую музыку и еще занимаюсь гольфом. В конторе «Хилл и Холл» дела идут сверх ожиданий. Мама после долгих колебаний и сборов уехала на неделю в Бирмингем. Вот и все новости. Телеграфируй мне, когда получишь это письмо, и еще раз из Дувра.

Клайв прочитал это и покачал головой. С приятелями по отелю они пошли на Пентеликон, и на вершине горы он разорвал письмо в клочки. Он перестал любить Мориса — в этом надо было честно признаться.

XXIV

Он задержался в Афинах еще на неделю, чтобы окончательно убедиться, что ошибки нет. Перемена была столь разительной, что временами он думал: Морис был прав — так закончилась его болезнь. Это унижало его, ведь он разобрался в своей душе или, как он говорил, в себе, еще в пятнадцать лет. Но тело загадочней души, и тайны его непостижимы. Оно произошло без предупреждения — это стихийное перерождение духа. Просто было объявлено: «Ты, который любил мужчин, отныне и впредь будешь любить женщин. Понимай как хочешь, мне все равно». После чего он обессилел. Он старался приписать произошедшей с ним перемене хоть какую-то причину, хоть как-то ее объяснить, чтобы чувствовать себя не так униженно, но это была загадка жизни и смерти, и он сдался.

Это произошло во время болезни и, может быть, благодаря болезни. Во время первой вспышки, когда он, отсеченный от нормальной жизни, метался в жару, природа всего лишь использовала удобный случай, но это все равно случилось бы — рано или поздно. Он заметил, какая очаровательная у него сиделка, и с радостью ей повиновался. Проходя по улице, он останавливал взгляд на женщинах. Незначительные детали: шляпка, то, как они подбирают юбки, запах, смех, осторожные шаги по лужам — все соединялось в очаровательное целое, и он с удовольствием обнаружил, что на его взгляды часто отвечают столь же благосклонно. Мужчины — те не отвечали никогда, поскольку не могли предположить, что он ими восхищается, и либо не обращали внимания, либо оставались в недоумении. А женщины принимали восхищение как должное. Они могли возмущаться или опускать глаза, но они всё понимали и приглашали его в мир упоительного общения. Клайв так и сиял всю прогулку. До чего счастливо живут нормальные люди! И как мало он испытал в свои двадцать четыре года! Он болтал с сиделкой и чувствовал, что она его навсегда. Он радовался статуям, рекламе, газетам. Проходя мимо кинематографа, остановился и зашел. Показывали невыносимо слабый фильм, но человек, который его сделал, мужчины и женщины, которые его смотрели — они понимали, и он был одним из них.

Этот восторг ни в коем случае не мог продлиться долго. Клайву словно пробили ушные пробки: первые несколько часов он слышал сверхъестественные звуки, которые исчезали по мере того, как он привыкал к человеческим традициям. Он не обрел слух, но перестроил его, а жизнь не могла казаться вечным праздником. Она вдруг стала горька, ибо дома его ждал Морис. В результате случился приступ: как припадок, он поразил его из подсознания. Клайв пробормотал, что не может говорить, потому что очень устал, и отделался от друга. Дальнейшую отсрочку дала болезнь Мориса, во время которой Клайв пытался себя убедить, что их отношения остались прежними и что можно созерцать женщин, не изменяя другу. Он писал нежные письма и с легким сердцем принял приглашение поправить здоровье в доме Холлов.

Клайв сказал, что простудился в машине, но втайне верил, что причина рецидива — душевного свойства. Быть с Морисом или с кем-то из его круга стало вдруг для него невыносимым. А эта духота за обедом! Голоса Холлов! Их смех! Анекдот Мориса! Все смешалось с пищей — и пищею было. Будучи не в состоянии отличить материальное от духовного, он упал в обморок.

А когда он открыл глаза, стало ясно, что любовь умерла. Поэтому он и заплакал после поцелуя друга. Каждое проявление доброты увеличивало его муку, и тогда он попросил сиделку не пускать к нему в комнату мистера Холла. Потом ему стало лучше, и он смог перебраться в Пендж, где любил Мориса так же сильно, как прежде, пока тот не нагрянул собственной персоной. Клайв оценил его преданность, даже геройство, но друг утомил его. Ему хотелось, чтобы он возвратился в город, он даже прямо об этом сказал. Итак, неглубоко под водой торчала скала. Морис покачал головой и угомонился.

Нельзя сказать, что Клайв принял свое духовное перерождение без борьбы. Он верил в разум и пытался усилием мысли возвратить себя в прежнее состояние. Он отворачивал глаза от женщин, а когда это не помогло — разработал два плана: один детский, другой — отчаянный. Первый — это поездка в Грецию. Второй — о нем он не мог вспоминать без отвращения. Пока эмоции не улягутся, выполнить его невозможно. Он глубоко сожалел об этом, ибо Морис теперь вызывал в нем и физическую неприязнь, что сулило в будущем дополнительные трудности, а ему хотелось сохранить дружбу с бывшим возлюбленным и помочь ему в надвигающейся катастрофе. Все так сложно. Когда умирает любовь — она вспоминается не как любовь, а как нечто еще. Блаженны невежды, которые забывают о ней совершенно и никогда не думают о глупостях и страстях, оставшихся в прошлом, о долгих бесцельных разговорах.

Клайв не телеграфировал и возвратился не сразу. Несмотря на желание проявить доброту и на упорные попытки относиться к Морису рассудительно, он отказался, как бывало, подчиняться его приказам. В Англию он вернулся, когда сам счел нужным. Правда, он все же отправил телеграмму из Фолкстона Морису в контору и ждал, что тот его встретит на Чаринг-Кросс, а когда этого не произошло — сел в пригородный поезд, чтобы как можно скорее объясниться. Позиция его оставалась сочувственной и спокойной.

Наступил октябрьский вечер, падали листья, опустился туман, ухали совы. Все это наполняло Клайва меланхолией. Греция была безоблачна, но мертва. Ему нравилась атмосфера Севера, евангелие которого — не истина, но компромисс. Они с другом придумают что-нибудь такое, где найдется место и женщинам. Будут грустнее и старше, но минуют кризис и вступят в новые отношения, как вечер переходит в ночь. Ночь ему тоже нравилась. У ночи есть милосердие и покой. Она не беспросветно темна. Он начал было терять дорогу от станции, как вдруг увидел фонарь, потом второй. Во все стороны разбегались цепочки фонарей, и одна из них привела его к цели.

Китти услышала его голос и вышла из гостиной встречать. Из этой семьи она ему нравилась меньше всего, поскольку не была, как он теперь выражался, истинной женщиной. Китти сообщила ему, что Морис сегодня не приедет ночевать — у него дела в городе.

— Мама и Ада в церкви, — добавила она. — Им пришлось идти пешком, ведь машина у Мориса.

— Куда он поехал?

— Спросите о чем-нибудь попроще. Он оставляет адрес только слугам. Мы знаем о Морисе даже меньше, чем когда вы были здесь последний раз, хотя куда уж меньше! Он у нас весьма загадочная персона.

Мурлыча песенку, она подала ему чай. Отсутствие в ней здравого смысла и обаяния вызвало в Клайве нелишний настрой в пользу ее брата. Она продолжала жаловаться на Мориса, словно наседка — эту манеру Китти переняла от миссис Холл.