Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

Но Мэрилин неправильно поняла действия Джоджо. Ее рука вновь скользнула по его бедрам и залезла между ног.

На сей раз это его не возбудило. Он только обнял девушку покрепче и прошептал ей в ухо:

– Знаешь, что я тебе скажу? Ты на самом деле хорошая. Зачем тебе это нужно?

– Нужно – что? – так же шепотом спросила она.

– Ну… – Он не знал, как получше сформулировать это в словах. – Зачем… зачем тебе нужно быть милой и сразу на все готовой с таким типом, как я? Быть… доступной и все такое? Ты же меня совсем не знаешь. А эта девчонка – она тоже совсем не знает Майка.

– Ты что – серьезно не понимаешь? – По ее тону Джоджо понял, что Мэрилин воспринимает его слова как прикол и ищет в них какой-то подвох.

– Ну… да. Зачем?

– На самом деле не понимаешь?

– Нет.

– Ты же звезда. – Эти слова прозвучали как нечто само собой разумеющееся.

– Ну и что с того?

– Каждая девчонка хочет переспать… потрахаться… со звездой. – Она произнесла это с той же искренней и милой интонацией, с которой говорила с ним все время. – А любая, кто говорит, что ей этого не хочется, просто врет. Любая.

Джоджо как ни пытался, так и не смог придумать, что на это ответить.

– Любая и каждая, – через пару секунд добавила она.

Утром Мэрилин исчезла. У Джоджо было чувство, что он противен сам себе.

Пара громкоговорителей разносила слова оратора во всю длину и ширину Главного двора.

– Подумайте… подумайте об этом!.. понимаете?… Подумайте об этом хорошенько… Неужели свобода самовыражения распространяется только на общепринятые формы самовыражения? Уж не в этом ли состоит тайный смысл послания, которое университет адресует всем нам? Оно зашифровано лишь потому, что кое у кого не хватает духу выйти и сказать об этом прямо! Это был бы по крайней мере естественный поступок! Или я должен сказать – натуральный?

Этот перл остроумия даже вызвал в толпе несколько смешков. Оратор воодушевился.

– Почему писателям-натуралам позволено описывать гетеросексуальные контакты, прибегая при этом не только к прозрачным намекам, но и к прямолинейным образам? Почему им позволено описывать смазывающий секрет, выделяемый влагалищными протоками, и называть его «соком любви» – да, так они его называют: «сок любви», – а когда герой утыкается мордой в этот сочный фрукт, это называется романтической страстью?…

Смотри-ка, опять смеются. Рэнди имеет успех. Да, на хлипкой самодельной трибуне, держащейся на честном слове, установленной у главного входа в башню библиотеки, на том самом месте, с которого ректор, президенты, кандидаты в президенты и разные меценаты произносили свои речи при вручении дипломов или на церемонии посвящения в студенты, сегодня стоял Рэнди Гроссман – та-акой симпатичный и вовсе даже не пра-а-ативный. На митинг собралась толпа человек в четыреста – или даже в пятьсот? Все как один в голубых джинсах, они стояли на лужайке лицом к Рэнди. Организаторы Дня солидарности натуралов с геями попросили всю сочувствующую публику надеть в этот день голубые джинсы – в знак поддержки борьбы за права геев. Эдам тоже был в голубых джинсах. Более того, он стоял перед трибуной, футов на десять ниже, чем был установлен микрофон, и держал в руках закрепленный на свежей сосновой жерди самодельный плакат. Таких активистов, считая самого Эдама, набралось человек десять. На его плакате значилось:

В общем, докатился: стал оруженосцем при Рэнди Гроссмане. Время от времени Эдам ловил себя на мысли, что пытается опустить плакат пониже, чтобы прикрыть лицо.

– Но что мы слышим, стоит кому-то из нас начертать мелом на одной из священных дорожек Дьюпонта короткое послание миру? В этом послании нет ничего оскорбительного для тех, кто желает выразить свои гетеросексуальные чувства! Да, мы пишем и рисуем, как мы играем в эскимо, как парень берет в рот кубик льда, а затем – просто берет в рот, и как он массирует вашу простату двумя пальцами – и какую бурю протеста вызывают эти невинные рисунки у невежественных, ограниченных окружающих! Чем же это хуже бесконечно тиражируемого в изобразительном искусстве и литературе образа натурала, уткнувшегося физиономией в этот самый сочный фрукт и лижущего выделяемые телом жидкости, получая при этом перорально все известные науке бактерии и вирусы, передающиеся половым путем, а также и струи мочи?

Что ж, Рэнди действительно был в ударе: его гневные обличительные прибаутки публика встретила воплями, смехом, свистом и улюлюканьем – а Эдам тем временем в глубине души мечтал о том, чтобы провалиться сквозь землю. Вот бы разошлись прямо сейчас плиты, которыми вымощена площадка перед библиотекой, и… Впрочем, морально, да и политически он считал себя просто обязанным участвовать в этом мероприятии. Умом Эдам прекрасно понимал, что делает правое дело и выступает в благородной роли незаинтересованного участника митинга. Его участие было тем более ценным, что сам он (слава Богу) к тем, чьи права сегодня защищали на митинге, не относился. Еще чего не хватало! Стоп. Как бы не проговориться. Общественное движение под названием «Кулак геев и лесбиянок» в лице Рэнди, как одного из своих активистов, в очередной раз призвало всю прогрессивную общественность кампуса, студентов, преподавателей, администрацию, сотрудников присоединиться к Дню солидарности натуралов с геями под лозунгом «Эгей, натурал, ты в натуре тоже гей». Одной из целей этой демонстрации было стремление к тому, чтобы никто, ни один самый ограниченный и агрессивный гомофоб не мог больше разделять общество по признаку сексуальной ориентации и презрительно говорить о представителях сексуальных меньшинств «они» или «эти». Что ж, прогрессивная цель, преследуемая кем бы то ни было, является прогрессивной для всей прогрессивной общественности, к которой Эдам, вне всяких сомнений, относил и себя. Не важно, за что бороться, важно раскручивать маховик борьбы – раскручивать до такой степени, чтобы потом уже никто не мог сопротивляться накопленной в нем энергии. В итоге Рэнди припер его и Эдгара к стенке в офисе «Вэйв» и потребовал от них не просто молчаливой поддержки, но и непосредственного участия в акции. Выкрутиться не было никакой возможности. Вот и пришлось переться сюда, на площадь перед библиотекой, на то самое место, где обычно проводятся самые важные церемониальные мероприятия университета, и стоять тут не только на виду у всех, но и под прицелом телевизионщиков – Эдам видел красные огоньки на телекамерах, и ему казалось, что это не сигнальные лампочки, означающие, что камера включена, а какие-то лазерные прицелы, направленные прямо на него. Да и в любом случае, даже если главной их целью является не он, не попасть в кадр будет невозможно.

– …Можете называть это граффити, если вам так нравится. Мы не возражаем. – Разогретый аплодисментами и смехом, Рэнди продолжал бубнить в плотно прижатый к губам микрофон, изо всех сил стараясь походить на Джесси Джексона[37] или кого-нибудь в этом роде. – Но граффити – это тоже произведение искусства, а уничтожение произведений искусства – это вандализм. Как же могло случиться, что в нашем университете руками каких-то дремучих варваров был совершен акт вандализма по отношению к одному из величайших за всю историю Дьюпонта произведений искусства каллиграфии…

«Надо же, как разошелся, – думал Эдам, глядя на Рэнди. – Прямо от микрофона не оттащишь… Стоит, ручками машет – ну что ты будешь делать? И откуда только у него эти жесты? Ручками машет, а локти прижаты к бокам…» Нет, конечно, ничего страшного в том, что парень жестикулирует, как женщина… жесты, походку, вообще язык тела не следует так категорически разделять на мужские и женские… особенно если уж ты согласился прийти на митинг в защиту сексуальных меньшинств… но Рэнди действительно жестикулировал, как баба, если говорить начистоту, и наверняка все сотни собравшихся на Главном дворе обратили на это внимание. А ведь его не только здесь увидят и услышат. Запись его речи будут прокручивать не только в разных там клубах секс-меньшинств… их ведь и по ящику покажут… и сколько тысяч людей его увидит?… или даже миллионов?… может, и по национальной телесети покажут?… но они ведь вроде не имеют права транслировать в эфир всякие разглагольствования насчет фелляции и куннилингуса? Хотя черт его знает, может быть, уже и имеют? Вот кадры с плакатом Камиллы уж точно вырежут тут сомнений быть не может. Камилла, естественно, стояла в первом ряду митингующих с таким же, как у Эдама, транспарантом. Таким же он был по исполнению (судя по всему, организаторы митинга заказали все плакаты одному изготовителю, который выполнил все надписи одинаковым шрифтом), но, слава Богу, не по содержанию. Текст своего лозунга она явно придумала сама Трудно было представить, что в Дьюпонте и его окрестностях найдется кто-либо еще, способный сочинить такие цветистые полиморфные образы: «ХРЕН В РОТ! ХРЕН В ЗАД! ХРЕН ВЕЗДЕ! ТРАХАЙ ВСЕ, ЧТО ШЕВЕЛИТСЯ! ТРАХАЙ, КАК ТЕБЕ НРАВИТСЯ!» Ну уж такую похабень ни в одних новостях, ясное дело, показывать не станут. Но вот то, что тысячи или даже миллионы телезрителей увидят Рэнди, женственно вскидывающего ручки, это точно…