Виктор Пелевин - Смотритель. Книга 1. Орден желтого флага

Я все глядел на поляну.

Франц-Антон вынул шпагу и встал в безупречную фехтовальную позицию. Бретер выглядел рядом с ним как-то неуклюже — достав из ножен свое оружие, он опустил острие к земле, словно раздумав драться. В позе его тоже не было ничего «фехтовального». Секундант изящно, как дирижер, взмахнул руками, предлагая начинать…

И тут меня разбудил стук в дверь.

В иллюминаторе горело уже склоняющееся солнце, но жарко в каюте не было. Мы летели над пустыней по направлению к гряде гор.

Я спал, похоже, очень долго — но теперь чувствовал себя свежим и полным сил.

— Выходи, — сказал из-за двери Галилео. — Мы скоро будем на месте.

В моей каюте был крохотный туалетный отсек — и я вполне успешно принял в нем душ. Выйдя из каюты, я оказался в просторной кабине с узкими лавками вдоль стен — наш монгольфьер явно не был рассчитан на перевозку сановников и больше напоминал грузовое судно.

Галилео и невозвращенец Менелай сидели по разные стороны кабины лицом друг к другу. Менелай лениво крутил рукой маленькую молитвенную мельницу.

Я как следует рассмотрел его только сейчас. Кожа на его круглом лице была ровной и гладкой, без единой морщины, а глаза сверкали веселой уверенностью. Если бы не седая щетинка, выступившая на его татуированных буклях за ночь, я мог бы принять его за сверстника.

Я хотел простереться на полу кабины, как принято при встрече с невозвращенцами, но Менелай остановил меня жестом.

— Простираться полагается на земле, — сказал он, — а не в небе.

И сам засмеялся собственной шутке.

— Скажите, вы тот самый Менелай? — спросил я.

— Что значит «тот самый»?

— Это вы прислали мне в подарок гравюру Павла? С башней над морем? Там еще такая большая морская змея…

— Я.

— Какой смысл в этой башне и змее? Что они символизируют?

Менелай нахмурился.

— Я даже не знаю, — сказал он чуть смущенно. — У нас в монастыре хранится доска — с нее эти листы и печатают. Одна из реликвий ордена. Все-таки гравировал сам Павел… Мы делаем для каждого Смотрителя новый оттиск. Очень хороший подарок. Недорого — и, главное, быстро.

Я подумал, что это особенно удобно при частой смене Смотрителей, — но не сказал ничего. Вместо этого я кивнул на мельницу в его руке.

— Отрадно, что вы молитесь за наше благополучие.

— Я не молюсь за благополучие, — ответил Менелай. — В этой местности нет благодати, и я обеспечиваю ею наши моторы.

На моем лице, видимо, проступило недоверие. Менелай перестал крутить свою мельницу и положил ее на сиденье рядом.

Гул винтов сразу стих. А потом горы за окном поехали в сторону: нас стало разворачивать ветром.

— Перестань, — сказал Галилео, — мы так опоздаем.

Менелай взял свою мельницу и опять начал небрежно ее покручивать. Моторы немедленно заработали.

— Если устанете, — сказал я, — буду рад вам помочь.

Галилео засмеялся.

— Ты, Алекс, не сможешь помочь. Менелай летит с нами именно потому, что он невозвращенец. В силу высокой святости он может производить очень много благодати даже такой крохотной мельницей. Его могут заменить сорок девять «возвращающихся однажды» или триста сорок три «вступивших в поток», и каждому будет нужна своя мельница. Сколько нужно таких, как мы с тобой, я не знаю. Но подозреваю, что это будет число со многими нулями.

— А почему здесь нет благодати? — спросил я.

— Запретная зона, — ответил Галилео. — Здесь нет ни одного ветряка, ни одного водного колеса или флага с мантрами. Сюда никто не может приехать с помощью благодати. А дойти пешком будет трудновато.

— Понятно, — сказал я. — Невозвращенец Менелай — наш мотор.

— Невозвращенец Менелай — специалист по управлению Флюидом, — сказал Галилео. — Он учил этому искусству прежних Смотрителей. И будет учить тебя.

— Я уже начал, — улыбнулся Менелай и подмигнул. — Я немного рассказал про Флюид, пока ты спал…

Только теперь до меня дошло, кто был мой невидимый собеседник из сна. Это был Менелай — я помнил его голос.

— Но ты очень нервничал и все время отвлекался, — продолжал Менелай. — В следующий раз будь внимательней.

— А когда будет «следующий раз»?

— Когда Флюид тебя примет, — ответил Менелай, раскручивая свою мельницу.

— Он может меня отвергнуть?

— Может, — сказал Галилео. — Стать Смотрителем — не такая простая процедура, как кажется. Необходимо согласие Ангелов. Ты должен убедить их в том, что от тебя будет польза. Но главное, конечно, убедить в этом сам Флюид.

— Как?

— Тебе нужно привести Флюид в движение. Самому. Без всяких подсказок.

— Но я такому никогда не учился.

— В том и дело, — улыбнулся Менелай.

— Как же я это сделаю?

— Не знаю. Все, что следует, я уже сказал.

Я посмотрел на Галилео. Тот пожал плечами.

— Это все? — спросил я.

— Нет, — сказал Менелай. — Приведя Флюид в движение, ты должен будешь доказать, что ты достаточно прочный сосуд, чтобы удержать его в себе.

— Кому доказать?

— Флюиду.

— Я могу умереть?

— Твоя гибель — крайне нежелательное развитие событий. Но если новым Смотрителем станет не годный к этому человек, все будет еще печальнее.

— Хорошо, — сказал я, — когда это начнется?

Галилео выглянул в окно.

— Мы снижаемся. Считай, что уже началось.

— Я бы поел, — сказал я нервно.

— Лучше, — ответил Менелай, — если твой желудок будет пустым. Тебе надо проглотить только это…

Он протянул мне прозрачную коробочку с медной горошиной. Она имела форму человеческой головы — это был обычный медитативный резонатор Желтого Флага вроде тех, что монахи носят на своих четках.

— Зачем? — спросил я.

— Резонатор позволит установить контакт с Ангелами.

— А обязательно его глотать? Почему нельзя положить за щеку? Или просто в карман?

— У тебя, скорее всего, появится искушение его выбросить, — сказал Менелай. — А когда ты его проглотишь, ты уже не сможешь.

Я открыл коробочку и взял крохотную голову двумя пальцами. Она была холодной и твердой, похожей на картечину.

— Не бойся, — сказал Менелай. — Глотай.

Я проглотил медную пилюлю. Мне показалось, что она скользнула в мое горло и попала в лузу в самом начале груди — теперь я постоянно чувствовал ее присутствие, хотя и не испытывал особого неудобства.

Менелай поглядел в окно — и я вслед за ним. Мы снизились почти до самой земли и летели совсем медленно.

— Здесь начинается дорога Смотрителей, — сказал Менелай. — Просто иди по ней, и все будет… как надо.

— Куда я по ней приду?

— В приемную Ангелов.

Я не понял, шутит Менелай или нет.

— Потом вы за мной прилетите?

— Нет, — сказал Менелай. — Ты вернешься сам.

— Как?

— Не волнуйся об этом, — ответил Галилео. — Не волнуйся ни о чем.

Из кабины пилотов показался вчерашний усач в летной форме. Даже не посмотрев на меня, он раскрыл люк в полу — и сбросил в него сложенную горкой веревочную лестницу.

Я поглядел вниз. Там была сухая красноватая земля в редких трещинах — и такого же цвета дорога.

— Вы дадите мне с собой воды?

— Тебе не будет хотеться ни есть, ни пить, — ответил Менелай. — Удачи.

Галилео не сказал ничего, лишь потрепал меня по плечу. Я вздохнул — и полез вниз.

Как только мои ноги коснулись земли, веревочная лестница уплыла вверх, монгольфьер поднялся, развернулся — и полетел прочь. Я глядел на него, пока он не превратился в крохотное пятнышко в небе, словно надеясь, что он повернет назад. Но он не повернул.

Я остался один на границе гор и пустыни.

Красноватая грунтовая дорога впереди казалась утрамбованной множеством ног. Но вот откуда на нее шагнули эти ноги, было неясно — дорога началась в том самом месте, где меня высадили, и вокруг не было никаких следов человека. Не могли же всех пешеходов доставлять сюда на монгольфьерах, подумал я.

Впрочем, дорога Смотрителей могла быть создана Флюидом, и тогда, если я правильно понял Менелая, размышлять о ее странностях не следовало. По ней надо было просто идти — и я пошел в сторону висящего над горами солнца.

VIII

Через два часа ходьбы местность сильно изменилась — теперь со всех сторон меня окружали каменистые холмы. Скалы отсвечивали нежнейшими оттенками — лиловыми, желто-коричневыми, розовыми. Было безветренно и жарко, но мне отчего-то совсем не хотелось пить.

Дорога Смотрителей даже не делала попыток огибать препятствия — оставаясь идеально прямой, она то и дело взлетала вверх и ныряла вниз, словно кто-то провел по линейке черту на огромной стиральной доске (примерно так выглядели складки рельефа).

Сначала я ничего не понимал в лабиринте холмов — мне только ясно было по положению солнца, что я иду на запад. Но когда дорога взмыла на особо высокий гребень, я увидел наконец, куда она ведет.