Дэвид Гилмор - Потерянный среди домов
Я снова и снова проигрывал эту часть. В большом пустом доме мне особенно нечего было делать, большинство моих друзей были все еще за городом.
Иногда по вечерам, когда только темнело, я подходил к парадной двери, открывал ее и просто стоял на грустной летней улице, никого вокруг, цвета как будто приглушены. И только огоньки мелькали в окнах, я вдыхал запах озера, над головой мерцали звезды, ветер играл в деревьях, отчего листья издавали чудесный шелестящий звук, и это настраивало меня на особый сентиментальный лад.
Иногда я отправлялся на прогулку по окрестностям босиком, чтобы чувствовать камни под ногами или горячий асфальт. Траву. Я был жаден до ощущений, до вещей, касавшихся меня. Иногда это было так сильно, что я чувствовал, словно выкурил сигарету. Порой меня это даже немного расстраивало.
Около одиннадцати вечера я направлялся на ярмарочную площадь выставки, где работала Скарлет. Она находилась за озером, и я шагал пешком из Поплар-Плейнз, а потом переходил на Батурст и садился в трамвай. Я сидел сзади, глядя на свое отражение в стекле, трамвай трясся по центру города. На расстоянии были видны аллеи, на заднем плане вращались колеса переправы. Я знал, что впереди Скарлет и я скоро ее увижу. Однажды, сидя вот так в трамвае, я попытался представить, что мне не к кому ехать, и подумал: одним прекрасным вечером ты будешь сидеть в трамвае, и у тебя не будет Скарлет, к которой можно поехать. В самом деле, я не мог представить себе ничего более ужасного. Что я стану делать? Куда денусь? Как буду проводить время? И найдется ли смысл, чтобы этим заниматься? Я буду маленьким серым человеком, бегающим по кругу.
Трамвай подходил к озеру и, дребезжа, объезжал угол и двигался вдоль берега. Звонок звякал, пассажиры вываливались толпой, возбужденные предстоящим вечером, и проходили под величественными воротами с углом наверху. Людей субботним летним вечером были тысячи. Я пробивал себе дорогу через них, направляясь в самую середину. Лопались воздушные шары, свистели свистки, электрические автомобильчики врезались друг в друга, хорошенькие девушки кричали на американских горках, духовые ружья палили – бах, бах. Эх, парень, казалось, весь мир здесь словно центр вселенной, горящий огнями. Миновав полпути, я протискивался на ступени огромного мавзолея, Здания Пищи. Внутри была бесплатная еда, люди, рассматривающие автомобили и лодки, и ребята, явившиеся на свидания, а я торопился к задней части этого громадного, открытого пространства, где была Скарлет. Она стояла на маленькой круглой сцене, застывшая, словно статуя. В модной одежде, люди стояли вокруг и смотрели на нее. Она стояла так полчаса, не двигаясь, только глаза ее часто моргали. И потом, неожиданно, словно по волшебству, ее руки приходили в движение, они поднимались очень грациозно, и она секунду держала их так, а потом становилась на пятки, и наконец ее лицо оживало, она улыбалась, и раздавались аплодисменты. Она подходила к краю сцены и спускалась по маленькой лесенке прямо ко мне. Люди смотрели на нее и на меня, и мы уходили вместе. И я чувствовал, как каждый в этот момент думал: какой же везучий парень!
Обычно мы играли в дартс или покупали у лотошницы мороженое. А однажды даже сделали фотографию, оба втиснувшись в будочку. При виде этой фотографии я теперь испытываю легкую тошноту.
Потом мы садились в трамвай и ехали к ней домой. Ее родители всегда спали, и мы шли в ее комнату, закрывали дверь и дурачились. Мы заходили несколько дальше, чем раньше, но она все еще хватала меня за руку и отводила ее от своих трусиков.
– Нет, – говорила она.
– Почему нет?
– Потому что.
– Потому что что?
– Потому что неправильно, прямо сейчас.
Как-то ночью я почувствовал, что с меня довольно, и сел.
– Ты делала это раньше, – сказал я. – Почему не хочешь со мной?
– Ну, на самом деле я этого не делала.
– А говорила, что делала.
– Ну, не до конца.
– Что ты хочешь сказать?
– Ну, он вошел только чуть-чуть.
– Так почему я не могу войти только чуть-чуть?
Так продолжалось еще пару вечеров. Наконец она сдалась.
– Ну хорошо, – сказала она. – Но не сегодня ночью.
. – Когда в таком случае?
Она минутку подумала.
– В следующий понедельник. В мой выходной.
– Это не займет целый день.
– Послушай, – сказала она с оскорбленным видом, – ты хочешь это сделать или нет?
– Да, – сказал я.
– Тогда в следующий понедельник. Я не хочу, чтобы меня торопили.
Так что мы назначили это как визит к дантисту. Так, во всяком случае, мне казалось. Хотя я не спорил. Я не хотел, чтобы она передумала.
– И не забудь принести резинку, – сказала она, что звучало не очень романтично.
Я кивнул.
Вернувшись к себе, я обнаружил записку, напоминавшую, что когда-нибудь я должен сходить с отцом купить школьную форму. Я лег в кровать и долго лежал, закинув руки за голову. Потолок в комнате кузена был очень низким, а сама комната находилась на третьем этаже. Рядом был стенной шкаф с коричневой деревянной дверцей. Я открывал его раньше, в первый день, как оказался здесь. В нем было что-то, что мне не понравилось, что-то зловещее. Может быть, запах чужой одежды, не знаю. Но я решил, что загляну туда еще раз, просто чтобы было менее жутко. Я подумал, есть ли в стенном шкафу свет. Я мог встать и проверить, но захотелось самому вспомнить. Я путешествовал по внутренностям стенного шкафа, пока не захотел спать. Не имело значения, есть ли там свет, я могу подождать до завтрашнего утра или до следующего дня, чтобы посмотреть. У меня куча времени.
В понедельник, примерно в два часа дня, я сидел на окне на третьем этаже и глядел на улицу, как вдруг увидел Скарлет, направляющуюся в мою сторону. На ней было желтое платье. Я выкрикнул ее имя. Она остановилась и принялась оглядываться.
– Наверх! – позвал я.
Она подошла под окно.
– Привет, – сказал я.
Она сделала гримасу.
– Чудный день, не так ли?
– До сих пор был таким, – ответила она.
А потом исчезла из вида. Зазвонил дверной звонок. Это был один из тех старомодных звонков, которые докучливо визжат. Я услышал внизу голос тетки. Мне всегда нравилось, как Скарлет разговаривает со взрослыми. Она была так уверена в себе, что просто светилась и все такое. Некоторые ребята хороши в спорте, некоторые – в математике; Скарлет была хороша с родителями. Она побыла немного внизу, болтая о том о сем в своей очаровательной манере, о чем отлично знала, и наслаждаясь одобрением тетки, словно кот солнышком.
Наконец она стала подниматься по лестнице, держась за перила. Я стоял наверху лестницы, вроде бы позируя. Где-то в доме играло радио, оно всегда было включено, оно составляло компанию моей тетушке, и в данный конкретный момент диктор речитативом сообщал о дорожных происшествиях за уик-энд. Девятеро мертвы, четверо ранены.
– Вот еще один, – невозмутимо сказала Скарлет, входя в мою спальню.
Она огляделась. Подошла и села на край кровати. Я сел рядом, обнял ее одной рукой и слегка похлопал по спине, словно она малыш, чей кот только что перебежал дорогу моей машине. Не очень сексуально. Даже не настраивает на определенный лад, если вы понимаете, что я имею в виду. Потом медленно повернул лицо и нашел ее губы. Но все это было несколько механически.
– Могу я выкурить сигарету? – спросила она.
Я отпрянул.
– Не сходи с ума. Нам нужно расслабиться. Я нервничаю.
Она порылась в сумочке и вытащила золотую пачку. Очень шикарно, сигареты длинные и тонкие, с черным фильтром. Она зажгла сигарету мужской зажигалкой.
– Где ты взяла эту зажигалку? – спросил я.
– У отца. Он дает их всем исполнителям в фильме.
– Они что, не могут себе позволить иметь собственные?
– Нельзя ли попросить пепельницу?
Я спустился вниз и принес ей пепельницу, а потом сходил на кухню к тетке. Она суетилась там, что-то делала.
– Скарлет такая милая, – сказала она шепотом. – В самом деле, тебе следует на ней жениться.
Когда я вернулся, моя будущая жена сидела на подо – коннике, как можно дальше от кровати. Я не желал, чтобы она обломала меня, хотя, правду сказать, тоже был не в настроении. Я точно решил пройти через это, чтобы потом, когда кто-нибудь спросит, делал ли я это, я мог сказать «да» и не чувствовать дрожи в желудке, как бывает, когда бессовестно врешь. Чтобы я мог посмотреть ему прямо в глаза и сказать обычным тоном, словно кладешь пенни в карман, «точно». Кроме того, я провел так много ночей, мечтая об этой минуте, что теперь, когда я был готов и ничего не происходило, возникало ощущение огромного облома.
– Тут слишком светло, – сказал я.
Правда, мне следовало осознать это раньше, солнечный свет струился в окно, словно четвертого июля, неудивительно, что любой будет не в настроении. Мне нужно было чем-то прикрыть окно. Но занавесок не было, не считая тех малюсеньких белых штучек, которые выглядят как салфетки. Так что я встал с кровати, подошел к таинственному стенному шкафу и открыл его. Куртки, обувь, забавной расцветки рубашки, какие я никогда бы не надел. На верхней полке было что-то красное, аккуратно сложенное. Я стащил его и расправил на полу.
