Вадим Чекунов - Шанхай. Любовь подонка
Мы раскланялись со стариком-крепышом, пожали друг другу руки и выставили каждый по большому пальцу: оk! И я поспешил убраться с площадки, пока какая-нибудь бабушка, лихо тягавшая ручки тренажера «наездник», не предложила мне посоревноваться на скорость.
Смеясь, мы забрались на пригорок и начали целоваться возле огромного валуна с красными иероглифами, но были атакованы мелкой кусачей мошкарой — особенно досталось голым ногам Ли Мэй.
Почти бегом, прыгая по плоским камням, спустились вниз, на вымощенную плиткой площадь, все свободное пространство которой было занято танцующими. Из внушительных колонок гремело попурри восьмидесятых. Танцевали парами, в основном — вальсируя, или просто репетируя движения неизвестных мне плясок.
Вокруг некоторых деревьев, на круговых скамьях, резались в карты и мацзян[8] шумные мужские компании. Там же виднелись трехколесные мотоциклы: инвалиды-картежники прямо с сидений шлепали картами по скамье. Перед очередным ходом они выгибались и заносили руку с картой, точно шашку для лихого удара — как заправские кубанские казаки.
В стороне от азартных игроков, растянув между столбиков сетку, сражались в бадминтон две команды — похоже, семейные пары. Сквозь музыку я слышал характерное «тон!», «тон!» (воланчик встречался с ракеткой) и выкрики при ударах. Скорость игры была невероятной.
Недалеко от площади зеленел обширный газон. Народ группками сидел на траве, укрывшись от солнца зонтиками и легкими тентами, трапезничал, копошась в бумажных пакетах и коробочках из «Макдональдса». Между сидящими, задрав голову к небу и вращая катушки с леской, расхаживали любители воздушных змеев: воздух над газоном пестрел хвостами летучих гадов.
— О чем ты задумался?
Ли Мэй озабоченно заглянула мне в лицо.
Я разглядывал площадь.
— У нас, когда народ отдыхает, все больше пьет. А у вас в парке — ни одного пьяного. Танцуют. Поют. В бадминтон играют. Мне непонятно, почему…
— Ну, понять можно, только попробовав, — вдруг сказала она, качнув головой и поведя плечами. — Нравится музыка? Хочешь, а? Давай!
Из колонок, сменив «АВВА», раздалась залихватская ламбада.
— Что? Танцевать?
— Конечно! Ну, давай!
Пританцовывая, Ли Мэй взяла меня за руки, отступила назад.
Я продолжал упираться. Не переставая ступать ногами в такт музыке и вращая бедрами — я сходил с ума от ее движений! — Ли Мэй тянула меня к танцующим.
— Давай же! Ну! — белоснежно вспыхнула ее улыбка. — Что с тобой?
Проклиная все на свете, поддался и сделал несколько старательных па. Тут же высвободился, вернулся на место.
— Ты совсем не умеешь танцевать! — искренне изумилась Ли Мэй. — Не огорчайся! Я тебя обязательно научу!
Я вздохнул.
Сегодня явно не мой день.
День Позора.
Сначала я повелся, как дитя, на ее шутку и получил зонтиком, потом меня чуть не побил дедушка на поляне, и вот теперь апофеоз — полное фиаско с танцами.
А ведь еще утром я упивался собственной силой…
— Ты знаешь… — обвила она мою шею руками, пригнула к себе, приблизила лицо вплотную, так что наши носы и губы почти касались друг друга. — Я тебя сегодня узнала другим. Поэтому люблю все больше и больше…
白酒
Водка
…Все больше ощущаю желание отлить. Покуриваю и наблюдаю за качающейся на волнах пластиковой канистрой — ее пытается подцепить багром и затащить в лодку загорелый дочерна, а может, просто грязный полуголый человек в закатанных до колен синих штанах.
Удивительная страна. Ничто здесь не останется бесхозным. Не пропадает без присмотра.
Быть может, и я, дрейфующий непонятно куда — как букет в проруби, как эта вот канистра по грязной воде, — кому-нибудь пригожусь. Или просто свалюсь по пьяни в речку, и меня вот так же багром будут вылавливать с полицейского катера…
Вдруг понимаю, что мое похмелье прошло. Выпитое натощак пиво не просто смыло его, но поволокло меня в пучину нового опьянения. Попробовал бы сейчас кто-нибудь подцепить меня багром…
Вздрагиваю от тычка в бок.
Ну конечно. Попрошайка — неопределенного возраста дед, с котомкой через плечо. Чем-то, как и многие его коллеги тут, неуловимо напоминает опустившегося Солженицына: та же лысина поперек головы, тот же прищур глаз.
Я делю попрошаек на две основные категории. «Сесеки» и «челобитники». Первые цепляются к вам у автобусных остановок, у входа в парк и на перекрестках, протягивая стаканчик с мелочью и приговаривая: «се-се, се-се!» Последние исповедуют пассивный путь обогащения. Завернутые в лохмотья, лежат ничком в подземном переходе, методично стукаясь башкой об пол. Есть еще интеллигентного вида очкарики, в костюмах и с портфелями: те сидят перед громоздкими «дацзыбао», написанными мелом на асфальте. В иероглифах я не силен, но там что-то про неудавшийся бизнес, голодную семью и отсутствие средств вернуться домой. Иногда попадается женщина с ребенком. Такие чаще не побираются, а продают порнушные диски, то есть работают. Я покупаю у них хуанпянь, так они называют порнуху. Порнуха обычно отвратного качества, в основном азиатская. Скучная, с уродливыми актерами, но я все равно покупаю.
Наглый «сесека» сует мне под нос пластиковый стакан. В стакане несколько цзяо. «Сесека» встряхивает мелочь.
Не отстанет, если не принять мер.
Действенных мер всего две. Выбить у него стаканчик из рук, чтобы вся его выручка разлетелась веером, или удалиться скорым шагом. Слова и жесты на попрошаек не действуют. Ни покачивание головой, ни объяснения, что денег нет, ни даже угроза кулаком. Попрошайки в Шанхае настырны. Никто их тут не бьет и не гоняет.
Неожиданно для самого себя отпихиваю «сесеку» локтем. Расстегиваю ширинку и принимаюсь мочиться на парапет, стараясь не забрызгать свои светлые штаны.
«Сесека» таращит глаза. Стаканчик в его руке замирает.
Я делаю движение в его сторону, струя довольно резвая. Попрошайка пятится. Бормочет что-то и удаляется, оглядываясь через каждую пару шагов.
Проезжают несколько человек на скутерах и велосипедах. Выворачивая головы, с любопытством наблюдают сцену.
Перехожу дорогу, иду в сторону автострады. Где-то там должен быть магазин.
Главное — не разгоняться. Пиво на жаре может разморить в два счета. Будешь потом бродить по району с осоловелыми глазами и отвисшим бурдюком живота. Самый верный способ не раскиснуть — осадить пивной дурман водкой. Водка бодрит, проясняет голову.
Конечно, за «Столичной» или «Абсолютом» я не поеду. Тащиться в «Careefour» за импортной бутылкой мне лень. Да и что потом делать с целым литром бухла?.. Ведь главное — не разгоняться. Вечером, в крайнем случае, завтра утром, все же надо проверить тесты и сдать их в учебную часть. Я единственный, кто подвел: мистер У, седоватый китаец, замдекана, уже извел меня своими звонками.
Не складываются у нас отношения.
В магазине я беру стаканчик водки «Шэнсянь». Обычный стеклянный стакан с изображением двух рыбок, закрытый пластиковой крышкой. Для герметичности крышка обмотана чем-то вроде скотча. Сто пятьдесят граммов вонючей водки. Залпом ее пить невозможно, только вдогонку пиву. Прикупаю две бутылки «Харбина», светлого, освежающего.
На лавочке неподалеку, под сигарету, выпиваю.
Настроение улучшается.
Самое важное — удержать дрянное пойло внутри. Пиво — хороший помощник, настоящий «толкач».
О китайской водке можно рассуждать долго. Я даже среди русских встречал поклонников местного бухла. Хотя уверен, по большому счету это все выпендреж. Такое дерьмо разве может нравиться…
На вкус и запах, вся здешняя водка напоминает просроченный одеколон «Саша» вперемешку с духами «Красная Москва». В армии одеколон пить доводилось — рутинно, «фурик» на двоих, «под рукав». Надо только тип парфюма знать. Чтобы мы не потравились, замполит напоминал, какие литеры на этикетках означают, что вариант «питьевой», а каких надо остерегаться. Китайскую крепкую бесцветную жидкость я пробовал не раз и скажу: уж лучше одеколон «Саша»! Да где ж его взять…
Пью что есть.
На полках магазинов, на почетном месте выставлены дорогие сорта, в подарочных коробках с красным и золотым — «маотай». Пониже, у пола — пластиковые сосуды со странными пробками, наподобие детских сосок. В частных магазинчиках попадается водка в стеклянной таре, с криво налепленной блеклой этикеткой. Есть «йогурты» — я только что принял один. Бывают «фуфырики», похожие на аптечные пузырьки. Встречаются даже и баклажки на несколько литров.
По-китайски такое бухло, называется незатейливо, байцзю — «белое спиртное». Крепость его разная: слабое пойло — градусов тридцать пять, а есть и пятьдесят шесть и шестьдесят пять.
Нормально.
Китайская водка тяжело идет, но хорошо ложится. Пить ее можно и нужно теплой. Маслянистая, сивушная, вонючая — она расслабляет, настраивает на благодушие. Даже под пиво.
