Михаил Климов - Старый дом
Прохоров хорошо понимал, что уйти сейчас вот так, ничего не купив, значит оставить после себя самое неприятное впечатление. Поэтому он осмотрелся и ткнул пальцем в два предмета в двух разных витринах.
– С эсклаважем пока повременим… А сейчас я возьму вот это и вот это…
Первым был самый обыкновенный кирпич, только окаймленный серебром и превращенный в… спичечницу.
– С вашего позволения я все оплачу, но за кирпичом вернусь к вечеру…
– Конечно, конечно… – уже веселей сказал Фаберже.
Слава, не торгуясь, заплатил запрошенный полтинник и они вышли из магазина.
Но вторую покупку – небольшую коробочку сантиметра три в поперечнике – он сразу взял с собой.
Коробочку эту он заметил давно и у него были на нее далеко идущие планы…
32
– Не знаете, – повернулся Прохоров к своей спутнице, – где здесь кофе попить? Мне бы надо немого прийти в себя…
– Конечно, знаю… – она покачала головой, словно коря его за такие неполезные волнения, – метров сто в ту сторону, да там рядом и стоянка извозчиков, если вы дальше захотите так передвигаться…
В самом деле, чуть впереди виднелась вывеска, на которой была изображена чашка, а из нее поднимался парок. Что именно было в чашке – художник, видимо, оставил на усмотрение зрителя.
– А вам спасибо, что поддержали мою игру… – наш герой на ходу церемонно раскланялся.
Что вызвало некоторый иронический смешок Надежды.
– Пожалуйста, больше этого не делайте… – сказала она, беря его под руку. – Постарайтесь…
«Именно так идем, как мне нравится… – подумал он, – как давно и никогда я так с женщиной не ходил…».
А вслух спросил:
– Не вовлекать вас в мои делишки?
– Кланяться не нужно… – она опять покачала головой, – то есть не вообще не кланяйтесь, без этого нельзя, но делайте это все-таки немного пореже…
– Не умею? – обеспокоенно спросил он.
– Как-то не так все делаете… – в этот раз Надежда ободряюще улыбнулась, наверное, чтобы смягчить свои слова. – Такое ощущение, что вы из Австралии или еще откуда подальше прибыли, хотя и русский, вот там, наверное, так кланяются и ножкой шаркают…
– Постараюсь… – озадаченно сказал Слава.
По жаркой погоде хотелось посидеть в кофейне не внутри, а на улице, где ветерок хоть какой, но был, но или это еще не изобрели в Европе или до России подобная мода не докатилась.
Пришлось расположиться внутри.
– Вы будете черный? – спросила Надежда.
– А вы?
– Я – черный… – она улыбнулась почти счастливо. – Иногда себе позволяю…
– А что – сердце? – испугался он.
– Дорого…
И тут он вспомнил, что еще не расплатился с ней за котелок.
– А сколько я вам должен? За шляпу вот эту… – ответил он на ее недоуменный взгляд.
– Что изволят господа? – возле них появился официант.
Надежда выразительно посмотрела на своего спутника, наверное, здесь было не очень принято, чтобы женщина в присутствии мужчины что-нибудь себе заказывала. Прохоров вспомнил, как она общалась с Фаберже.
– Для дамы – черный, пожалуйста… – сказал он. – А мне – капучино… – добавил на автомате.
И тут же пожалел об этом, потому что брови официанта резко взлетели вверх, похоже, он хотел отказать, но словно вспомнив что-то, поднял палец, прося секундную паузу…
И исчез…
– Что вы ему сказали? – поинтересовалась Надежда.
– Я заказал, – Прохоров досадливо поморщился, – такой кофе, о котором они, вполне возможно, никогда не слышали…
– Никак нет, ваше высокоблагородие… – послышался новый голос откуда-то сбоку, – капучино – кофе, действительно редкий, но у нас как раз есть повар-итальянец, который умеет его готовить.
Перед ними стоял толстячок с добродушной улыбкой на широком лице.
– Заметьте, – добавил он, улыбаясь еще шире, – только у нас. Не у Филиппова, не у «Альберта», не у «Вольфа и Беранже» в Петербурге, а именно и только у нас… Не далее как вчера для господина обер-полицмейстера готовили… Сейчас, буквально сей секунд – и все будет готово…
Он удалился куда-то в сторону кухни и оттуда послышался его голос, перешедший на шепот, но за окном, где грохотали экипажи, как-то разом все стихло и наш герой отчетливо услышал голос круглолицего хозяина:
– Гаврила, Гаврила зроби швыдко ту бурду с молоком, что ты вчера французу варганил…
– Да что это за кофий такой? – никак не могла понять Надежда, которая, видимо, этого громкого шепота не услышала. – С молоком? Со сливками?
– А фиг его… – в сердцах ответил наш герой, его начинала злить эта суета вокруг такого простого дела, как чашка кофе. – Ой, простите, а кто ж его знает, как оно делается… Давайте лучше о чем-то другом поговорим…
– Давайте… – охотно согласилась она. – Зачем вы купили кирпич?
– Какой кирпич? – не понял он.
– Ну, там у Фаберже…
– Ах, это…
Он задумчиво почесал бородку.
Как ей объяснить?
– Понимаете, есть материал, для которого серебряная окантовка привычна, – стекло, например, или хрусталь, иконы… А есть то, что попадается редко или вообще не встречается в серебре, – дерево, керамика, или вот кирпич, как в нашем случае… Спичечница в общем не нужна, но такая оригинальная, да еще и с клеймом Фаберже, вполне подходит…
– А у вас там еще есть спички? – спросила она вполголоса. – Мне кажется, я видела, как один человек прикуривал от такой плоской металлической штучки…
– Есть, хотя употребляются они все реже и реже…
В этот момент круглолицый хозяин поставил перед ними чашки.
И отошел в сторону, чтобы посмотреть на эффект, наверное…
Кофе, несмотря на «бурду» и итальянца Гаврилу, оказался на удивление приятным. Именно таким, как любил Прохоров – не безумно сладким и чтобы сам вкус кофе не утонул в молоке…
Или в сливках, кто ж это знает…
Он кивнул хозяину, мол, да, все в порядке…
– А зачем вообще все это? – слегка пригубив свой кофе, спросила Надежда.
– Что это?
– Ну вот, вы специально сюда… – она поискала подходящее слово, – сюда пробрались, ходите по магазинам, прикидываете, что-то покупаете. А для чего? Любите красивые вещи?
– Нет… – он улыбнулся. – Вы еще не поняли? Мы с Володей и Маринкой – торгуем антиквариатом.
Он вдруг увидел, как чашка в ее руке задрожала…
Причем так, что она едва смогла ее поставить на блюдечко…
И поставила с дробным звуком, как будто у кого-то зубы от холода или страха стучали.
– То есть вы хотите сказать, – спросила она побелевшими губами, – что все вот это, чем мы занимаемся сейчас, – из-за денег?
– Ну конечно… – Слава улыбнулся, он никак не мог понять, что происходит, и отчего Надежда Михайловна вдруг так разволновалась. – Здесь купили задешево – там у себя продали задорого…
– И все?
33
– А этого мало?
Он никак не мог сообразить, что происходит, даже раздраженно отставил от себя вкусный кофе.
Да что же это, прямо на ровном месте…
А казалось, уже нашли общий язык…
Казалось – союзники…
Хотелось большего, но союзники-то уж точно…
И вдруг…
Бред какой-то…
Он с раздражением повел глазами по сторонам, словно подсознательно искал, на ком сорвать зло, но…
Но увидел круглую мордочку хозяина и…
И догадался…
У них же капитализма здесь еще практически не было, они еще не знают, что такое жизнь, где деньги определяют все…
Ну, почти все…
Как ни странно – полегчало, во всяком случае, стало понятно, о чем говорить и что объяснять…
– Надежда Михайловна, – тихо начал он, – я, конечно, понимаю, что вы – женщина романтическая, и для вас жизнь имеет смысл, только если она служение чему-либо. В вашем случае – будущему… Но вы же были там, вы видели, что ничего из ваших планов не сбылось. И у нас есть дураки, садисты, сволочи…
– Кто это, садисты?
– М-м-м… – замялся он, – ну, в общем это те, кому мучить людей – удовольствие… И у нас есть нищие, – продолжил он, – бессмысленно богатые, больные, калеки и просто несчастные люди… Это просто надо принять как факт, потому что история показала, что тот, кто убьет дракона, сам становится драконом…
– О чем вы?
– Это цитата из одной пьесы. Там городом правит дракон, мучает всех, издевается… А жители спокойно все это принимают. А потом приходит рыцарь и убивает дракона. А жители начинают поклоняться ему, как предыдущему правителю. И тогда он уходит от них, потому что не хочет сам становиться драконом… А вы не боитесь?
– Чего?
– Сами стать драконом? Как Землячка, помните, мы говорили? Как Ленин? Сталин? Вся эта братия?
– Не знаю… Но я все время думаю о том, что вы мне рассказали… И помню, все до секунды помню, мое пребывание у вас… – Надежда откинулась назад, недопитый кофе стоял перед ней, но она, похоже, о нем забыла. – Знаете, я все понимаю… Нет, не так говорю… Там у вас есть всякое, я поняла… Но вы-то – другие: вы сами, Володя, Марина… Разве нет?
