Журнал «Новый мир» - Новый Мир. № 5, 2000

Вдоволь насмотревшись на беснование этого ограниченного человека, возомнившего о себе невесть что, я в нем разочаровался. То есть не только в нем как в истеричном индивидууме, но и как в собирателе и коллекционере.

Не спавши ночь, которая должна была бы успокоить мои расходившиеся нервы и остудить воспалившуюся мизантропию, к утру при помощи нехитрых логических умозаключений я распространил это свое разочарование на всех остальных так называемых коллекционеров. И принял окончательное и бесповоротное решение никогда больше не встречаться ни с одним из них. Пусть даже кто-либо из их брата посулил бы мне за публикацию о его «уникальных сокровищах» златые горы, кругосветные круизы, раритетные автомобили и табуны крутобедрых восточных красавиц, я бы от своего принципа не отступился.

Лучше иметь дело с курильщиками опиума, чем с садовниками собственного чванства, готового вонзить когти в шею любому человеку, доверчиво повернувшемуся спиной к хищнику спрятанных на дне души необузданных демонов натурального ряда чисел, рядящихся в шкуру материальной воплощенности.

Тучков Владимир Яковлевич родился в Москве в 1949 году. Окончил Московский лесотехнический институт. Публиковался в периодических изданиях России, Германии, Израиля, США и Франции. Лауреат премии журнала «Новый мир».

E-mail: [email protected]

Владимир Салимон

Небо в алмазах

Мы видели небо в алмазах.И в друзах, и в стразах.Была впереди у нас целая ночь,чтоб в крошку брильянты смогли истолочь.Чтоб звездную ночь на рассвете стряхнуть,легко с небосклона стереть Млечный Путь.Отныне не станет у Господа Богапути ни запáсного, ни запаснóго.Подъезда парадного.Черного хода.Лазейкой одной для простого народаостаться могло слуховое окно,но наглухо нами забито оно.

Сезон дождей столь характерныйдля климата муссонного, подчасоборотясь, как лев пещерный,через плечо рычит на нас.Его всклокоченная гривана удивление красива,когда, пылая на ветру,дотла сгорает поутру.Так осыпается чуть светбукетбуквально — под рукамибезжизненными лепестками.

Одно мгновенье вспышка длилась,и я, покуда гром не грянул,поспешно от окна отпрянул.Гроза внезапно разразилась.Но прежде долго выжидала,во мраке мышцами играла.Натренированное телоее стонало и гудело,от напряженья содрогаясь.Огнем небесным извергаясь,разверзлись хляби перед намис раздвоенными языками.

На битву русских с кабардинцами,кавалеристов с пехотинцами.Похоже, что итог сражениявоздушных масс передвижениярешат:лиловые и синие,столкнутся белые и красные,схлестнутся летние и зимние,в бою с погожими —ненастные.

Лес превращается в гербарий.Лишь щебетанью божьих тварейвольно нарушить в нем покой,покуда он еще живой.Пожухлая листва.Поблекшая трава.А между тем — по горкегрибов у каждого в ведерке.Чернушки и волнушки —свинячьи ушки.Телячьи языки —маслята и моховики.

На миг дыханье затаил,не захлебнуться чтобыот накатившей злобы.Лес точно в омут угодил.Водоворотом унесенный,багряным стал, а был зеленый.От мухомора до груздясработан без единого гвоздя.Доныне сильный и могучий,бесславно тонет лес дремучий.

Мелколесье.Как же в нем укроюсь весь яс головы до пят?Мне осинник мелковат.Березняк не вышел ростом,он ютится по погостам.Я же чаще сторонойобхожу их в час ночной.Чтобы, глядя на березки,не пролить случайно слезки,изучая отчий край,не свихнуться невзначай.

Цвета едины, неделимы.Они почти неотличимы.И я приглядываюсь долго.Уже нашлась в стогу иголка.Уже искомое зерноот плевел мной отделено.Для претворенья в жизнь пейзажа —необходима сажа.По меньшей мере уголек —коль хмурый выдастся денек.

По первопутку, напрямки —не погнушавшись просторечья,которым мог бы пренебречь я, —вниз во течению рекипустился с ней вперегонки.Когда беглянку я догнал,когда на цыпочки привстал,взглянув туда, где течь рекадолжна была наверняка:едва заметный ручеекво тьме мерцал настолько тускло,что даже высохшее руслоя разглядеть насилу смог.

В нас что-то есть холопье,недаром снега хлопьяпотехи ради намзнай хлещут по щекам.Порывы ветра клонят.Раскаты грома гонят.Все глубже всякий разв асфальт вгоняют нас.

Чуть свет,иначе говоря —чуть только без поводыряты обходиться станешь понемножку,сейчас тебе подставят ножку,а ты — в отместку — локоток.Сквозь нас пройдет электроток.И страшной судорогой лицанавеки могут исказиться.

Язык не повернетсяв излишнем рвенье обвинить первопроходца,в своекорысти упрекнутьтого, кто выбрал крестный путь,кремнистую дорогу.Уже смеркалось понемногу.Вдали был слышен лай собак,уключин скрип и стук подводы.Как только расступились воды,он незаметно подал знак.И, устремившись вслед за ним,я вышел из воды сухим.

Нет явственных отличий.Все тот же гомон птичийжурчащий, как ручейв отсутствии грачей.Иль это — грач хрипатый,иль это — лось сохатыйтопочет тяжело,ложится на крыло?Меня смертельно ранить,мне ребра протаранить,когда бы привелось,любой из них готов насквозь.

До головокруженьярисковы их движенья,прыжкии кувырки.Как будто акробаты,пернаты и крылатыснежинки могут иногданапоминать кристаллы льда.Рисунки на металлеи разноцветные эмали.И здесь, и там наверняка —везде видна одна рука.

Нас оправдают по Суду.А как же может быть иначе,уж коли черная в прудувода стоит — тем паче.Пруд торфяной.Я с головой больнойв него ныряю,как будто наспех примеряю.Кто между нами виноват,что пруд немного узковат,что короток немножко,что, если посмотреть в окошко,что, если выглянуть за дверь,не досчитаешься теперьс порога:звезды — на небе,в сердце — Бога?

Салимон Владимир Иванович родился в Москве в 1952 году. По образованию — педагог. Первые стихотворные публикации — в конце 70-х годов. Редактор журнала «Золотой век». Лауреат поэтической премии Романской Академии в Риме. Автор восьми поэтических книг.

Марина Палей

Long Distance, или Славянский акцент

Сценарные имитации

Фильм пятый

ТАНЕЦ

F. Z

CAST:

Он.

Она.

Сцена 1

Небо.

Под небом плоскость.

Меж ними — ровная, как по линейке, черта горизонта.

Простота совершенства: первые дни творения. Безупречное воплощение чертежа. Глаз, насытившись синевой и простором, ждет появления новых созданий.

И они возникают. Точнее сказать, врываются. Это исполинский букет белых цветов, взламывающий линию горизонта, перекрывающий весь видимый охват неба, — и гигантская рука, букет, словно пылающий факел, держащая. Вслед за рукой из-за горизонта восходит лицо юной женщины. Но еще до его появления мы успеваем понять истинное соотношение размеров: это вовсе не равнина земли расстилается на экране, а плоскость крыши, присыпанной мелким раскаленным на солнце щебнем.