Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс
Тем временем в мозгу самого Эдама, особенно в вышеупомянутой зоне Вернике, мысли просто бурлили; одной из этих мыслей почему-то было наблюдение, что у нее совсем уже исчез провинциальный, если не сказать – деревенский акцент.
– Не волнуйся, милая, – заявил он. – Я здесь, с тобой, и я останусь с тобой.
Шарлотта тем временем перестала плакать, ослабила свою хватку и выпрямилась.
– Эдам, Эдам, Эдам, – сказала она, качая головой в восхищенном изумлении, – я даже не знаю, как тебя отблагодарить…
«Ага, вот оно!»
– …За все, что ты сделал. Мне так плохо, и я так устала. – Пауза. – Ты вроде бы говорил, что у тебя есть матрас?
– Я сейчас его достану, только ты на нем спать не будешь. Ты же моя гостья и ляжешь на кровати. Я только перестелю белье, и…
– Нет…
– Никаких «нет», Шарлотта. В конце концов, это моя квартира, и я буду делать то, что считаю нужным.
– Ну пожалуйста, не надо из-за меня…
– Я тебе говорю: я буду делать то, что считаю нужным.
Гостья уступила и, опустив голову, смиренно кивнула. Потом снова подняла глаза, такие большие и лучистые; казалось, ей просто не оторвать взгляд от этого мужественного и благородного человека. Его радостное возбуждение росло, росло, росло, росло, росло…
– А где у тебя ванная?
Что ж, рано или поздно этот вопрос должен был прозвучать. Эдам напрягся. А ведь эта чертова ванная там, в общем холле. Одна на четверых. Собравшись с духом, он постарался как можно более непринужденно набросать перед Шарлоттой общий план своего дома и важнейший внутренний маршрут.
– Выходишь за дверь, – с этими словами Эдам кивнул в сторону торцевой крышки своего пенала, – и там, сразу налево? Первая дверь? – Можно было сделать еще пару уточняющих замечаний, но он вдруг запнулся. Ну вот, этого еще не хватало. Он вдруг понял, что стал говорить, как раньше Шарлотта, на нервной почве превращая утвердительные предложения в вопросительные.
Самой же Шарлотте, судя по всему, было глубоко наплевать на внезапно возникшие «географические» особенности его произношения. Такие мелочи ее давно уже не волновали.
– Да-а-а… и дверь в ванную лучше закрывать, пока ты там? На всякий случай?
Не успела Шарлотта скрыться за дверью, как Эдам судорожно бросился наводить хотя бы видимость порядка. Первым делом он перестелил постель, сменив белье. Грязное постельное белье вместе с валявшимися на кровати предметами одежды он скинул прямо на пол. Тем временем в его мозгу и по всей его нервной системе пробегали в разные стороны как синаптические, так и дендритические группы импульсов, причем все это происходило одновременно. Он чувствовал, что вконец запутался. Ну что, спрашивается делать дальше? Нужно ли проявлять инициативу, и если да, то в каких пределах?
К тому моменту, как Шарлотта вернулась, Эдам так ничего и не придумал. Услышав звук открываемой двери, он обернулся и просто онемел от изумления: Шарлотта улыбалась ему – нежно, робко и в то же время так очаровательно! Она опять подошла к нему вплотную, снова обняла его обеими руками, прижалась щекой к его груди – и он непроизвольно, но пылко сам обнял ее. Через секунду Эдам, все так же не понимая, что делает, подался вперед нижней частью тела, по всей видимости, рассчитывая, что ему удастся прижаться к ней лобком и бедрами, вот только… почему-то ничего не произошло. Шарлотта то ли случайно, то ли намеренно успела податься назад.
– Ой, Эдам, Эдам, Эдам, – сказала она, и объект ее восхищения почувствовал, как шевелятся ее челюстные мышцы под прижатой к его груди щекой. – Когда-нибудь я смогу объяснить тебе… найду слова, чтобы объяснить… Знаешь, вчера ночью я молилась. Я просила Бога, чтобы он прибрал мою душу. Но я не смогла уснуть, а Бог присылает своих ангелов только за душами спящих. Ты такой хороший человек, Эдам. Я уверена, ты никогда в жизни не сделаешь ничего такого, из-за чего не сможешь спать…
– Ш-ш-ш-ш. Перестань, Шарлотта, хватит заниматься самобичеванием. Ты же ничего плохого не сделала! Это с тобой поступили плохо – вот и вся разница.
Шарлотта опустила руки и чуть отодвинулась. Однако сам Эдам при этом не стал убирать ладони с ее плеч, и они стояли, глядя друг на друга. Вот он, самый подходящий момент для поцелуя – долгого и страстного; но только во взгляде Шарлотты он не мог прочесть призывного «вот мои губы, поцелуй меня». Напротив, она покачала головой.
– Извини, Эдам, – сказала она. – Я не хотела… Нельзя же в конце концов рассчитывать, что другие люди…
– Ну что за глупости.
– Как жаль, мне просто не хватает слов, чтобы объяснить все, что со мной происходит. Понимаешь, я ведь была… просто в отчаянии, Эдам. Ты вытащил меня… прямо с края пропасти. Слава Богу, что я ударила дверью тебя, а не кого-то другого. – Последние слова Шарлотта произнесла с улыбкой… с едва заметной улыбкой.
– Ну, тогда нам, наверно, стоит обоим поблагодарить за это Бога, – сказал Эдам. Он очень рассчитывал, что эта фраза послужит прозрачным намеком, не понять который не сможет даже Шарлотта, даже сегодня, даже в ее нынешнем состоянии.
Девушка действительно посмотрела ему в глаза – если не с подозрением, то, по крайней мере, с пристальным вниманием.
– Мне надо попробовать поспать, – сказала она, бросив взгляд в сторону кровати. – Я так устала. И свет выключать не надо. Если хочешь заниматься или… что-то делать, то пожалуйста. Меня это не беспокоит.
«Если хочешь что-то делать, то пожалуйста – меня это не беспокоит?» Эдам воспринял слова Шарлотты как дурной знак. Разжав объятия, он поклонился ей и жестом обеих рук показал на кровать, словно в шутку представляя своей даме столь важный предмет мебели.
– Конечно, разумеется! Ваша постель ждет вас.
Шарлотта явно не была намерена вникать в тонкую иронию собеседника и уж тем более читать намеки разной степени прозрачности. Она повернулась, подошла к кровати и забралась под одеяло прямо в чем была, не раздеваясь, а потом укрылась с головой.
Чуть раздосадованный таким оборотом дела Эдам стал вытаскивать из-под кровати тот самый запасной матрасик. Обтянутый тканью кусок поролона оказался покрыт толстым слоем пыли. Эдам посчитал возможным мысленно попенять Шарлотте на то, что она согласилась получить кровать в свое единоличное пользование, не заставив слишком долго себя уговаривать. Отказалась один раз для проформы – и все.
Не глядя на гостью, он стал прикидывать, как лучше расположить запасное спальное место. Вдруг с кровати донесся слабый голос:
– Эдам? О, Эдам, я даже не знаю, как тебя благодарить… ты сегодня просто спас мне жизнь… спас… мне… жизнь, Эдам… Я этого никогда не забу-у-у-у… – всхлипы, – …у-у-уду… О, Эдам, не оставляй меня!
– Все хорошо, Шарлотта, – сказал он. – Я здесь. Попытайся уснуть. – К своему удивлению, эти слова он произнес не так тепло и нежно, как следовало бы.
Обмахнув пыль с матраса, Эдам положил его на пол, бросил на него пару старых драных одеял, свернул… нет, не свернул, а скомкал свою чертову куртку, сделав из нее подушку, выключил чертов свет, в темноте разделся до трусов и футболки, лег на чертов матрас и, издав тяжелый, по-собачьи глубокий вздох, погрузился в сон…
Клиника! Почет и уважение пациенток! Несчастные анорексичные девушки – бледные, костлявые, почти лишенные какого-либо намека на существование молочных желез, – и все они тянутся к нему белыми, как бумага, тощими руками с длинными тонкими пальцами… Прямо перед ним – бледная, мертвенно-бледная дистрофичка, у которой по неведомой причине образовался животик: не то округлость, не то припухлость размером с небольшую дыньку. Она спрашивает: почему? Почему? Почему? Все очень просто, отвечает почтенный консультант, – и это он! Вы начали есть, и ваше тело накапливает жир в том месте, где он всегда скапливается быстрее всего, то есть – в области живота. Красивая девушка, стоящая у него за спиной, – он не видит ее, но почему-то знает, что она красивая, – говорит негромким, мягким голосом:
– Но это ведь не так, Эдам… Эдам?… Эдам?… Эдам!.. Эдам!..
Он проснулся в темноте.
– Эдам! – с отчаянной тоской повторил тот же голос. Постепенно возвращаясь из бездонных глубин сна в реальность, он понял, что это Шарлотта, и она лежит на его кровати, а он на полу, на запасном матрасе.
– Эдам!
– Что такое?
– Я… не… знаю… что происходит! – Она словно выдавливала из себя слова по одному. – Пожалуйста, обними меня! Пожалуйста, обними меня!
А сколько времени? Темно – хоть глаз выколи, который час – вообще непонятно. Он откинул одеяла и, привстав на матрасе, наклонился к кровати. Как только он коснулся постели, то сразу почувствовал, что она дрожит от рыданий Шарлотты.
– Ну, что случилось?
– Я не… знаю… Обними меня… Эдам.
Шарлотта лежала на боку лицом к нему. Это он сумел разобрать даже в темноте. Наклонившись, он просунул руку под ее шею, а второй обнял ее за плечи. Девушку трясло, как в лихорадке.
