Мартин Сутер - Кулинар
Другая гостья, которая «очень скоро» планировала позвонить Андреа, отделалась подобными отговорками.
25
Мараван опустился на колени перед домашним алтарём. Его лоб коснулся пола. Он молился Лакшми за своего любимого племянника. Сегодня до него дошло известие, что Улагу вот уже второй день как пропал без вести. Ещё вчера утром он был с братьями и сёстрами, однако вечером не вернулся домой.
Сейчас, когда на севере Шри-Ланки пропадал четырнадцатилетний мальчик, это могло означать одно из двух: он либо умер, либо стал солдатом. Добровольно или принудительно, присоединился ли к «тамильским тиграм» или к тем, кто воюет против них на стороне правительственных войск.
Мараван молился, чтобы это оказалось не так. Чтобы уже сейчас, когда он стоит на коленях перед статуей богини, Улагу был дома, цел и невредим.
Из кухни послышался сигнал мобильного телефона. Мараван не обратил на него внимания. Закончив молитву, он вполголоса затянул мантру.
Наконец он встал, сложил ладони перед грудью и слегка поклонился, коснувшись лбом пальцев. И только после этого пошёл на кухню и продолжил готовку еды на послезавтра, прерванную ради пуджи.
На холодной плите стояло четыре чугунка с разными видами карри, каждый из которых имел свой цвет: карри с ягнёнком и йогуртом — светло-коричневый; рыбный на кокосовом молоке — жёлтый; овощной — зелёный; наконец, из омара — оранжевый.
Мараван хотел путём гелификации получить из них четыре разноцветных кусочка желе, а затем уложить на каждый основной компонент соответствующего блюда: розовый ломтик филе ягнёнка — на светло-коричневый; тушёного палтуса — на жёлтый; наполненные оранжевой чечевицей кусочки бамии — на зелёный; наконец, омара — на оранжевый.
Он снова зажёг огонь и смотрел на него с отсутствующим видом, пока из горшочков не показались первые струйки пара.
Тут ему на глаза попался лежавший на кухонном столе мобильник. На дисплее высветилось сообщение о пропущенном звонке и поступлении эсэмэс.
«Прекрати», — гласил текст.
Мараван не придал ему большого значения. Он подошёл к плите и выключил газ.
На третий день после исчезновения Улагу о нём не было никаких известий.
На четвёртый пришли «тигры».
Мараван продолжал свои эксперименты с гелификацией, когда в дверь позвонили. На пороге стояли два его соотечественника. Одного звали Теварам, и он состоял в партии ТОТИ. Это он предложил Маравану работу с мотагамами, потребовав за это «пожертвование» в размере тысячи франков.
Другой держал в руке кейс.
— Это Ратинам, — представил своего спутника Теварам. — Мы можем войти?
Мараван кивнул, неохотно пропуская земляков.
Теварам заглянул на кухню.
— Хорошее оборудование, — кивнул он. — Дело, как видно, продвигается.
— Чем могу быть полезен? — спросил Марван.
— Говорят, вы организовали кейтеринг, — продолжал Теварам.
Тот, кого он назвал Ратинамом, молчал, пристально глядя на Маравана.
— Да, иногда я готовлю на продажу, — кивнул Мараван. — Готовить — моя профессия.
— И успешно, насколько я знаю! — воскликнул Теварам. — На прошлой неделе вы отослали домой больше шести тысяч франков! Вас есть с чем поздравить.
Маравана не удивило, что хозяин «Баттикалоа-Базара» рассказал этим людям всё.
— Моя двоюродная бабушка больна, — объяснил он.
— Вы полностью рассчитались с Ори, поздравляю ещё раз! — продолжал Теварам, не обращая внимания на его слова.
«Значит, и Ори тоже», — подумал Мараван.
— Завтра Мавирар — День героя, — напомнил Теварам.
Мараван кивнул.
— Мы принесли вам речь Велупиллая Прабхакарана. — Теварам взглянул на своего спутника.
Ратинам открыл кейс и вынул оттуда компьютерную распечатку. На её первой странице красовался портрет коренастого лидера ТОТИ, под которым начинался текст.
Мараван взял бумагу. Гости по очереди пожали ему руки.
— Ещё раз поздравляю с успешным началом нового дела, — повторил Теварам. — Все мы держим пальцы за то, чтобы местные власти не узнали о вашем прибыльном бизнесе. Вы же знаете, какие они здесь формалисты. Особенно когда дело касается иностранцев, да ещё и получающих пособие по безработице.
— Внимательно прочитайте речь, — на прощание посоветовал Маравану Ратинам. — Особенно конец.
Мараван подождал у двери, пока шаги гостей не смолкли на лестнице. Наконец этажом ниже послышался гудок домофона.
«В этот исторический момент, — гласил конец речи, — я призываю всех тамильцев, в какой бы части земного шара они ни жили, твёрдо и решительно поддержать своих братьев и сестёр, борющихся за свободу Тамил-Илама. Я всем сердцем призываю вас оказывать нам посильную помощь в виде пожертвований. И хочу поблагодарить работающую сейчас за границей тамильскую молодёжь за активное участие в деле освобождения нашей страны. Давайте же будем решительнее следовать нашим героям, которые отдали жизни в борьбе за свободу и справедливость и стали частью нашей национальной истории».
Мараван пошёл на кухню и бросил бумагу в мусорную корзину. После этого он тщательно вымыл руки, умылся и, сняв обувь, вошёл в гостиную.
Там он встал на колени перед своим домашним алтарём, зажёг фитиль дипама и принялся молиться за то, чтобы Улагу не последовал упомянутым в речи героям.
26
Андреа сидела в своём ротанговом кресле в зимнем саду и мёрзла. Она надела толстые шерстяные носки и до самых пят закрыла ноги кашемировой шалью — подарок Лилиане, предшественницы Дагмар. Они познакомились в «Сулавеси» — ресторане с кухней в стиле «фьюжн»,[36] одно время гремевшем, а потом сошедшем со сцены. Лилиане работала аналитиком в одном крупном банке и была там постоянным посетителем. Андреа обслуживала её столик в первый вечер своей работы в «Сулавеси» и немного флиртовала. Когда далеко за полночь она собралась домой, на выходе её ждала Лилиане в своём красном «Порше Бокстер». Она поинтересовалась у девушки, не отвезти ли её домой, на что Андреа, в свою очередь, спросила: «К кому домой?»
Это случилось давно. С тех пор на кашемировой шали появилось несколько дырок от моли, глядя на которые Андреа расстраивалась каждый раз, когда доставала из шкафа подарок Лилиане.
Сухой ноябрьский ветер стучал в окна. Пластиковые пальмы качались на сквозняке. Они с Мараваном поставили в зимнем саду электрический обогреватель, так как единственная батарея давала мало тепла. Из неё надо было выпустить воздух, но Андреа не знала, как это сделать. Обычно такими вещами занималась Дагмар.
Конечно, с обогревателем счёт за электроэнергию заметно вырастет. Но сейчас Андреа всё равно. Когда же ещё пользоваться зимним садом, как не зимой?
Она отложила в сторону прочитанную газету, а потом взяла в руки пачку буклетов с предложениями вакансий. Она не заглядывала в них вот уже несколько недель, выбрасывая в мусорное ведро вместе с рекламой.
До конца года «Пище любви» оставалось выполнить всего три заказа. Два из них поступили от гостей «званого обеда», а один — от пациентов Эстер, на этот раз непосредственно связавшихся с Андреа. А ведь декабрь — пик кулинарного сезона.
Даже если бы поступили ещё один или два, для выживания фирмы этого недостаточно. В сложившейся ситуации Андреа видела для себя только две возможности: либо стать на пособие по безработице, как Мараван, либо отслеживать вакансии в газетах. Тогда, быть может, удастся найти работу, которая позволяла бы заниматься вечерами «Пищей любви». Если, конечно, будут заказы. Андреа всё ещё надеялась восстановить связь с Эстер или заменить доктора Дюбуа кем-нибудь из её коллег. Она хотела, как и прежде, заниматься кейтерингом, полагая, что со временем Мараван сможет оформить другой статус своего пребывания в Швейцарии, позволяющий ему легально заниматься предпринимательством.
Андреа нельзя было сдаваться так быстро. Она чувствовала себя виноватой перед Мараваном. Если б не она, тамилец по-прежнему работал бы у Хувилера. Да и разрыв с Эстер произошёл по её оплошности.
Андреа положила буклеты на пол, поплотнее укуталась в шаль и погрузилась в размышления о восстановлении «Пищи любви».
Неожиданный звонок от Маравана расставил всё по своим местам.
За день до этого Мараван, в шарфе и меховой шапке, пил чай за столиком буфета на Центральном вокзале. Перед ним лежала непрочитанная воскресная газета, в которую он вложил конверт с тремя тысячами франков в крупных купюрах. Это всё, что осталось от его доли в прибыли «Пищи любви».
Вчера Мараван узнал, что его сестра получила письмо от Улагу. Мальчик сообщал, что он примкнул к «тамильским тиграм», чтобы бороться за свободу и справедливость в своей стране. Почерк был его, заметила сестра, но Улагу писал как будто под чью-то диктовку.
