Екатерина Мурашова - Одно чудо на всю жизнь
— Я вообще-то не о Савельеве пришёл говорить. Хотя и о нём тоже… Ты знаешь, что его избили в электричке?
— Конечно, знаю. Это ужасно! Витя — тихий, интеллигентный мальчик. Кому он мог помешать?! А ты говоришь — спецшколы! Ясно, что эту шваль, которая напала на наших детей, выпускают не гимназии…
— Скажи, Ксюша, а ты никогда не задумывалась над тем, что если хороших интеллигентных Вить сразу отбирают в хорошие интеллигентные спецшколы, то оставшимся в обычных, дворовых школах просто не по кому себя мерить? Туда же, в дворовые школы, идут учителя рангом похуже, которые не смогли устроиться в школы хорошие. Они все меряются друг по другу, и получается та самая шпана… А мы потом сокрушаемся: откуда что взялось?!
— Ну конечно, обвини теперь во всём спецшколы…
— А как ты думаешь, что они там делали вечером, за городом, в электричке?
— Кто? А, твои дети? Не знаю, может, гулять поехали?
— Ксюша, эти дети не ездят по вечерам гулять за город. Они и во дворах не гуляют. Они после школы вообще практически не встречаются. Они даже заболевшим товарищам уроки домой не носят. Это другая генерация, Ксюша.
— И что же ты полагаешь? Что они сами говорят?
— Они врут. И даже не скрывают, что врут. И мне не нравится, что я не знаю, что происходит. Потому что было ещё и исчезновение Мезенцевой. Помнишь, милиция ночью звонила?
— Да, да…
— И тоже никто так и не понял, где она была. И все они стали по-другому себя вести. Я не могу это объяснить, я это чувствую. Они были все по отдельности, как раковины в море. Сидят рядом на дне или на парте, но каждый в своей скорлупке, никому дела до другого нет. А сейчас они собираются группками, что-то обсуждают, ругаются, мирятся, орут друг на друга, записки на уроке передают. Они словно впервые друг друга увидели… Знаешь, мне кажется, что у них появилась какая-то общая тайна…
— Максим, не пугай меня. Какая такая тайна у семиклассников?!
— Не знаю. Но очень хотел бы знать…
Никита сидел верхом на невысоком чугунном заборе, держась за решётку странновато вывернутыми ступнями. По бокам, словно копируя его позу, расположились Лилька и Маринка. Все трое напоминали древнеегипетскую фреску. Вокруг стояло с десяток пацанов из седьмого «А».
— Ну, чего тут думать! — рубанул воздух Баобаб. — Будем по очереди ездить, девчонок охранять, и Витька. Надо значит надо.
— Может, правда, переправить её куда? У тёти Софы домик был под Вырицей, — вспомнил Лёвушка, черноволосый и носатый, со слегка выгнутой назад шеей. — Я могу узнать, у кого ключи, и попробовать…
— Не пойдёт! — с досадой возразил Никита. — Новые сведения появились. Теперь получается, что Маринкина дача — идеальное место. Смотрите: в газете «Озерские ведомости» за двадцать пятое сентября пишут про «тёмное тело сферической формы, которое несколько десятков наблюдателей видели в 17 часов 30 минут в северо-западной части неба». В питерской газете «Тайны вокруг нас»… вот… «корабль инопланетян передвигался прыжками. Пока озерчане, раскрыв рот, наблюдали за его конвульсивными движениями, известный озерский уфолог[59] Николай Афонькин лихорадочно нажимал на спуск фотоаппарата. Увы! В 17.35 загадочный объект (наши эксперты полагают, что это был потерпевший аварию инопланетный корабль) скрылся за лесом, а плёнка оказалась засвечена!» Альберт, Варенец, скажите народу, что у вас?
— Не надо нам сюда соваться, вот что я скажу, — мрачно пробурчал Варенец, высокий и сутулый. — Сунемся — нахлебаемся по самую макушку. Надо сдать эту девчонку куда следует, и пусть там разбираются…
— И куда же, по-твоему, следует её сдать? — издевательски переспросила Маринка. От её голоса длинный и угрюмый Варенец почему-то сжался, стал ещё более сутулым. — Куда?! В милицию? В больницу? В КГБ? Или, может, отдать её известному уфологу Афонькину?! Пусть он её исследует! А? Между прочим, Аи живой человек, а не сумка с документами и не программа компьютерная! Математики хреновы!
— Да я так… так просто предложил… Я же ничего… — пробормотал Варенец.
— Мы посмотрели в сети, что могли, — перехватил инициативу Альберт. — Кроме того, что нарыл Никита, есть ещё страничка этого уфолога, там чепуха одна. И ещё — это может быть важно. Один чувак в чате (тоже математик, ролевик[60]) посчитал по данным Афонькина траекторию, получилось, что этот корабль приземлился где-то в двадцати километрах от Озерска. Ролевики собираются объединиться с уфологами и весной съездить, поискать. Что для нас интересно? Если в двадцати километрах — значит, он не взорвался, а сел. Это ясно?
— А что такое уфологи? — спросила Лилька.
— Это которые инопланетян ищут. Или уже нашли, — снисходительно объяснил Альберт.
— Ага! Значит, если корабль сел, этот её брат или не пойми кто, скорее всего, жив и будет девчонку искать, так? — уточнил Баобаб.
— Естественно, — подтвердил Никита. — Поэтому чем ближе будет Аи к месту посадки, тем лучше.
— Так она что, вправду инопланетянка?!! — Лилька вдруг закатила глаза, прижала ладони к щекам и чуть не свалилась с забора. Никита, держась одной рукой, поймал её за шиворот. — Так чего же мы молчим-то?!
— Заткнись! — внушительно сказал Баобаб и поднёс огромный кулак прямо к курносому носу Лильки. — Если хоть полсловечка кому брякнешь, я тебя, холера ясна, по пояс в землю урою. Вниз головой. Поняла?!
Лилька, потеряв от страха дар речи, мелко затрясла головой.
Требовалось успокоиться. Срочно. Потому что две ночи без сна — это много. Настолько много, что голова уже почти ничего не соображает и воспринимается, как горшок с кашей, забытый на плечах, как на полке. Была какая-то сказка про горшочек с кашей, из которого эта каша всё лезла и лезла, и никто не мог её остановить. В сказке нужно было сказать какие-то заветные слова… А, вот: горшочек, не вари! Горшочек, не вари!
Всё равно варит. Совершенно невозможно не думать. Мама с её педагогическими мыслями и вопросами: «Что ты там делал?» — «На лыжах катался» — «На каких лыжах?! У тебя же нет лыж! Ты на них никогда не катался!» — «Мы взяли в прокате». — «Я знаю, ты мне врёшь! Что вы там делали?!»
Горшочек, не вари! Они так договорились — говорить всем одно и то же, чтобы не поймали. Получилась глупость, но менять показания нельзя — так сказал Никита. Неужели трудно понять, что если человек говорит сто раз одно и то же, значит, ничего другого он говорить не хочет. Или не может. Мама не понимает. Папа, кажется, понял, потому что отстал почти сразу и только смотрит из своего компьютерного угла, поблескивая очками. Когда думает, что Витёк спит. Но Витёк не может заснуть и только делает вид, что спит, чтобы папа не догадался и не попробовал с Витьком поговорить. Потому что говорить с папой ему не о чем. Аи не вписывается ни в какой алгоритм, и Капризка не вписывается, и парни из электрички, и вообще никто… Только задачи из учебника… Горшочек, не вари!
Может быть, задачи как раз помогут? Всегда помогали. Когда ссорился или когда обижали, когда оказывался самым слабым на физкультуре или самым трусливым во дворе. Может, помогут и сейчас? Только надо с кем-то говорить, иначе проклятый горшочек не даст настроиться, так и будет варить свою проклятую горькую кашу…
Витёк достал с полки свой любимый учебник Сканави[61] (для поступающих на математические факультеты университетов), выбрал раздел «комбинаторика», с сожалением пролистнул самые трудные группы «Б» и «В» (их Альберту не потянуть, только разозлится), выбрал длинную, запутанную задачу из группы «А». По памяти набрал номер. Только бы Альберт не сидел в интернете…
— Альберт? Ты? Привет, это Витёк. Занят? Давай задачку порешаем? Ну конечно, пользуйся чем хочешь… Варенцу не звонил. Мне оторваться надо, а ему такую не потянуть. Он комбинаторику не освоил ещё… У Лёвушки сегодня концерт в Капелле, ты что, не слышал, как он девчонкам хвастался? Хорошо. Записывай условие: «На книжной полке находятся книги по математике и логике — всего 20 штук. Показать, что наибольшее количество вариантов комплекта, содержащего 5 книг по математике и 5 книг по логике, возможно в том случае…»
Альберт отключился. Время пошло. Сосредоточившись, Витёк зажал зубами колпачок ручки и уставился на листок. Каша в горшочке подуспокоилась и мерно побулькивала.
Ситуация складывалась забавная. Дело в том, что Витёк Савельев как раз и был математическим гением, самым способным математиком не только седьмого «А», но, возможно, и всей математической гимназии. Но никто, в том числе и сам Витёк, об этом даже не подозревал. На уроках математики Витёк никогда не поднимал руки (он не понимал, зачем терять время, если можно решать задачи). Каждую задачу он решал многими способами, а потом выбирал среди них тот, который больше всего напоминал объяснения учительницы. Его Витёк и записывал в тетрадку. Курс средней школы (естественно, речь шла только об алгебре и геометрии) Витёк освоил практически полностью и сейчас осторожно подбирался к высшей математике. Выставлять напоказ свои способности или рассказывать о них Витьку просто не приходило в голову. Его считали середнячком и в олимпиадах участвовать не предлагали, да он и сам не рвался. Впрочем, потом он забирал у Альберта условия всех олимпиадных задач и с удовольствием их решал. Альберту, с которым они иногда решали задачки на пару, наперегонки, Витёк всегда давал приличную фору. Альберт об этом не догадывался и считал Витька математиком равным себе по силе, только тормозным и слишком застенчивым. Варенец, возможно, догадывался обо всём, но молчал из каких-то своих соображений. Лёвушку Райтерштерна — половину математического гения, по характеристике директора школы, — такие вещи вообще не заботили. Лёвушка мечтал стать скрипачом-виртуозом, как Паганини, учился в музыкальной школе и считал собственные математические способности скорее помехой, чем подмогой в будущей жизни. При этом математиком Лёвушка был более талантливым, чем музыкантом, и об этом знали все окружающие Лёвушку люди. Кроме него самого. Лёвушка обладал счастливой особенностью: замечал в жизни только то, что хотел замечать. Остальное для него как бы не существовало.
