Valery Frost - Заговор по душам. (Малоросский прованс.)
Вера присела на стул, провернула крохотный ключик в скважине и выдвинула ящик. Следовало срочно менять отношение к деньгам. Та мелочь, которую принято у нас бросать в соломенную или стеклянную посудину на тумбочке у входа в квартиру, во времена царствования Николая Второго могла спасти кому-нибудь жизнь, не дать умереть от голода и холода. Вера же, по привычке, бросала мелочевку в ящик стола, не заботясь о порядке.
Вот и сейчас, дернувшаяся коробка с письменными принадлежностями загремела медной чешуей. Копейки копейками, а деньги все же любят счет. Ах, как же не хватает кредитных карт!
Выбирая из ящика стола монетки, Епанчина загребла и найденный ею на пляже медальон.
А ведь с него-то все и началось. И бабки наперебой говорили - к счастью!
Суеверной бывшая студентка не была, но раз нашла, значит что-то это да значит? Медаль, говорите? А пускай!
Вера поднялась из-за стола, шагнула к висящему над прикроватной тумбой зеркалу, и взглянула на отражение, приложив медальон к груди. Медно-розовый кругляш приклеился к коже, заставив девушку улыбнуться: вот, что значит "как влитой"!
Интересно, а на чем этот кулон носили раньше? На цепочке? И она порвалась, оставляя своего хозяина без опознавательного знака... Или на шнурке, похожем на те, что обвивают тоненькие шейки мальчишек и девчонок, скрепляя дружбу бога и человека?
У кого бы спросить? У тети Маши? Так она опять же таки созовет консилиум. И пройдется по всем ступеням проклятий или благословений нашедшему кулон.
У Зайки? Так он не разговаривает.
У Женевьеф?
Вера потерла подбородок в раздумьях. А потом решила - к Женевьеф!
Модистка, кажется, поджидала Епанчину. Потому как сразу, как узрела гостью в дверях, подхватила под локоток и снова потащила в неизвестном направлении.
- Что случилось? - Вера еле поспевала за спешащей француженкой.
Прохожие провожали девушек удивленными взглядами, некоторые шарахались в сторону, а парочка смелых морячков даже позволили себе посмеяться, громогласно сообщив, что спешить больше не надо - вы нашли то, что искали.
Женевьеф, обычно острая на язычок, в этот раз просто отмахнулась и затащила Веру в помещение непонятного предназначения.
Кроме компаньонок в небольшом зальчике с огромным пыльным окном в пол пребывали еще пара рабочих, занимающихся побелкой стен.
Модистка захлопнула за собой дверь. Стекла жалостливо запели.
- Женевьеф, в чем дело? - возмутилась Вера, отряхивая уже успевшую осесть на рукав седую пыль.
- Что случилось, что случилось... - перекривляла Веру француженка, - вот, что случилось! - и сунула под нос газетный листок.
Один короткий взгляд на название и Епанчину качнуло. Две знакомые буквы и непостижимая "ер" заставили встрепенуться. Картинки недавнего происшествия на Александровском пустыре проскакали перед глазами табуном диких лошадей.
Трясущимися руками Вера развернула пахнущую типографской краской бумагу.
- Вот! - ткнула аккуратным ноготком модистка в искомую статью.
Научившаяся уже не обращать внимания на "яти" учительница, пробежалась глазами по диагонали. Автор статьи изобличал нечистых на руку служителей закона. На примере инцидента с Епанчиной, журналист, позволивший себе обливать грязью ни в чем не повинную девушку, разглагольствовал на тему "все полицейские продажны", "все государственные чины заодно с криминальными элементами", "все хранители порядка если не кладут себе в карман копейку, то укладывают продажных особ к себе в койку".
От прочитанного защипало глаза.
- Это все неправда... - прошептала Вера, поднимая взгляд и беспомощно опуская руки. - Не было такого... я за Зайку... он его... Женевьеф, за что?
Частое моргание не помогло - слезы перебороли сопротивление и градом посыпались из глаз. Модистка тут же бросилась обниматься и утешать генеральскую дочь.
- Эти журналюги такие хамы, - сердилась на писаку француженка, - они никому покоя не дают. Говорят, что другие продажны! А сами?! Готовы написать восхваляющую поэму за деньги. Все продажны! Все!
Вера мельком глянула на рабочих, безмятежно продолжающих работать на лесах. Заметив озабоченный взгляд подруги, Женевьеф махнула рукой:
- Глухота! Ничего не слышать! - успокоила она Веру. - Главное, чтобы твоя Елена Игнатьевна тебя с места не попросила! А то, знаешь ведь, языки... они и злыми бывают...
Предостережение модистки протрезвило Веру лучше ушата колодезной воды. Она вскинула голову, не задумываясь о последствиях, вытерла руками мокрые дорожки на щеках, платочком провела под ресницами, вытирая остатки расплывшейся туши, расправила плечи.
- Где их редакция? - бормотала себе под нос Епанчина, выискивая заветные строчки.
- Ты что, собралась в газету идти?! - Женевьеф отшатнулась от компаньонки.
- Да! Ты со мной?
Отказать было сложно. Столько решительности во взгляде! Женевьеф кивнула.
- Только сначала переодеться надо, - модистка кинула короткий взгляд на сиреневое одеяние с широким подолом. - Что-то более строгое.
Вера была абсолютно согласна. Посему решили, что сначала в салон, потом в гимназию.
Умные люди говорят: у вас не будет второго шанса произвести первое впечатление. Вера в это искренне верила. Женевьеф, похоже, разделяла эту же точку зрения. И видно, небесам было угодно сделать из компаньонок - подруг. Настоящих.
Завтраки в доме Фальц-Фейнов по обычаю проходили в зимнем саду. Но сегодня выдался настолько приятный во всех отношениях день, что баронесса попросила накрыть на веранде. Кроме спешащего поглотить утренний рацион витаминов Фридриха, за столом, накрытым белой скатертью, заседали Софья Богдановна и Александр.
Втихомолку радуясь за сыновей, царица херсонских степей попивала из маленькой чашечки травяной отвар. Кофе доктор запретил, да и пускай! Степь сполна одаривала своих почитателей лечебными травами, из которых умелые руки и светлые души творили чудесные тонизирующие напитки. Да к тому же, радостью наполненное сердце билось, словно в молодости - баронесса все ждала объявления даты помолвки, а затем и свадьбы. Вот бы дожить до следующей осени...
Александр листал прессу. Скорые телефонные послания ничего срочного не содержали, кроме как информации о первом потомстве лошадей Пржевальского, и те - важнее для Фридриха.
Софья Богдановна потянулась за печеньем, Фридрих активно вытирал салфеткой губы, когда Александр дернулся, подбил стол ногой, да так сильно, что посуда задребезжала, а ложки попадали на пол.
- Саша, что с вами? - забеспокоилась хозяйка заводов, газет, пароходов.
Но сын не ответил. Закусив губу от напряжения, подавшись вперед, он прыгал взглядом со строки на строку, глаза его становились все больше, щеки вспыхнули багрянцем.
- Александр! - баронесса повысила голос. - Потрудитесь объяснить...
Договорить хозяйка дома не успела - молодой барон бросил газету на стол, накрыв добрую половину блюд, вскочил, опрокидывая стул, и понесся в дом, на ходу отдавая распоряжение подогнать автомобиль к парадному входу.
Удивленная поначалу баронесса сидела с открытым ртом. Такого неуважения к старшему поколению никто из семьи Фальц-Фейнов не проявлял с рождения первого ребенка. Затем удивление сменилось замешательством, и уж затем - злостью.
- Фридрих, что там?! - нахмурила брови баронесса, глядя на второго сына.
Животновод-любитель мысленно отблагодарил брата за "подарочек" - строгая мать теперь будет отыгрываться на Фридрихе, знающем не более ее самой.
Однако Александра не смущали ни мысленные проклятия, адресованные братом, ни гнев строгой, но справедливой матери. Он на всех парах мчался в город. В редакцию провокационной газеты "Югъ". Александр был уверен: новый редактор, как и полдесятка предыдущих, долго не задержится на посту.
Опубликовать подобный материал без доказательств, очернить незнакомого человека, тем более - девушку! И не побоялся назвать настоящее имя генеральской дочери! Не испугался отцовского гнева!
А Залесский? Фальц-Фейн был уверен: по прибытию в редакцию он обязательно застанет доброго знакомого в гостях у редактора "Юга", а то может, и не застанет. Что будет еще лучше - успеет набить морду писаке до приезда полиции.
Бурная фантазия и праведный гнев нарисовали перед глазами кровавую картину разборок. И так красочно нарисовали, что Александр сам себя испугался. Ударил по тормозам - машину занесло.
Когда поднятая машиной дорожная пыль улеглась, а морщины на лбах нахмуренных людей в поле разгладились, барон смог взять себя в руки. Где ж это видано, чтобы достопочтенный господин опускался до уличной драки? Конечно, и в Александре живет дикарь, однако держать свою животную сущность в узде удавалось при любых обстоятельствах. Что же изменилось в этот раз? Женщина? Их было много, но ни одна не смогла бы стать достойной подобной жертвы. Честь превыше всего...
- Дьявол! - Александр стукнул по рулю. Как же все-таки хотелось набить морду! И именно за Веру. За женщину, которая не достойна... или все же достойна?
