Алёна Хренкова - Записки Замухрышки (сборник)
Эльза была молодая и здоровая. А муж – старше ее лет на десять, может быть и больше, с язвой желудка, постоянно болеющий. Он не мог ее устраивать даже в финансовом плане. Что ей зарплата инженера? Могла прожить и без мужа, но жила с ним из-за сына Олега, которого во дворе дразнили «китайцем». При переписи населения маленький мальчик попросил записать его русским: уж очень замучили дразнители.
Часто к Кимам приезжали гости из родного города. Когда родственники собирались домой, Сек Дюн сдирал со стен ковры, вынимал весь хрусталь из горки и выкатывал новый холодильник, который тогда можно было купить только по записи, отстояв в очереди годы. Но это простым людям, а не Эльзе. Все добро в качестве подарка не один раз уезжало вместе с родней на юг страны. Эльзе опять проблемы: стены-то голые, а она так не привыкла. Но восполнялось все быстро.
С соседями Эльза дружила. Она всем нравилась за веселый и легкий нрав. Когда отец в шутку обнимал ее на кухне, она кричала на всю квартиру: «Руки прочь от Кореи!», визжала и хохотала.
У Эльзы была толстая коса, как из конского волоса. Точно такая же, длиной и толщиной в руку, лежала, в ящике комода. Эту косу собирала Эльза из своих волос. До того они были густые, что приходилось вырезать из головы пряди и формировать косу «на старость», но и к старости у нее все равно было полно волос. Это была третья коса в нашей коммунальной квартире, но расчесывали ее в комнате, а не в запертой ванной, как соседки Тяпкины.
По утрам собираясь на работу, Эльза на газу нагревала металлическую школьную ручку и на ней завивала переднюю часть волос на голове. Завитые пряди напоминали металлические пружины. Потом она расчесывала их и делала себе «кок», а все остальные волосы заплетала косой и укладывала в большущий «крендель». Женщиной она была экзотической. Её все любили.
Когда Олег подрос, Эльза бросила своего больного мужа-корейца и вышла замуж за русского генерала. А Сек Дюн вскоре умер, то ли от болезни, то ли от тоски.
ДЕВОЧКА С ГУСЕМ
Одно лето я отдыхала в пионерском лагере под Рузой. Лагерь был огромным – двадцать отрядов. Мне в нем было не по себе. Я привыкла к наро-фоминскому лагерю, очень маленькому и уютному, а посему казавшемуся домашним. Тем более что я всех там знала, так как ездила подряд несколько лет. В лагере не стоял вопрос: чем заняться? У нас была воля и простор. Кажется, даже не было забора.
В новом лагере было только одно преимущество: в первом отряде находилась моя сестра Лариса. Единственный раз нас отправили в лагерь вместе. Но отыскать сестру было непросто. Старшие дети жили в палатках на другом конце огромной территории. Однажды я все-таки пришла к Ларисе, но ей было не до меня.
На куске фанеры с помощью лезвия бритвы Лариса вырезала герб Советского Союза из разноцветного пластилина. Она была записана в художественном кружке и готовила работу на конкурс. Сестра посоветовала мне тоже чем-нибудь заняться и не ходить туда-сюда без дела. Я ужасно обиделась и ушла.
В нашем отряде я познакомилась с девочкой, которая рассказывала, что в Москве она занимается в художественной студии и очень хочет записаться в кружок рисования и в лагере. Я решила составить ей компанию.
После полдника мы отправились на большую веранду, где дети сидели за мольбертами. Все места были заняты, и нам предложили выйти в сквер, уставленный различными гипсовыми фигурами, типа пионера с горном или барабаном, и попытаться на бумаге изобразить то, что приглянется. Мне выдали бумагу зеленоватого цвета, а подружке – белую.
Пока мы выбирали натуру, девочка рассказывала мне, как определить перспективу, какие существуют краски, методы и средства рисования и, вообще, очень многое, о чем я даже и не подозревала. Я оробела и решила, что с моими познаниями и навыками рисования нечего соваться во всякие там художественные кружки и студии.
Наконец среди кустов мы увидели гипсовую девочку с гусем, у которого был отбит клюв. Это нас не смутило. Усевшись на траву, мы принялись за дело. Несколько минут моя подружка говорила о художниках, о своей мечте рисовать настоящие картины и еще о чем-то. Я слушала ее и рисовала.
Наконец моя напарница замолчала. Прошло еще какое-то время. Мы рисовали. И вдруг девочка вскочила с места, порвала лист бумаги и убежала. Я решила, что у нее что-то заболело. Не торопясь я закончила работу. Мне казалось, что подружка вернется. Не дождавшись ее, я отправилась в отряд, занеся по дороге свой рисунок в кружок.
Во время ужина девочка со мной не разговаривала, а я не могла себе представить, что же случилось. Ни я, ни она в кружок рисования больше не ходили. До конца смены мы так и не помирились. Не было случая. Она меня сторонилась.
Ответы на вопросы, мучившие меня, нашлись в самом конце смены, когда в столовой вывесили лучшие работы ребят. На видном месте красовался Ларкин герб СССР. Была там и девочка с гусем на зеленой бумаге. Я особо не присматривалась к стенду, ведь к кружку рисования не имела почти никакого отношения. У меня не было повода искать свои работы, но зеленый листок бумаги очень выделялся среди белых.
Вот тогда я всё и поняла, а может быть, и не всё.
КАК ХОЧЕТСЯ ПРЫГАТЬ!
Как наступала весна, у меня начинался зуд: хотелось скорее надеть носки, сбросить пальто и прыгать с утра до вечера через веревку или две, как получится. Для такого занятия требовалась специальная веревка: не очень тяжелая, но и не легкая, достаточно длинная и толстая.
Своей веревки у меня не было. Приходилось болтаться по двору и ждать, когда выйдет какая-нибудь девочка с веревкой и подберется соответствующая компания. Могут и не принять, если соберутся асы в этом деле.
Через дорогу стояли еще не снесенные «деревяшки», в одной из которых жила Марина, умница и отличница, но главное: обладательница самой лучшей веревки на всей Кочновке. Девочка была к тому же красивой, знала об этом и очень задирала нос.
Меня она почему-то люто ненавидела. В своем дворе Марина всем заправляла и могла не принять в игру, а если принимала, то всячески издевалась за промахи, особенно если мы играли в какие-нибудь названия, и я делала ошибки в словах. Она была старше меня и грамотнее, а уж прыгала бесподобно.
Вскоре «деревяшки» сломали, Марина уехала, и в округе стали «заправлять» замухрышки вроде меня. У нас не было красивых кос, мы не очень хорошо прыгали, не такие были грамотные, но мы дружили и наслаждались гулянием без злостных выходок. Жаль только, что вместе с Мариной уехала и ее замечательная веревка.
ЗАГРАНИЧНАЯ ПОДРУГА
В начале шестидесятых годов было повальное увлечение перепиской с детьми из других социалистических стран. Это было вызвано прошедшим в Москве в 1957 году Всемирным международным фестивалем молодежи.
На практике процесс знакомства выглядел так: выбиралась страна, какой-нибудь город и номер школы. Причем номер старались выбрать поменьше, а то вдруг город попадется маленький и школ с большими номерами просто не окажется.
Как правило, письмо начиналось одной и той же стандартной фразой: «Здравствуй, незнакомый друг…». Дальше писали о себе, о своем городе или деревне, об учебе и т. д. Засовывали в конверт свою фотографию или открытки с различными видами городов и всяких всем известных памятников, запечатывали конверт и кидали в почтовый ящик. Если письмо доходило, его отдавали тому ученику, который хотел бы переписываться с ровесником из СССР.
Я решила попробовать познакомиться с кем-нибудь, тем более что моя двоюродная сестра Нина уже переписывалась с девочкой из Чехословакии. Я тоже отправила письмо в эту же страну в город Дечин. Ответила мне Лида Гавлова. В школе она изучала русский язык, и мама у нее оказалась русской, так что языковых трудностей не было.
В начале войны мама Лиды с младшей сестрой были угнаны немцами в Германию, а затем, после наступления мира, обе вышли замуж за чехов и остались за границей. У Лиды была старшая сестра Маруся, которая тоже писала письма какой-то девочке, живущей в Москве.
Однажды я получила письмо, в котором Лида писала, что она с родителями едет через Москву на родину мамы и прогостит у нас несколько дней. Сначала я очень обрадовалась, потом расстроилась. Гостей надо было где-то расположить, а жили мы в коммуналке, в одной комнате. Куда девать столько народа? Родители тоже растерялись, но делать было нечего, надо было встречать гостей. Мы почему-то решили, что жить они будут у нас, а не в гостинице. Как-нибудь устроимся, решили мы.
Гостей приехало вдвое больше, чем мы ожидали. Вместе с семьей Гавловых приехала сестра Лидиной мамы с двумя детьми и мужем. Чехи оставили свой багаж на вокзале, в камере хранения, и мы всей компанией отправились обедать. Так я впервые попала в ресторан «Националь».
