Мария Галина - Малая Глуша
– А его нет, – сказал все тот же бесполый старческий голос.
– А когда он будет?
– Что?
– Девушка, может, вы будете решать свои личные проблемы при личной встрече?
– Когда он будет, пожалуйста?
– Не знаю.
– Девушка…
– Сейчас-сейчас…
– Девушка, да что же это такое!
Она с виноватым видом открыла дверцу будки. Лев Семенович стоял, нетерпеливо притоптывая чищеным черным ботинком…
– Ой! – сказала Розка.
– Ну, сколько же…. – укоризненно начал Лев Семенович, но тут, разглядев Розкино лицо в сгустившихся сумерках, удивленно сказал:
– Розочка, это ты?
– Лев Семенович… Я хотела…
Лев Семенович шутливо погрозил ей пальцем.
– Что, молодежь, секреты от мамы? Уже кавалер завелся, так?
Розка, которую передернуло при мерзком слове «кавалер», тем не менее промолчала, чуть заметно поведя плечами.
– Ну ладно, – торопливо продолжал Лев Семенович, придерживая дверь телефонной будки и стоя к Розке вполоборота, – дело молодое, дело молодое… Как работа?
– Спасибо, Лев Семенович, ничего.
– Тренируешься?
– В каком смысле?
– Ну, язык, машинопись?
– Да, все нормально, – соврала она. – Скучновато, правда, но ничего…
– Я в твои годы, – неопределенно сказал Лев Семенович. – Ладно, маме привет передавай. Как работа? Как сослуживцы? Сработались?
– Ничего, Лев Семенович, – холодея, ответила Розка.
Ну да, он ведь живет тут поблизости, на Гагарина, а что звонит из автомата, так, наверное, завел кого-нибудь, по секрету от тети Риммы… Но до чего же у него странный вид. И не слушает, что ему говорят. Вообще не слушает…
– Так я пошла, Лев Семенович? – на всякий случай спросила она.
– Да, Розочка, иди, иди…
На весу он держал блокнотик и пальцем уже заложил в нем страничку…
Не хочет, чтобы застукали, подумала Розка. Особого сочувствия к лысоватому, суетливому, с брюшком Льву Семеновичу она не испытывала, но ощущала неловкость, как всегда бывает, когда застанешь другого в неловкой ситуации. Протиснувшись мимо него, она заторопилась домой, когда он окликнул ее в спину:
– Розочка, двушки, случайно, не найдется?
* * *У мамы в комнате мерцал старенький черно-белый телевизор. Шел «Подпасок с огурцом», какая-то там серия фильма «Следствие ведут знатоки». Мама спала.
Петрищенко где-то читала, что мозг работает всегда. Даже если кажется, что человек ничего не видит и не понимает, мозг все равно работает. Сам в себе, сам для себя, порождая странные и причудливые картины… Мама, возможно, сейчас разговаривает с папой или гуляет по набережной в Ялте, и все смеются, и едят мороженое, и всем хорошо, вот только тени падают под каким-то немножко странным углом.
А телевизор создавал обманчивое впечатление, что все в порядке. Что мама смотрит многосерийные фильмы и в состоянии удержать в памяти содержание предыдущих серий. Или программу «Время»…
Впрочем, зачем-то же ей нужен этот телевизор, зачем-то она просит, и поднимает слабую руку, и пытается указать на него… Зачем? Она же давно уже видит только мелькание черно-белых пятен…
Она вздохнула, присела рядом с кроватью, поставила на колени тарелку и зачерпнула ложкой кашу.
– Мама, проснись, – сказала она ровным голосом, – будем кушать.
* * *Дождь припустил сильнее, и Вася какое-то время тщетно пытался чиркнуть отсыревшей спичкой.
Все вокруг было мокрое, черное и блестящее, и решетка была мокрой, черной и блестящей. На решетке висел мокрый, черный и блестящий замок.
Между колонн клубилась тьма.
Какое-то время он стоял неподвижно, привалившись к одной из колонн, поддерживающих арку с надписью «Трудовые резервы», и вдыхая темный влажный воздух. Со стадиона отчетливо тянулся млечный след страха, но уже застарелый, вчерашний… Это он Розку так пуганул? Ничего себе! Или кого-то еще?
За колоннами, у входа вспыхнуло окошко; ну правильно, должен быть сторож, и дырка в заборе обязательно должна быть. Он подумал, обошел колонну и постучал в окошко.
– Ну? – крикнул изнутри сторож.
Вася полез во внутренний карман штормовки, извлек удостоверение и приблизил к грязноватому стеклу.
– Сейчас! – отозвался сторож.
Он вылез из каптерки и, недовольно отряхиваясь на дожде, отпер калитку.
– И что? – спросил он мрачно.
– Кипяточку попить бы, – честно сказал Вася.
– Положим, – сказал сторож, пропуская Васю внутрь. На электроплитке кипел чайник.
Каптерка была тесная и пахла внутри сырыми тряпками. Вася уселся на хлипкую скамью и, морщась, взял в руки горячий стакан.
– И что? – повторил сторож.
– Да ничего, – неопределенно сказал Вася, – дай, думаю, загляну!
– Это насчет трупа? – спросил сторож равнодушно. – Так тогда не моя смена была.
– Ну и фиг с ним, – сказал Вася.
Какое-то время они сидели молча, прихлебывая чай. Чай отдавал веником, но был горячим и крепким.
– Все-таки, ну? – повторил настырный сторож.
– Ну дык, – сказал Вася, – ты как, только по пропускам пускаешь?
– Как положено, так и пускаю.
– У тебя, кстати, дырка в заборе, через нее все лезут, кто ни попадя.
– Хрен полезут, – отмахнулся сторож, – в такой-то дождь.
– Смотри, неприятности будут!
– И что со мной сделают? В должности понизят?
Они помолчали, шумно прихлебывая чай.
– Ну ладно. – Вася поставил стакан и поднялся. – Спасибо этому дому, пойдем к другому. Ты и сам-то, друг… поосторожней.
– Да мне чего? – пожал плечами сторож. – Я отсюда вообще не выхожу. Дураков нет.
На бугристой фанере стола лежала вверх переплетом книжка. Вася заглянул: сторож читал Монтеня.
На стадионе мокрые трибуны отсвечивали в ртутном свете, гаревые дорожки казались черными. Пространство над стадионом было полым и бесформенным, совсем пустым, даже крохотные и вездесущие твари, вскормленные футбольными фанатами и разбухающие в дни крупных матчей, в панике бежали… По левую руку отчетливо ощущалось море, тоже огромное, пустое и безмолвное.
Он на всякий случай посидел минут пятнадцать на мокрой скамье, пряча папиросу в ладони, потом встал и осмотрелся.
Темные кусты за трибунами шевелились под дождем, как будто по ветвям пробегали десятки мелких насекомых.
Вася загасил папиросу о скамейку, поднялся и осторожно пошел по дорожке. Здесь было совсем темно, даже ветра почему-то не было.
Кусты шевельнулись.
Он отпрыгнул в сторону, спрятавшись за постамент гипсового жизнерадостного пионера с горном, такого белого, что даже сейчас словно бы светящегося в темноте.
На всякий случай он повел рукой, ощупывая пространство… ничего.
Кусты шевелились, послышался треск.
Он осторожно выглянул из-за постамента.
Бесформенная темная фигура в остроконечном капюшоне, вместо лица темное пятно…
На миг он ощутил, как сердце проваливается куда-то вниз, и тут же облегченно вздохнул.
Рядом трусило еще одно существо, на четырех лапках… Это был другой собачник, и собака другая – низенькая и узенькая.
– Фу ты, – пробормотал Вася, – вот же неймется дуракам!
Он отлепился от постамента и шагнул к собачнику.
Руку он при этом засунул в карман, и походка его приобрела какую-то особую легкость и небрежность.
– Эй, фраер, закурить не найдется? – сказал он развязным голосом.
Собака тоненько тявкнула. Вася, полагая, что это собаки должны бояться его, сделал шаг вперед.
– Не курю, – проблеял собачник, понимая, что последует дальше, и подтягивая собаку к себе на короткий поводок.
– Закуришь, – пообещал Вася, держа на уровне пояса согнутую правую руку с разболтанной кистью. Призрачный нож как бы возник в его руке, зловеще отблескивая сталью.
Собачник издал какой-то неопределенный звук, отскочил и, волоча за собой собаку, которая коротко взвыла, ринулся, ломая кусты, к дырке в заборе. Вася услышал треск рвущейся ткани; похоже, протискиваясь, собачник за что-то зацепился.
Зловеще ухмыляясь, Вася подбросил на ладони несуществующий нож и замер на месте, чуть присев на полусогнутых. Что-то тяжело и нежно смотрело ему в затылок…
* * *– Ух, и тварь, Лена Сергеевна! Ух и страшный…
Вася помотал головой.
– Я такого еще никогда не видел! Оборачиваюсь, а он стоит. И смотрит. Я затаился сразу, ну, ушел в глухую, он потоптался, потоптался, пощупал и ушел… Вжжик! – и ушел! И все! Я даже вытолкнуть его не пробовал. Вы уж извините, Лена Сергеевна. Не моего масштаба тварюга.
Он вытер лоб рукой.
– На что похож хоть, Вася? – слабым голосом сказала Петрищенко.
По оконному стеклу ползли капли. В туманном море тоскливо гудел ревун. Петрищенко включила рефлектор, который обычно прятала в шкафу, но в кабинете все равно было холодно. Когда же они начнут наконец топить?
– На зверя немножко похож. На медведя. Но очень немножко, Лена Сергеевна. Чумной какой-то. Псих.
– Они все логикой не блещут.
– Нет, я не об этом… Он, ну, людьми очень интересуется, Лена Сергеевна. Смотрит-смотрит, ну, внимательно смотрит и высвистывает как бы… Очень трудно не отозваться, Лена Сергеевна. Вот, погодите, сейчас.
