Наталья Нестерова - Позвони в мою дверь
От второй подушки он увернулся, и она врезалась в косяк двери.
Баня стояла метрах в ста от дома. Из парной мужчины выскакивали на улицу и обтирались снегом. Женщины подглядывали из-за занавесок.
Несмотря на сумерки, они рассмотрели, что у Потапова узковаты плечи, а у Петрова ноги коротковаты в сравнении с туловищем. К фигуре Сережи придраться не смогли.
После ужина Потапыч, Людмила, Петров и Сережа играли в покер. Маша сидела рядом с мужем, тесно к нему прижавшись. Зина рядом с Петровым. Она к нему не прислонялась, но натурально изображала огорчение, когда у него были хорошие карты, или тайную радость, когда карты никуда не годились. Петров блефовал напропалую. Иногда Зина меняла тактику и актерствовала в точном соответствии с набором петровских карт. Народ терялся и проигрывал. В итоге Петров основательно почистил карманы своих партнеров.
— По справедливости, — сказала Людмила, вставая из-за стола, — половина выигрыша принадлежит Зине. Вы нас ловко провели, дуэт шулерский.
— Согласен, — сказал Петров и протянул Зине пачку денег.
Зина не стала ломаться, небрежно взяла деньги, потрясла ими в воздухе и заявила:
— Если кому-нибудь еще понадобится подсадная утка, обращайтесь без стеснения. Такса у меня небольшая, аппетит умеренный, только выпивку, как вы знаете, надо держать подальше.
Они собирались уехать в понедельник после завтрака, но поддались уговорам Людмилы и задержались. Отправились катать детей на санках.
Зина и Маша, беседуя, немного отстали от основной группы. Маша расспрашивала Зину о том, как ей удается воспитывать двоих детей.
— Не представляю, — говорила Маша, — у меня одна Анька, родители помогают, и все равно хлопот не оберешься. Денег на дочку уходит — прорва.
— Сейчас уже проще, — отвечала Зина. — Первые полгода, конечно, лихо пришлось. Мне кажется, я постарела сразу на десять лет.
— Не кокетничай, тебе и двадцати не дашь.
— Мерси. Но если, как говорят, женщина выглядит на столько, на сколько себя ощущает, то мне перевалило за сорок. Приближаюсь к возрасту моей мамы.
— А твоя мама?
— Родители погибли в авиакатастрофе пять лет назад.
— Какой ужас! Я тебе страшно сочувствую.
Маша избегала вопросов о муже Зины, ведь она приехала с Петровым. А сама Зина, думая о маме, вернулась к разговору об испытаниях, которые выпадают на долю женщин.
— Мама собирала мемуары наших эмигрантов, — рассказывала Зина, — белогвардейскую литературу, как папа ее называл. Я читала эти книги, и у меня сложилось впечатление, что всех русских аристократок, оказавшихся за границей или оставшихся на родине, можно разделить на две группы. Первые — те, кто был совершенно не способен принять новый, нищенский образ жизни. Они кончали жизнь самоубийством, погружались в меланхолии либо шли на панель, в содержанки. Вторым благородное воспитание не мешало подметать пол, штопать носки и варить борщи. Они научились считать копейки и работали в советских конторах.
Не хочу сказать, что до гибели родителей мы в золоте купались. Но жили лучше многих — определенно. У меня никогда не было проблемы купить туфли, была проблема найти туфли к новой сумочке. Я тебя не заговорила?
— Что ты, — возразила Маша, — мне интересно.
— Я терпеть не могу, когда знакомые девицы из прежнего полусвета стенают по былому благополучию. Наверное, потому, что сама отношусь к натурам неутонченным, которые прокладывают дорогу вперед со шваброй в руках.
— У меня было совсем другое детство, — делилась Маша. — В садике пятидневка, в школе продленка, летом три смены пионерлагеря. Родителей почти не видела. Зато я выросла самостоятельной — могу сдачи дать, укусить, рявкнуть и умею работать с людьми.
Боюсь, что Аньку мне родители испортят. Но, судя потому, что ты рассказала, все зависит от натуры.
* * *Пока мужчины катали по лесу детей, Людмила и девушки затеяли лепить снеговиков на опушке. Когда баба снежная классическая была почти готова, Людмила возмутилась:
— Она на меня похожа!
Зина взяла детскую лопаточку, отсекла лишнее, и снеговик превратился в карикатуру Петрова.
— Лепим Сергея и Потапыча, — решила Людмила.
Они с дочерью готовили материал — катали шары из снега, а Зина ваяла.
— Ох, ждите мужского гнева, — предсказывала она.
Три фигуры стыдливо прикрывали руками низ живота. Узнать каждого можно было по характерным деталям: Потапова — по щуплости и дистрофичному рисунку ребер, Сергея — по утрированным бицепсам, Петрова — по кряжистой приземистости и кривоногости. Они были легко узнаваемы, что подтвердила Анечка.
— Папа, деда и дядя, — объявила девочка, показывая ручкой на снежные скульптуры.
— Откуда дотошное знание нашей анатомии? — весело спросил Сергей.
— Мы вчера в бане подглядывали, — призналась Маша.
— Бесстыдницы! — покачал головой Потапов.
Обмениваясь шутливыми упреками, они пошли к дому. Зина вставляла фразы в словесную дуэль между женской и мужской группой, смеялась со всеми и думала о том, как быстро промелькнули два счастливых дня. Настоящий праздник.
Но ведь так и должно быть в нормальной жизни: доброжелательные, остроумные люди, умеющие подтрунивать над собой и друзьями, много детей, и возня с ними никому не в тягость. Иногда завязывается мудреный разговор, и в то же время все легко болтают о житейских мелочах. Удовольствие от физических, спортивных нагрузок соседствует с сибаритством в креслах у камина. В углу на веранде стоит батарея пустых бутылок, но никто не напился, кроме нее, конечно.
Естественная, приятная и интересная жизнь. Но Зина в ней — случайная гостья.
* * *Утомленные прогулкой, дети после обеда заснули. Когда они встали, их снова накормили, в Москву отправились уже в сумерках.
Первыми уехали на стареньких «Жигулях» Маша и Сергей, за ними — Петров с Зиной и детьми.
Потаповы провожали всех у калитки. Махнув последний раз, Людмила со вдохом сказала мужу:
— Потапыч, давай мы с тобой переженимся.
— Как это? — не понял он.
— Разведемся, разъедемся, ты за мной будешь ухаживать, а потом снова поженимся.
— Интересные мысли. Вдруг кто-нибудь прыткий, вроде Петрова, вклинится и уведет тебя?
— А ты не зевай. Да что там Петров. Вы просто все ему завидуете, что он не женат, свободен.
Раздули слухи о его любовных похождениях. Он тоже надувает щеки, а на самом деле никакой он не бабник. Скорее комплексующий романтик.
Прынцессу мечтал встретить. Вот и встретил.
— Откуда сарказм? По-моему, вполне симпатичная женщина. И относится к нему нормально.
— Вот именно, нормально. Она, Потапыч, боится его полюбить.
— Почему?
— Муж, долг и прочая ерунда.
— С каких пор муж стал ерундой?
— Несчастлива она замужем. Это как клеймо на лбу, не спрячешь. Знаешь, сколько я таких трусливых видела? Сидит за дураком мужем, как за частоколом. Из щели на других, нормальных мужиков посматривает. Те даже пальцем манят к себе, уговаривают. Она — нет, неможно моего убогонького бросить. Петрова жалко.
— Ты все-таки к нему неравнодушна! И твое знание жизни меня настораживает. Пережениться!
Выдумала! Нет, я должен разобраться с твоими подозрительными мечтами детально, в соответствующей обстановке.
Потапыч обнял жену за плечи и повел в дом.
Ваня и Саня, в креслицах на заднем сиденье, снова задремали, склонив головки друг к другу.
Зина тоже прикрыла глаза, откинулась на спинку и повернула голову к Петрову. Он думал, что Зина дремлет, но она не спала — смотрела на Петрова.
Его руки уверенно лежали на баранке руля. Сосредоточенное лицо, подсвеченное огоньками приборной доски, время от времени освещалось фарами встречных автомобилей. Тихо звучала музыка.
Зина смотрела на Петрова и пыталась прогнать., слова, которые навязчиво крутились в голове — «желанный мужчина».
Надо думать о чем-то другом. Например, о транспорте. Мужчины во все времена стремились укрощать транспортные средства — коня, парусник, паровоз, автомобиль. Может быть, они инстинктивно чувствовали, что, когда держат в руках уздечку или руль корабля, сосредотачиваются на движении, забывают о женщинах, — в этот момент они и вызывают у женщин потребность завладеть их вниманием и телом гораздо большую, чем когда стоят на коленях, объясняются в любви, поднимают штанги или спасают утопающих. Таким желанным Петров никогда не был. Опять Петров!
Есть ли на подводной лодке Игоря рулевое колесо? Игорь… За три дня она ни разу не вспомнила о муже. Нечего врать себе: грань — думать о Петрове, чтобы не тосковать без мужа, — она давно перешагнула. И сейчас ей хочется, чтобы Павел остановил машину и обнял ее, целовал.
Это безобразно, но страстно хочется. Павел не посмеет к ней прикоснуться. Только попробует — она возмутится. Но хоть бы попробовал!
