Кэти Келли - Строго между нами
Финн не ответил.
— Замечательно, неплохо начали, — сказала Тара, чувствуя, что грядет еще одно обвинение в неблагонадежности.
— Давай не будем спорить, — попросил Финн.
Тара ответила покорным взглядом.
— Ты прав, — сказана она. — Я еще успею наспориться с другими Джефферсонами. Одна Глория чего стоит.
Не успели они позвонить, как дверь открыл Дезмонд.
— Привет, Тара! С Рождеством Христовым! Привет, Финн, — поздоровался он. Этот высокий и застенчивый человек был удивительно похож на Финна, только непонятным образом постаревшего. Те же непослушные светлые вихры, добрые глаза и красивое лицо. До того как ушел на пенсию, Дезмонд служил в министерстве иностранных дел и слыл оптимистом и джентльменом. Выйдя на пенсию, он посвятил себя работе в саду. Зная это, Тара даже придумала теорию, что таким образом он хотел быть как можно дальше от Глории. «Конечно, он в этом ни за что не признается», — думала она. Дезмонд был добрым человеком и очень любил тихую жизнь.
Тара нежно поцеловала его в щеку и вручила небольшой пакетик.
— Это секрет, — прошептала она.
— Наш секрет, — с улыбкой кивнул Дезмонд, засовывая пакет в карман брюк.
Как и Тара, он обожал сладости, но Глория держала его на строгой диете. Тара знала, что никакого основания для этого нет, поскольку Дезмонд был совершенно здоров, не имел никаких проблем с холестерином и каждый день совершал четырехмильную прогулку.
— Мама вечно суетится не по делу, — часто за спиной Глории говорил Финн. Тара же думала, что свекрови просто нравится держать все и всех под контролем.
Глория ждала их в гостиной. Она бросила взгляд на часы, а затем улыбнулась, словно бы не заметила, что они здорово задержались. В свои пятьдесят девять она смотрелась лет на десять моложе своего возраста благодаря строгим диетам, ежемесячному посещению парикмахерской с обязательным подкрашиванием волос. Также она посещала и салоны красоты. Тара поймала себя на мысли, что, одетая в черное вечернее платье из атласа, которое прекрасно подчеркивало ее стройную фигуру, Глория смотрелась бы изумительно, если бы не твердый взгляд ее светло-голубых глаз и неодобрительно сжатые губы.
— Здравствуйте, Глория, — сказала Тара. — Рада видеть вас. У вас красивая рождественская елка.
Тара слукавила. «До чего ужасная традиция! Бог когда-нибудь покарает ее за это», — подумала она.
— Спасибо, Тара, — сказала Глория хорошо поставленным голосом. — Я тоже рада. Финн, а ты не побрился. Через полчаса мы выходим, — с ноткой порицания добавила она.
Финн улыбнулся, словно бы не заметил укора.
— Не было времени, слишком много дел, — солгал он, опуская под елку груду завернутых в бумагу подарков. Затем они обнялись.
Тара никогда не обнимала Глорию. Однажды она было попробовала, но почувствовала, словно обнимает манекен.
— Тощая и жесткая, — позже рассказывала Тара Стелле, передергивая плечами. — Мегера…
— Не забывай, что она жена государственного служащего, — с улыбкой ответила Стелла. — Я уверена, она к тебе действительно хорошо относится. Просто она большая формалистка.
— Стелла, она самый невежливый человек, которого я когда-либо встречала. Хоть ты и старше, я больший циник по сравнению с тобой, — рассмеялась Тара. — У тебя все ангелы.
— Вовсе нет, — заявила Стелла. — Просто мне не нравится, что ты не ладишь со свекровью. Она кажется мне милой женщиной, и ты должна дать ей шанс.
— У нее было шесть месяцев с тех пор, как я вышла замуж за Финна, — мрачно ответила Тара. — За это время никаких сдвигов.
— Я покажу вашу комнату, — сказала Глория, любезно обращаясь к Таре. — Если бы вы так не опоздали, то мы, возможно, успели бы попить кофе. Однако… — Вместо продолжения она смерила Тару высокомерным взглядом: — Что ж, когда приехали, тогда и приехали.
В ответ Тара ничего не сказала. Когда их с Финном привели в комнату, она быстро огляделась вокруг. Это была просторная комната с большими окнами, выходящими в сад. Однако от обстановки, которую, несомненно, придумала Глория, веяло холодом: светло-голубые стены, синий коврик еще более холодных тонов, серебристо-серые кресла. В этой комнате Тара чувствовала себя неуютно. А где-то бесконечно далеко стоял такой родной Мидоу-Лодж, обстановка которого была, может быть, не столь современна, но зато красива и очень любима. В доме Джефферсонов все было настолько новым, словно Глория с регулярностью раз в три года выкидывала все старое и покупала новое. «Наверное, не хочет отставать от Джонсов», — подумала Тара.
Правда, рождественская елка была ужасной. На ней висело всего несколько серебряных украшений. Тара знала, что Глория ненавидит показную роскошь, но куда делись старые любимые игрушки? Во многих семьях особо полюбившийся рождественский набор мог служить десятки лет. Тара попыталась представить себе, как сейчас выглядит рождественская елка ее мамы, Роуз. Наверняка не обошлось без калейдоскопа золоченых и красных шаров, потрепанных жизнью херувимов и деревянных игрушек, многим из которых было уже по тридцать лет. Роуз даже сохранила и вешала под Рождество довольно потрепанные бумажные украшения, которые делала Тара, когда ей было шесть лет. Глория бы содрогнулась при виде такой елки.
— Я надеюсь, ты не забыл свой костюм, — сказала Глория Финну, когда они поднимались вверх по лестнице в комнату для гостей.
— Не забыл, — ответил Финн.
За спиной Глории Тара показала язык Финну, словно непослушная школьница, которую ведут в учительскую, а он ловко ущипнул ее.
— Нам предстоит официальная встреча? — невинно спросила Тара. — Дело в том, что я не взяла ничего подходящего.
Глория винтом развернулась на месте и уставилась на Тару большими от удивления глазами.
— Это же Лиззи и Пьер из семьи Бейли-Монтфорд, — с каким-то недоверием сказала она, словно бы сам факт встречи подразумевал такую официальность. — Неужели ты не помнишь? Они были на вашей свадьбе!
Тара помнила многое со своей свадьбы. Она помнила даже пожелания, которые щедро раздавались ей и Финну.
— Было дело, — преднамеренно туманно ответила она.
— Пьеру принадлежит компания «Би-эм магнум фениче»! — прошипела Глория. — Их семья владеет делом уже двести лет. Лиззи всю одежду покупает в Париже.
Именно это больше всего не нравилось Таре в свекрови. Она решительно не принимала критерии, по которым та оценивала людей. Они казались ей несправедливыми.
— Так, значит, то, что я взяла, решительно не подойдет? — спросила Тара, зная, что разозлит этим вопросом свекровь до предела.
Финн и Тара вошли в гостевую комнату.
— Естественно, нет, — ядовито заметила свекровь.
— Мы сейчас соберемся, — сказал Финн, не желая допустить перебранки. — У Тары есть и выходная одежда.
— Да, трусики-танга и меховая горжетка, — пробормотала Тара, роняя сумку на пол.
— Не надо, — умоляюще сказал Финн, когда дверь комнаты закрылась и они остались наедине.
Тара тяжело опустилась на пуховое одеяло истерично-цветочной расцветки, словно художник ненароком смешал два узора. От одного лишь вида этого одеяла у нее разболелась голова.
— Я и не начинаю, — ответила она. — Я просто не понимаю, почему твоя мать постоянно начинает сама. Если она хочет, чтобы мы были одеты официально, то достаточно позвонить нам и сказать об этом. Но видимо, это кажется ей слишком простым. Вместо этого она дожидается, когда мы приедем, и уже затем с неодобрением спрашивает, почему я не взяла с собой вечернее платье. Я сыта этим по горло.
— Только не расстраивайся, любовь моя, — сказал Финн, устраиваясь рядом. — Давай спокойно встретим Рождество.
Тара положила голову на его плечо, чувствуя удовольствие от прикосновения к его сильному, мускулистому телу. Она никак не могла найти время на посещение спортивного зала, тогда как Финн не пропускал ни одного занятия.
— Я так хочу встретить наше первое семейное Рождество по-особенному, но не знаю, как поладить с Глорией, — проговорила Тара.
Финн нежно погладил ее волосы.
— Просто Рождество напоминает ей о Фей. Эти воспоминания трудны для нее.
Тара вздохнула, разглядывая адресованную Глории прощальную рождественскую открытку. Фей — так звали младшую сестру Финна. Сейчас ей было двадцать семь. Однажды после крупного скандала, который закатила Глория, она отказалась разговаривать с матерью и спешно уехала. Именно поэтому Тара еще ни разу не встречалась с ней. Неожиданный отъезд Фей произошел два года назад, еще до знакомства Тары с Финном. Сейчас сестра Финна жила в Калифорнии, восстанавливала психологическое состояние, переписывалась с Финном и Дезмондом. Однажды Глория позвонила ей, но та повесила трубку. Слишком тяжелая оказалась травма.
Если бы речь шла о ком угодно — кроме, конечно, Глории, — то, несомненно. Тара почувствовала бы жалость к матери, потерявшей контакт с дочерью. Но внутренне ей импонировало то, что Фей живет отдельно от Глории. Зная ее вот уже восемнадцать месяцев, Тара, естественно, понимала, почему ее дочь так стремилась на другой конец света.