Тибор Дери - Воображаемый репортаж об одном американском поп-фестивале
— Дождь идет и идет, а ты оставайся одна с этим своим бормотаньем, дура бестолковая, — сказала Беверли. — Вон носилки под окошком понесли, но это ведь не Эстер несут. Не Эстер.
— А если убить Эстер? — сказала Беверли.
— А если укокошить Эстер! — сказала Беверли.
— Ну и сидела бы в каторжной тюрьме в клевой полосатой пижаме, — сказала Беверли, — избавясь от своей постылой свободы, которая есть лишь свобода мучиться. Кружила бы себе по камере, как зверюшка по резервату, куда посторонним вход воспрещен, а воспоминания разве что во сне накидывали бы тебе петлю на шею, да и ту наутро можно развязать. Диплом по романской филологии у тебя уже есть, ну так изучила бы еще вдобавок язык суахили, хоть парочку диалектов, чтобы и Африку не выпускать из поля своего любознательного зрения. Конца срока все одно бы не дождалась, потому что дождь так и шел бы без перерыва за твоим зарешеченным окном.
— Дождь за окошком, дождь, — сказала Беверли. — Следишь и следишь за каплями там, наружи, и жалкенький твой умишко тешится сознанием собственного превосходства. Ты одна под дождем, но ты под крышей. За окном проносят носилки, но не она, не Эстер покоится на них. А ты сидишь в своем клевом полосатом наряде у окошка, сидишь или стоишь на скамье, на цыпочках тянешься со скамейки: вжатая в решетку безволосая голова ловит взглядом носилки, на которых — она все-таки, она, Эстер. Дождь стучит в стекла. Ты одна в своей тюремной камере. Со скрипом повернется в замке ключ: войдет надзиратель и попросит слезть со скамьи. Он вежлив, обращается к тебе на безукоризненном английском языке. Шторка на дверном глазке откинется, сторож грубо заорет в железную дверь, веля слезть, сыпля руганью на своем местном наречии. За окошком дождь, а сторож защелкнет на твоих руках кандалы. Ты все свободней. В кандалах хлебаешь свой суп гремучей железной ложкой из гремучей жестяной миски. На дворе льет, не то с неба, не то наоборот. Сколько носилок пронесли уже под твоим окном, пока ты зубрила суахили, весело побрякивая кандалами? В жестяном тазу для умыванья все больше выпавших волос. И земля за твоим зарешеченным окошком теряет последние леса, плача сточными водами и культяпками тщетно ловя груди матери-вселенной. Одна безжизненная равнина кругом, там и сям, куда ни глянь (если глянешь еще).
— Вы случайно не видели Эстер? — спросила Беверли.
— Эстер? — повторил Билл.
— Вечером мы вместе слушали Мика Джеггера, — сказала Беверли. — Кстати, и в Монтану приехали вместе. А ночью после убийства того негра… вы слышали об этом?
— Слышал, — сказал Билл.
— Ночью Эстер стало плохо, — сказала Беверли. — И пока я ходила, разыскивая бутылку колы или стакан воды для нее, она исчезла. Всю ночь я ее ждала, мерзавку, думала, вернется, и утром искала, но, конечно, разве в трехсоттысячной толпе…
— Ну, конечно, — сказал Билл, — конечно. Не ищите ее, Беверли!
— Как не искать, — сказала Беверли, — у меня ее сумка и деньги, как она без них, непрактичная, не созданная для этой жизни глупышка…
— Не созданная. Вот это верно. Потому она и ушла из нее, — сказал Билл.
— Кто — ушла? — спросила Беверли.
— Эстер, — сказал Билл.
— Я притворилась, будто не расслышала или не поняла, — сказала Беверли, — хотя давно уже знала, что она умерла и я теперь совсем, навсегда одна. Что еще за новости, «ушла», сказала я Биллу, забрела, наверно, куда-нибудь, черт-те куда, разве найдешь ее в этой окаянной толчее? Я ведь как раз с пункта первой помощи, смотрела списки пострадавших, нет ее там.
— Ее бы внесли, — сказала Беверли, — если бы унесли…
— Беверли, успокойтесь, — сказал Билл, — я же знаю…
— Не надо, — сказала Беверли, — меня успокаивать, не так-то легко я теряю лысую свою…
— …знаю, что вы не теряете головы, — сказал Билл, — умеете владеть собой, да сядьте же…
— …зачем мне садиться, — сказала Беверли, — вы просто перепутали, вы не ее видели…
— …нет, ее, — сказал Билл, — но не на носилках.
— Не на носилках? — сказала Беверли. — Быть не может.
— Йожеф, — сказал Билл, — тоже тяжело…
— …ранен? — сказала Беверли. — Об этом я не слышала…
— …не слышали? — сказал Билл. — Да присядьте вот на этот ящик!
— Так он тоже? — спросила Беверли.
— Эстер, — сказал Билл, — умерла.
— Да, — сказала Беверли, — знаю. А Йожеф?
— Он-то жив, — сказал Билл, — но тяжело…
— …ранен, — сказала Беверли, — да, понимаю…
— Дождь, к счастью, прекратился, — сказала Беверли, — все поднялись и потянулись…
— …ну да, на заключительный концерт, который, слава богу, состоялся, — сказала Беверли, — тысячи, десятки тысяч со всех сторон…
— Слава богу, удалось уговорить ее зайти в пустую палатку, — сказал Билл, — там я ее, наконец, усадил…
— …ну да, — сказала Беверли, — в пустой палатке на складную кровать — мы сняли с нее два рюкзака — намусорено там — неряхи — даже не подметали — сигаретные окурки везде…
— Она не плакала, — сказал Билл.
— …ну да, — сказала Беверли, — керосин в лампе кончился — фитиль еще дымился — обугленный — пустые консервные банки — на полу грязный носовой платок — и на койке — юбку порвала где и как неизвестно — вот на этом самом месте…
— Она не плакала, — сказал Билл.
— …ну да, — сказала Беверли, — вот на этом самом месте я окончательно и бесповоротно убила и схоронила ее, и меня даже не посадили.
— С трудом она поднялась, словно собираясь идти, — сказал Билл, — потом опять опустилась на койку.
— Билл, вы поверхностный, легкомысленный человек, сказала я, хотя придерживаюсь о нем лучшего мнения, — сказала Беверли, — пускай вы аккуратны, я знаю, и образцовый семьянин, все свои заработки домой отсылаете, чтоб вам провалиться, и вообще ежеденно и еженощно неоценимый вклад вносите в развитие американской цивилизации, но вы верхогляд, пропади вы пропадом, сказала я ему. Вы проверили, убедились, что Эстер действительно мертва?
— Убедился, — сказал Билл.
— Убедились… — сказала Беверли, — но какое вам, собственно, дело…
— До Эстер? — сказал Билл.
— Он повесил свою честную белокурую голову, — сказала Беверли, — и, покраснев, с типичной этой нашей англосаксонской застенчивостью отвел глаза.
— Девять или десять лет назад я хотел… жениться на ней, — сказал Билл.
— Браво! — сказала Беверли. — Все, что ли, вы хотели? Чтоб вам всем провалиться!
— Успокойтесь, Беверли! — сказал Билл.
— Влюбились все, что ли? — спросила Беверли. — Повлюблялись все до одного! Так чего же по рукам с ней не ударили?
— Она за Йожефа вышла, — сказал Билл.
— За лучшего своего друга, — сказала Беверли.
— Она думала, — сказал Билл, — с соотечественником они скорее найдут общий язык.
— И ошиблась, — сказала Беверли, — в чем нетрудно убедиться…
— …нетрудно, — сказал Билл, — она мертва.
— Но Йожеф жив? — спросила Беверли.
— Его… ножом пырнули, — сказал Билл. — Вероятно, жив. В больницу отправили всего час назад.
— Скорей выкладывайте все! — сказала Беверли.
— Он тоже искал, — сказал Билл, — всю ночь искал…
— Кто?
— Йожеф.
— Ее искал?
— Под утро, — сказал Билл, — услыхав их особый условный свист…
— Фа-фи-фа, фи-фи-фи-фи-фи-фи-фа, — насвистела Беверли.
— …я выглянул, — сказал Билл, — дождь все еще шел, а он с непокрытой головой стоял в сумерках и большим переносным фонарем, которым пользуются монтеры, проверяя ночью телефонную линию, посветил мне в лицо. Ты не видел Эстер, спросил он.
— И я бы то же самое спросила, — сказала Беверли, — столкнись я случайно с вами. Вы случайно встретились?
— Уже второй раз, — сказал Билл. — И первый, за два дня перед тем, тоже случайно. И он тоже спросил…
— …спросил, не видели ли вы Эстер, — сказала Беверли. — Во всем этом прогнившем сверхиндустриальном обществе никто не может найти себе лучшего занятия, чем искать эту задрипанную потаскушку?.. Так она в самом деле умерла?
— Да, — сказал Билл.
— Боже мой, — сказала Беверли. — Да рассказывайте же.
— Я дал ему свой дождевик, — сказал Билл, — потому что он успел вымокнуть до нитки…
— Да оставьте вы, ради бога, эти подробности, чтоб вам подавиться! — сказала Беверли. — Скажите, когда? Как она умерла? Отчего?
— Двух часов не прошло, — сказал Билл. — Сделала себе в руку укол…
— Так я и знала, — сказала Беверли.
— А где, — спросила Беверли, — где ее нашли?
— Не подкожно, — сказал Билл, — внутривенно.
— Я спрашиваю где, — сказала Беверли. — Ясно, что не подкожно. Где ее нашли?
— Йожеф еще раньше, — сказал Билл, — встретился с ней случайно…
— …с нами, — сказала Беверли.
— …с вами, — сказал Билл, — в той палатке, где она жила — где вы жили вчетвером…
