Марк Леви - Семь дней творения
– Может, ему стало плохо?
– Не исключено, но надо разобраться, что вызвало недомогание.
– У вас есть свои соображения!
– Главное, я озяб, эта сырость пробирает меня до костей. Я не против продолжить нашу беседу, но подальше от воды, у лестницы в контору. Там что-то вроде микроклимата. Не возражаешь?
София взяла старика под руку и увела его под трап, служивший конторе коридором между офисами. Джу-элс облюбовал местечко под единственным окном, в котором в этот поздний час еще не погас свет. София знала, что у всех стариков есть причуды и что любить их – значит не чинить помех их привычкам.
– Совсем другое дело! – заявил Джуэлс. – Здесь лучше всего!
Они сели у стены. Джуэлс разгладил свои клетчатые штанины.
– Так что там насчет Гомеса? – напомнила ему София.
– Ничего я не знаю! Но ты слушай, вдруг ветерок чего-нибудь нам нашепчет?
София нахмурилась, но Джуэлс приложил к губам палец. В ночной тишине София расслышала низкий голос Лукаса, доносившийся из кабинета у нее над головой.
* * *Херт, сидя на краю пластикового стола, подталкивал в сторону директора службы недвижимости порта запечатанный пакет из крафт-бумаги. Друг напротив друга сидели Теренс Уоллес и Лукас.
– Треть сейчас, треть – когда ваш административный совет проголосует за отчуждение доков, последняя треть – когда я подпишу разрешение на исключительное право продажи участков, – говорил вице-президент.
– Мы договорились, что совет соберется до конца недели, – напомнил Лукас.
– Слишком мало времени, – простонал Уоллес, еще не осмелившийся взять коричневый пакет.
– Близятся выборы! Мэрия с радостью объявит о превращении грязной портовой зоны в чистенькое жилье. Это будет настоящей манной небесной! – И Лукас сунул пакет Уоллесу в руки. – От вас требуется не такая уж трудная работа.
Лукас встал, подошел к окну, приоткрыл его и добавил:
– А поскольку скоро вам уже не нужно будет работать, вы сможете даже отказаться от повышения, которое вам предложат в благодарность за то, что вы их обогатили…
– Вернее, за предотвращение неминуемого кризиса! – подхватил Уоллес жеманным тоном, протягивая
Эду большой белый конверт. – В этом секретном докладе указана стоимость каждого участка Повысьте ее на десять процентов – и мои администраторы не смогут отказаться от вашего предложения. Уоллес схватил пакет и радостно его потряс.
– Они у меня соберутся не позднее вечера пятницы!
Внимание Лукаса, оставшегося у окна, привлекла тень внизу. Когда София садилась в машину, ему показалось, что она заглянула ему в глаза. Габаритные огни «Форда» растаяли в темноте. Лукас повесил голову.
– У вас не бывает угрызений совести, Теренс?
– Забастовку спровоцирую не я! – ответил тот, выходя из кабинета.
Лукас отверг общество Эда и остался один.
Колокола собора Божьей Милости пробили полночь. Лукас надел плащ, засунул руки в карманы. Открывая дверь, он погладил кончиками пальцев обложку украденной книги, которую везде носил с собой. С улыбкой глядя на звезды, он продекламировал:
– Да будут светила на тверди небесной, для отделения дня от ночи… и для знамений, и времен, и дней, и годов.
И увидел Бог, что это хорошо.
И был вечер, и было утро…
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Матильда почти каждый час стонала, ее все еще мучила боль, и она забылась только на рассвете. София встала, стараясь не шуметь, поспешно оделась и на цыпочках удалилась. В окно на лестнице заглядывало ласковое солнце. Внизу она столкнулась с Рен: та открыла дверь ногой, потому что ее руки были заняты огромным букетом цветов.
– Доброе утро, Рен!
Рен сжимала зубами конверт и в ответ только замычала. София подскочила к ней, чтобы помочь, забрала букет и положила его на столик у двери.
– Кто-то вас балует, Рен.
– Не меня, а тебя! Держи, эта записка тоже, кажется, тебе.
Она протянула Софии конверт, та недоуменно поспешила его вскрыть.
«За мной объяснения, позвоните мне, пожалуйста. Лукас».
София спрятала записку в карман. Рен любовалась цветами с наполовину восторженным, наполовину насмешливым выражением.
– Гляди-ка, ты ему не безразлична! Тут их сотни три, разных сортов! У меня не найдется для такого букета достаточно большой вазы.
Мисс Шеридан направилась в свои комнаты, София последовала за ней, нагруженная роскошным букетом.
– Положи цветы у раковины, я наделаю тебе букетов нормальной величины, ты заберешь их, когда вернешься. Беги, я вижу, что ты уже опаздываешь.
– Спасибо, Рен, я скоро вернусь.
– Да-да, пошевеливайся, терпеть не могу, когда ты присутствуешь только наполовину, голова уже в другом месте!
София обняла свою квартирную хозяйку и убежала Рен достала из шкафа пять ваз, расставила их на столе, нашла в кухонном ящике секатор и принялась составлять композиции. Длинную ветку сирени она отложила в сторону. Когда над головой у нее заскрипел паркет, она отвлеклась от приятного занятия, чтобы приготовить Матильде завтрак. Немного погодя, поднимаясь по лестнице, она бормотала:
– Квартирная хозяйка, цветочница… Что теперь? Голова идет кругом!
София поставила машину перед «Рыбацкой закусочной». Войдя, она сразу узнала инспектора Пиль-геса. Полицейский пригласил ее подсесть к нему.
– Как поживает ваша подопечная?
– Потихоньку поправляется. Нога беспокоит ее больше, чем рука.
– Понятное дело, на руках в последнее время не очень-то принято расхаживать.
– Что вас сюда привело, инспектор?
– Расследование падения докера в трюм! Чем вас угостить? – Пильгес повернулся к стойке.
Без Матильды в закусочной приходилось запасаться терпением и подолгу ждать заказанного, даже простого кофе.
– Уже известно, почему он упал? – спросила София.
– Комиссия по расследованию грешит на ступеньку железной лестницы.
– Очень плохая новость– – пробормотала София.
– Их методы расследования меня не убеждают! Я даже поцапался с их главным.
– Из-за чего?
– Он так часто повторял о ступеньке «трухлявая», что можно было подумать, что он полощет горло! Беда в том, – задумчиво продолжил Пильгес, – что никого из уполномоченных не заинтересовала панель предохранителей…
– При чем тут предохранители?
– Тут – ни при чем, а вот в трюме они еще как важны! Опытный докер может упасть по очень ограниченному числу причин. Может быть виновата и ветхая лестница, я не утверждаю, что она была молода и упруга, может – невнимательность. Гомес, правда, не из тех, кто способен зазеваться. А как вам темнота в трюме? Вдруг там погас свет? Если так, то несчастья было не избежать.
– Намекаете на злой умысел?
– Просто рассуждаю: лучший способ заставить Гомеса свалиться с лестницы – вырубить прожектор, когда он на ней находится! При освещении там впору было надевать темные очки. Теперь представьте, к чему приводит резкое наступление темноты! Пока ваши глаза привыкнут к потемкам, вы успеете потерять равновесие. Вспомните собственные ощущения, когда вы входите с яркого солнца в магазин или, того лучше, в темный кинозал. А если еще висеть при этом на двадцатиметровой высоте…
– У вас есть доказательства этой версии? Пильгес полез в карман за носовым платком. В платок оказался завернут обугленный по всей длине маленький цилиндр. В ответ на вопросительный взгляд Софии прозвучало:
– Полюбуйтесь! Перегоревшая свеча с недостающим ноликом!
– Я не больно смыслю в электричестве…
– Она была вдесятеро слабее того тока, который применяется в трюме.
– Это убедительное доказательство?
– По меньшей мере это – свидетельство недобросовестности. Такое сопротивление могло прослужить там не больше пяти минут.
– Что все это доказывает?
– Что тьма царит не в одном трюме «Вальпараисо».
– А что считает комиссия по расследованию? Пильгес крутил пальцами злополучный предохранитель, не скрывая своего негодования.
– Комиссия считает, что эта улика ничего не стоит, потому что я нашел ее не на самой панели.
– У вас другое мнение? -Да.
– На каком основании?
Пильгес запустил предохранитель крутиться на столе, как юлу, София поймала его и стала внимательно разглядывать.
– Я нашел его под лестницей: сильным напряжением его, наверное, оторвало от панели. Человек, заметавший следы преступления, его не нашел. На панели вместо него красовался новенький.
– Вы намерены завести уголовное дело?
– Еще нет, с этим тоже проблема!
– Какая?
– Мотив! Для чего было ронять Гомеса в трюм этого корыта? Кому на руку несчастный случай? У вас есть догадки?
Софии стало нехорошо. Она кашлянула, закрыла ладонью лицо.
– Никаких догадок!
– Так уж никаких? – подозрительно переспросил Пильгес.
– Ни малейших! – София снова поперхнулась.
– Жаль! – сказал Пильгес, вставая.
