Энтони Капелла - Брачный офицер
Джеймс проявил понимание, и они твердо условились встретиться через две недели.
— Да, вот еще что, — сказал синьор ди Каталита-Госта. — Хотел просить вас об одной любезности, правда, мне так неловко злоупотреблять вашим вниманием.
Джеймс заверил его, что он всецело готов оказать ему услугу.
— Не хотелось бы, разумеется, как-то влиять на ваш рапорт. Но если он и в самом деле окажется благоприятным, как мы смеем надеяться, то… моя дочь, а она у меня очень набожна, очень бы желала венчаться в первый день Великого Поста. По некоей традиции люди благородных семейств венчаются именно в этот день в кафедральном соборе. — Он развел руками. — Так было и со мной. Видите ли, всего лишь традиция, но я знаю, это бы так много значило для матери Эмилии, упокой Господь ее душу.
До первого воскресенья Великого Поста оставалось меньше недели.
— Я попробую несколько ускорить разрешение, — пообещал Джеймс.
Синьор ди Каталита-Госта поклонился.
— Вы очень добры.
— Что вы, что вы! Просто приятно во всей этой неразберихе сделать хоть что-то полезное.
Возвращаясь вниз под горку к Палаццо Сатриано, Джеймс испытывал благостное воодушевление, которое не смогло испортить даже едва теплая «Тушенка с овощами» Маллони.
В шесть утра в воскресенье его разбудил телефонный звонок. Звонил майор Хеткот. Он сразу перешел к делу.
— Что вам известно про толпу у кафедрального собора?
— Понятия не имею про толпу у собора.
— Военные полицейские опасаются, что это может перерасти в массовые беспорядки. Не изволите ли взглянуть?
Телефон отключился.
Джеймс оделся и сбежал вниз. Прикинув, если и в самом деле возможны массовые волнения, то лучше наблюдать за происходящим из джипа, чем с мотоцикла, он пошел будить Эрика.
Американец просыпался после подпития, и Джеймсу пришлось приложить некоторые усилия, чтоб втолковать ему, что выезд к возможному месту массовых волнений гораздо важней чашки утреннего кофе. Но и без кофе ушло целых четверть часа, прежде чем хмурый Эрик уселся наконец за руль, и они вдвоем покатили к собору.
У самого собора путь им преградила плотная толпа народу. Пока Эрик проталкивался со своим джипом вперед, Джеймс с изумлением смог убедиться, что вся толпа преисполнена глубокой скорби. Женщины рыдали и рвали на себе одежду. Пожилые мужчины грозили небесам кулаком. Молодые девицы с повязанными платком головами что-то бессвязно лепетали или истерически орали друг на дружку. Среди толпы, как отметил Джеймс, было немало монашек и священников, повсюду люди осеняли себя крестным знамением. Все это выглядело весьма загадочно.
Внезапно Джеймс заметил знакомую физиономию. Велев Эрику притормозить, он распахнул дверцу джипа:
— Доктор Скотерра, залезайте!
Адвокат слегка смешался, будто его застали за каким-то непристойным занятием. Но все же вскарабкался в джип и поспешил захлопнуть за собой дверцу.
— Вы бы лучше вернулись, — бросил он.
— Почему? Что, так опасно?
— Для вас? Немного, пожалуй. Толпа слишком возбуждена. Но в данный момент я больше забочусь насчет себя. Лучше бы меня рядом с вами никто не видел после вашей опрометчивой попытки призвать к порядку торговцев пенициллином.
— А, так вы уже слыхали… — отозвался Джеймс.
— Друг мой, — сказал пренебрежительно доктор Скотерра, — события того дня уже преобразились в изящную балладу, которая распродается в городских скверах по пять лир за листок. Ваше имя поминается непрерывно, и отнюдь не в лирических строках, но подхватывается всеобщим хором, при этом сопровождаясь определенными жестами, которые неизменно вызывают всеобщее ликование. Вы ведь помните, я не советовал вам в данный момент затевать эту операцию. А теперь, могу я сойти?
— Что здесь происходит? — спросил Эрик, подавая назад.
— Разжижение крови.
Должно быть, эти слова друзей несколько огорошили, потому что доктор Скотерра поспешил добавить:
— Крови святого. Известная реликвия, она хранится в особой часовне в соборе. Дважды в год, абсолютно регулярно, высохшая кровь превращается в жидкость. В случае, если, как в данный момент, кровь превращается в жидкость в неположенное время, это означает, что Неаполю грозит страшная беда.
— То есть, страшней, чем немецкая оккупация, чем мобилизация ваших парней на войну с Россией и чем бомбежка Неаполя тремя различными армиями?
— Разумеется, это чистейший предрассудок, — глухо отозвался доктор Скотерра, — которому всякий образованный, как я, человек не придает ни малейшего значения.
— Может, вы сегодня слишком рано встали?
Доктор Скотерра фыркнул.
Эрик остановился у края тротуара и выключил зажигание.
— Все-таки лучше пойдем взглянем.
Джеймс с Эриком протискивались сквозь толпу к боковому входу в собор. Внутри спокойней не было — воющее людское море слепо, но с ощутимым накалом, колыхалось из стороны в сторону Наконец обнаружился священник.
— Это наш святой, — скорбно изрек он. — Это его кровь. Несомненно, грядет великий огонь, и в нем погибнут многие.
Его слова вызвали в непосредственной близости истошные рыдания. Тут священник просветлел.
— Но все же, — громко изрек он, давая знак другому священнику, появившемуся из ризницы и державшему под самым носом, как продавщица сигарет у киношки, лоток, — может статься, что мощи одного из христианских мучеников не оставят того, кто истинно верит.
Толпа рванула к священнику с лотком.
Пробившись сквозь толпу, Эрик с Джеймсом разглядели на подносе какие-то мелкие белые предметы.
— Если не ошибаюсь, — сказал Эрик, взяв один и рассматривая, — это человеческие останки.
— Мощи, синьоре, мощи ранних мучеников-христиан, — подтвердил священник. — Может взять каждый, кто пожертвует пятьдесят лир на церковные нужды.
— Есть тут в округе катакомбы? — спросил Джеймс у Эрика.
— Полно. И все сплошь забиты костями.
Они снова перевели взгляд на поднос.
— Должно быть, и священникам кушать надо, — сказал Джеймс.
— Да пошли они… — ухватив одного священника правой, другого левой рукой, Эрик поволок их к ризнице, бросив Джеймсу через плечо. — А ну-ка поглядим, что там у них за кровь!
Святая кровь содержалась на дне восхитительной серебряной раки, которую, в свою очередь, благоговейно сжимал в руках еще один священник.
— Скажи им, если они с этим делом не уймутся, пусть сами на себя пеняют, — бросил Эрик.
Джеймс перевел, но священники только руками развели.
— Это не мы, это святой, — сказал один. — Он пытается предупредить нас о беде.
— Все, хватит этой хренотени! — Дернув из кобуры пистолет, Эрик наставил его на священника, державшего раку. Остальные синхронно перекрестились. — Скажи ему, если через пару минут эта кровь не разжижется, получат для раздачи по кусочкам еще одного христианского мученика.
— Ты убежден, что поступаешь лучшим образом? — спросил Джеймс.
Эрик грозно взмахнул пистолетом.
— Скажи, что я еще даже кофе не пил и что я зол как черт.
— Послушай, по-моему, ты ведешь себя — хуже некуда, — нервно проговорил Джеймс.
— По-твоему, эта кровь разжижается сама собой?
— Скорее всего, нет, но мы с тобой сюда явились, чтобы не допустить беспорядков, — заметил Джеймс. — И, по-моему, все-таки убивать священника в кафедральном соборе в момент священного таинства и в присутствии тысяч свидетелей, большинство из которых уже крайне возбуждено, никак не отвечает нашей задаче. В особенности, если учесть, что нас здесь всего двое.
— Считаешь, я должен убрать пистолет?
— Да, я считаю именно так.
— По-моему, эта кровь через пару минут перестанет быть жидкостью, если этот священник оставит ее в покое. Он все время ее встряхивает, вот она и разжижается.
— Вполне возможно, — согласился Джеймс, — только итальянцы в это верят, и это их дело.
— Ну и как ты считаешь нам надо поступить в данной ситуации?
— В общем, — сказал Джеймс, — по-моему, священники уже обо всем позаботились. Они, судя по всему, сначала позволили толпе прийти в крайнее возбуждение, но также предложили и решение, вынося эти мощи. До тех пор, пока мощей у них хватает, а, судя по всему, этот запас неиссякаем, похоже, в конечном счете все будут счастливы.
С некоторой неохотой Эрик спрятал пистолет.
— Примите наши извинения, — сказал Джеймс священникам. — Мой друг не успел позавтракать.
Священники поглядели на Эрика с сочувствием. Один порывисто сделал шаг к Джеймсу и вложил ему в верхний карман кусочек мощей.
— Это убережет вас от грядущего пламени, — прошептал он, — как и вы уберегли нас от этого голодного американца.
Все церемонно обменялись рукопожатиями, а священник с ракой благословил Эрика.
