Максим Осипов - Крик домашней птицы (сборник)

КСЕНИЯ. Всё! (Разочарованно.) Не тот стал Егор.

Судья снимает мантию, достает из шкафа гитару, рюмки, коньяк.

РУКОСУЕВ. С праздничком тебя, Ксюша, с женским днем! Давай. Тостуемый пьет до дна. (Выпивают.)

Соскучился я за тобой. Помнишь, как раньше? (Обходит Ксению, обнимает ее, шепчет.) Угадай, кого сейчас будут иметь?

КСЕНИЯ (ласково). Ты что, Егор? У тебя же там всё…

РУКОСУЕВ. А может, у меня сексуальный всплеск, а?

КСЕНИЯ (деликатно высвобождается из его объятий, поет). «Как молоды мы были…»

РУКОСУЕВ. Голос у тебя какой все же молодой… Спой, а!

КСЕНИЯ. Не гони.

Рукосуев успокаивается, они снова выпивают.

РУКОСУЕВ. Давай тогда про божественное… (Откидывается на спинку дивана, жмурится.) Я люблю… Что там за число зверя?

КСЕНИЯ. Поздно до нас доходят новости. (Берет в руки бутылку.) Штрих-код видишь? Вот тут — три шестерки. Число зверя. Так — на любом изделии!

РУКОСУЕВ. Да зачем они нужны-то, будем говорить, три шестерки?

КСЕНИЯ. Вроде, для этой… синхронизации.

РУКОСУЕВ (громко смеется). Для синхронизации у нас «Три семерки»! Ясно? Портвешок такой.

КСЕНИЯ. Тебе весело, конечно! Чего не веселиться?!

РУКОСУЕВ. Ну, а ты чего? Тем более — в женский день.

КСЕНИЯ (мрачно). Егор, ты Верочку мою помнишь?

Рукосуев испуганно смотрит на Ксению.

Кто ее сбил с пути — имеешь представление?

РУКОСУЕВ. А… Учитель, что ли? Ладно тебе, с какого пути? Сама говорила: ничего у них не было.

КСЕНИЯ. Именно что учитель. И учил бы. А то — литературные четверги…

РУКОСУЕВ. Ксюш, да при чем тут… Верочка ведь, ты извини, всегда была у тебя не такая какая-то. Ладно бы только папашу своего недоделанного жалела… Так ведь всех подряд несчастненьких. Помнишь, нищего притащила с улицы?

КСЕНИЯ. Так это она еще ребенком была.

РУКОСУЕВ. А учителя брось. Скучно тебе, ты и маешься. Он, говорят, ничего. Вон, у Паши дочка, как ее? Нормальная девчонка, между прочим, не красится. Успокойся, Ксюш, перемелется все, время лечит.

Пауза.

КСЕНИЯ. Теперь меня послушай, Егор. Чужой человек у нас в городе. Враг — не враг, но вообще-то враг. Или кто-то использует ситуацию. Бумаги пишет твой учитель, будьте-нате. И про тебя… Хочешь почитать? Я принесу…

РУКОСУЕВ. Ладно, сиди…

КСЕНИЯ. Земля им, твоя, кстати сказать, приглянулась.

РУКОСУЕВ (неожиданно активно). Земля?! Кому?!

КСЕНИЯ. Кому-кому… Чужие люди приходят в наш дом, Егорушка. Чужие люди!

РУКОСУЕВ. Ксения, запомни: всякий, кто замахивается на нашу… эту… (задумывается) ну, короче, ты поняла… получит… по заслугам! (Бьет по журнальному столику.) Мы с тобой, наши, будем говорить, отцы, деды землю отстояли! От немцев! От французов! (Думает.) От поляков!

КСЕНИЯ. Ну-ну, тише, тише, вредно тебе волноваться…

РУКОСУЕВ. Будем говорить так, Ксения Николаевна. Если ты что-то такое чувствуешь — доверяй своему сердцу.

КСЕНИЯ. Вот и Паша сказал: решение готовь.

РУКОСУЕВ. Сделаем решение, Ксюша, все оформим как надо, не переживай!

КСЕНИЯ. Смелый ты, Егор Саввич, ох… С ними поосторожней надо: знают, что делают. Вон что со страной сделали!

РУКОСУЕВ. Повторяю: всякий, кто замахивается… (Снова поднимает руку для удара по столу.)

КСЕНИЯ. Ну-ну, успокойся, Егорушка… Горячий какой! (Распускает пучок на голове, у нее красивые длинные волосы.) Вот, поделилась, и легче стало. Бери гитару!

РУКОСУЕВ. Спой эту… «Куда они там все запропастились…»

Ксения кивает, улыбается, поет, подражая певице Пугачевой: «Уж сколько их упало в эту бездну, разверстую вдали!..» Рукосуев ей аккомпанирует. Пропуская несколько куплетов, Ксения допевает до конца: «Послушайте! Еще меня любите за то, что я умру». Рукосуев трогает струны, грустит.

РУКОСУЕВ. Я, Ксюш, тоже о смерти стал думать… Птички две желтенькие утром сегодня залетели. Плохая примета, к покойнику. Выпустил… Боюсь…

КСЕНИЯ. Желтенькие? Это ничего, к деньгам.

РУКОСУЕВ. Ты верующая, тебе легче… (Ксения гладит его руку.) А меня в церковь… не-е… не тянет. Нас как воспитывали? Что после смерти нет ничего, так ведь? А теперь — первые лица даже… Крестятся. Ну, поклоны не бьют…

КСЕНИЯ. Не хватало еще!

РУКОСУЕВ. Но вот ты, допустим, о чем Бога просишь?

КСЕНИЯ (отодвигается от судьи). Не под коньячок разговоры такие. О чем положено, о том прошу. О чем святые… старцы просили.

РУКОСУЕВ. А, предположим, точно вот было бы, что Бог есть. Чего попросишь?

КСЕНИЯ (размышляет). Верочку не вернешь… Страну тоже… Чтоб мне годиков двадцать-тридцать скинул, наверное. Ладно, давай за все хорошее.

Пьют.

РУКОСУЕВ (достает из портфеля исписанный листок). Стих. О том же самом, о главном, но по-мужски. (Отдает листок Ксении, сам читает наизусть.) «Да, все мы смертны, хоть не по нутру / Мне эта истина, страшней которой нету, / Но в час положенный и я, как все, умру…» Пронзительно. «Жизнь только миг, небытие навеки. / Та-та-та-та-там, что-то там такой, / Живут и исчезают человеки». Как в воду глядел товарищ.

КСЕНИЯ (пробует встать). Заморочил ты мне голову, Егор! Чье? Твое?

РУКОСУЕВ. Не-е, даже ты не угадаешь. Ладно. Андропов это. Юрий Владимирович. Вот так вот. Лучше любых там…

Ксения с Рукосуевым пробуют спеть Андропова на мотив только что звучавшей песни. Получается нескладно: «Но сущее, рожденное во мгле-е, / Иные поколенья на Земле-е…»

КСЕНИЯ (плачет). Да, иные поколения… У тебя, Егор, дети, внуки… А я одна-одинешенька! (Вся в слезах, машет рукой.) Всегда так, если выпить в пост.

Стук в дверь. Не дожидаясь ответа, врывается Жидков.

РУКОСУЕВ. Картина Репина «Не ждали»!

Ксения быстро утирает слезы.

КСЕНИЯ. Та-а-ак! Эт-то еще что?! Не поняла! Жидков!

ЖИДКОВ (видя ее слезы). Уже знаешь?

КСЕНИЯ. Что — знаю?! Кто тебя пустил?! Ну-ка!

ЖИДКОВ. ЧП, Ксюха, ЧП. Труп в больницу привезли. Убийство. Цыцына убили! У тебя, в пельменной!

РУКОСУЕВ (почти радостно). А ты говоришь: птички — к деньгам!

КСЕНИЯ (ошеломленно). Жидков, а ты… не пьяный?

ЖИДКОВ. Да какой пьяный! Теракт, Ксюха! Телевизор смотришь? Теракт!!!

Действие второе

Сцена десятая

Дознание

Отделение милиции. Молодой милиционер Саевец слушает по радио эстрадные песни, скучает. Входит Рухшона с большим пакетом.

РУХШОНА. Я должна сделать заявление. Дайте бумагу и ручку.

САЕВЕЦ (не поворачивая головы). Девушка, здесь не «Канцтовары».

РУХШОНА. Дайте бумагу и ручку.

ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Пошли баб поздравлять.

САЕВЕЦ. Иду. Как же… достали. (Рухшоне.) Что б вам завтра не прийти?!

РУХШОНА. Завтра?

САЕВЕЦ. А завтра не я дежурю. (С усилием вытаскивает исписанный с одной стороны лист, перечеркивает, переворачивает, подвигает к Рухшоне вместе с ручкой.) Излагайте.

РУХШОНА (начинает писать, останавливается). Вы не могли бы выключить радиоприемник?

Саевец впервые смотрит на Рухшону, делает тише.

Совсем выключите, пожалуйста.

САЕВЕЦ (выключает радио, напевает). «И никуда, никуда мне не деться от этого…»

Рухшона отдает заявление. Пока Саевец читает, она достает обернутый в газету нож, кладет его на стол.

Так, мною, такой-то, тогда-то… так-так… в городской пельменной… что-о? Был убит кухонным ножом неизвестный мне мужчина средних лет, который пытался меня изнасиловать. Посидите. (Выбегает, возвращается.) Посидите тут. Не волнуйтесь. Не надо волноваться. (Снова выбегает.)

В отделении переполох: с лестницы сбегают милиционеры, слышно, как отъезжает автомобиль. Саевец возвращается. В дверях становится милиционер Пахомова.

САЕВЕЦ (берет бумагу, приготавливается писать). Будем знакомиться. Саевец, сотрудник районного отдела внутренних дел. Можете пригласить своего адвоката.

РУХШОНА. Адвоката у меня пока нет.

САЕВЕЦ. Это была шутка.

ПАХОМОВА. Надо привыкать.

САЕВЕЦ. Фамилия?

РУХШОНА. Ибрагимова Рухшона, 1971 года рождения.

САЕВЕЦ. Где родились?