Юлия Любимова - Фирменные люди
Подойдя к воротам монастыря, я увидела, что половина церковных палаток уже закрыта. Я взглянула на часики и поняла, что сегодня мне приобрести заветную книгу точно не судьба. Рабочий день монастырских служб кончился.
Несолоно хлебавши я поплелась домой, размышляя о том, когда бы могла повторить этот подвиг и нужен ли он мне вообще.
Ринат позвонил с инспекцией точно на следующий день – и опять не вовремя. Я жутко опаздывала на занятия и бегала по квартире с надкусанным бутербродом в руке, одеваясь и завтракая одновременно. Мечась словно угорелая между ванной, шкафом и прихожей, прыгая перед зеркалом в одном сапоге, я пыталась рассказать ему, что чуть было не приобрела заветную книгу, но удача отвернулась от меня. Заверила его, что сделаю это в самое ближайшее время, пусть он не беспокоится, Евангелие я куплю, прочитаю и нам будет о чем с ним поговорить.
Судя по недовольному пыхтению в трубке, Ринат не очень-то верил моим обещаниям.
– Ничего не достается без труда, – нудил он.
– Угу! – Я наконец-то застегнула молнию на левом сапоге и теперь прыгала в правом.
Рината было не унять.
– Книгу жизни надо читать каждый день – и в принципе ее одной достаточно. Вся современная литература – от лукавого, а семь заповедей, – он тяжело вздохнул, – это же картина мира, истина в последней инстанции и руководство к действию.
Мне даже показалось, что он закрыл глаза, увлекшись своими разглагольствованиями.
– Это же картина мира, истина в последней инстанции и руководство к действию...
Я надела сапоги и открыла входную дверь.
– Извини, Ринатик, больше не могу говорить. Убегаю!
Он пообещал позвонить очень скоро.
Теперь уже некуда было деваться.
Утром в субботу я отправилась выполнять «задание». Но я не купила книгу, потому что стекло в нужной палатке было прикрыто табличкой: «Перерыв 15 мин.», во второй палатке Евангелия не было, в третьей мне сказали, что у них учет.
Евангелие я купила совершенно случайно на выходе из метро.
Глава 3
Главный бухгалтер Вика собиралась в декрет.
Перед уходом она выкрасила волосы в рыжий цвет, и теперь ей очень бы подошло клетчатое кепи с помпоном и огромные ботинки с загнутыми носами – вышла бы колоритная клоунесса с огромным животом вполне приятной наружности.
Последнее время Викуле стало совсем не до работы. Видимо, гормон вышиб из нее весь креативный запал, она бывала в офисе по два-три часа в день, занималась исключительно тем, что подписывала какие-то бумажки, и еще непонятно чем. С производственными проблемами к ней обращаться стало бесполезно. Наша Виктория Геннадьевна всегда была неопределенного большого размера, о сроках ее беременности мы могли только догадываться, сама же она держала рот на замке. Вследствие всего этого она могла уйти в декрет неожиданно, хоть завтра, а зачем человеку, отправляющемуся в декрет, вникать в суть наболевших рабочих проблем? Ему все это, как говорится, уже фиолетово.
Однажды так и случилось. В один прекрасный день, постучавшись к ней в кабинет и не получив ответа, я поняла, что неизбежное свершилось. Нам объявили, что Виктория Геннадьевна в декретном отпуске и будет скорее всего через год.
На следующий день Нина Киприянова представила коллективу новую сотрудницу, которая назвалась незамысловато – Светиком.
Ничего не объясняя, Нина с комфортом расположилась в Викином кабинете, назначив Светика своим заместителем. Коллектив впал в оцепенение. Все еще надеялись, что это ошибка, ведь от таких перемен не ждали ничего хорошего. На всякий случай про Нину никто ничего «такого» не говорил.
Первое время она не высовывалась, сидела на новом месте, как мышь под веником, привыкая к новому кабинету. Наверное, новая начальница прорабатывала возможные варианты работы с подчиненными – от кнута до пряника.
Хорошо зная Нину, я решила, что она, несомненно, испытывает огромное удовлетворение от повышения своего статуса и вряд ли чего-нибудь опасается, взваливая на себя такую огромную ответственность. Она не боялась ошибиться, рассуждая, наверное, что победителей не судят, скорее всего побаивалась, что в прошлом бывшие подружки, а теперь нынешние подчиненные будут злоупотреблять ее добротой и станут попеременно отпрашиваться и «болеть».
Проведя несколько деловых встреч и, видимо, получив одобрение и поддержку от крупных менеджеров, Нина стала держаться гораздо увереннее. В ее голосе появились начальственные нотки, теперь только она решала, что и как. Как говорится: «Есть два мнения по этому вопросу: одно – мое, другое – дурацкое». Оставалось только учтиво ей поддакивать и кивать, соглашаясь со всеми ее выводами и распоряжениями.
Чужое мнение Нине было совершенно до лампочки, как не нужны звезде кинематографа робкие замечания молодого режиссера.
Нина обожала штампованные расхожие фразы, считая их верхом остроумия, особенно любила она цитировать высказывания киногероев, Евгения Петросяна, Аркадия Райкина, а также свою маму. И делала это к месту и не к месту. Она завела манеру, рассказывая о чем-нибудь, вдруг оборачиваться и спрашивать: «Да, Светик?» И, получив неизменно восхищенную улыбку от Светика, продолжала свой спич. Когда у нее было хорошее настроение, она начинала коверкать слова:
– Слюхаю вас унимательно. Вы хто? – И пока посетитель соображал, что бы это значило, она сама себе отвечала: – Он же Гога, он же Жора. – И заканчивала громким смехом: – Ха-ха-ха! Ага! Он же Георгий Иванович... – А когда Георгий Иванович выходил, бесцеремонно объявляла: – Вот такие пид-ражки, Светик! Отправляй ему спиз-док (имея в виду список сотрудников), пусть работает над разблюдовкой (в смысле разбивкой по отделам).
Нина имела личного парикмахера Эдика, к которому была очень привязана. Однажды в обеденный перерыв она продемонстрировала нам подарок, который приобрела для своего «необыкновенного» цирюльника, – игрушечную кошку. Нина разглядела ее в магазине необычных вещиц в «Столешнике», купила, притащила в офис и начала демонстрировать всем без разбору.
Кошка была хоть куда – усы и хвост, как у настоящей. Она спала в овальной коробочке, «дышала» животом и даже чуть слышно урчала. Нина подзывала пробегавших мимо сотрудниц с таинственным видом и со словами: «Идите, что покажу...» – затаскивала несчастных в кабинет. Там она подводила их к коробке и резко, жестом фокусника, снимала крышку. Как правило, девочки делали изумленно шаг назад и восклицали: «Ах!» Нина была на седьмом небе от счастья и радовалась как ребенок.
– Там батарейка? – поинтересовалась я, когда она сунула мне под нос свое приобретение.
– Вовсе нет, – надулась Нина.
Ей, видимо, хотелось, чтобы все решили, что кошка настоящая.
Честно говоря, я не думаю, что мягкие игрушки следует дарить взрослому мужчине, и уж тем более не могу понять, что руководило Нинкой, когда та решила купить такую вещь... Взглянув еще раз на механическое животное, лежащее с закрытыми глазами, мне вдруг показалось, что мурка живая, ее сбила машина и она тихонько подыхает, тяжело дыша животом и изредка мяукая.
Я спросила:
– Сколько стоит?
– Со скидкой тысяча шестьсот.
Я мысленно ахнула, но промолчала. «Влюбилась дуреха, не иначе», – подумала я.
Киприянова иногда рассказывала нам о своих знакомых, часто характеризуя их как людей «необыкновенно добрых и отзывчивых». Она говорила: «Ангельский человечек, душевный!» И в то же время, буквально через полчаса, разозлившись, как обычно, по пустяку на кого-нибудь из менеджеров или даже на свое начальство, она, не стесняясь нашего присутствия, крыла их почем зря, обзывая «бар-р-ранами», «с-суками рваными». Швыряя телефонную трубку, Нинка хрипло визжала: «Ненавижу unprofessional!»
Этот Нинкин «unprofessional» стал ее визитной карточкой, чем-то вроде лейбла на одежде. Она повторяла это чаще, чем «спасибо», и даже, как мне казалось, гордилась этим словом. Я долго не могла привыкнуть к тому, что, если Нинка в данный момент добренькая, шутит и улыбается, значит, жди вскоре беды. Частенько от нее доставалось и случайным людям: продавцам, таксистам или мелким клеркам.
Однажды «Сити-банк» задержал ей выдачу кредита. Банк почему-то тянул с ответом больше месяца вместо обещанных десяти дней. Киприянова рассчитывала на эти деньги и ужасно нервничала, безуспешно пытаясь дозвониться какому-то ответственному лицу в течение нескольких дней, ходила злая, пересказывала всем посетителям бухгалтерии эту нудную историю. Наконец, дозвонившись до кредитного отдела банка и узнав, что решение о выдаче кредита по-прежнему не подписано, она разоралась на весь офис:
– Вы позорите доброе имя своего банка. Что я вижу? (Пауза.) Что случилось с «Сити-банком»? Дела настолько плохи, что вы не можете обслужить своего постоянного клиента в назначенный срок? Да!.. Я ненавижу unprofessional! Ненавижу всеми фибрами своей души!..
