Перекрёсток двенадцати ветров - Верещагин Олег Николаевич
Втрое медленней, чем он рассчитывал. Ступни почти не ощущались днём, словно деревяшки, пристёгнутые к щиколоткам, зато по ночам они ныли, гудели и чесались от укусов комарья и многочисленных ссадин и порезов. Сил встать просто не было, и Рат поднимался первым, даже не через силу, а вообще непонятно, как. И поднимал остальных. Светка угрюмо молчала, а Ксанка каждое утро плакала, хотя её несли, и закрывала глаза, когда Рат будил мальчишек. Сашка ругался, а однажды ударил Рата. Егор всё делал молча. Они по-прежнему ночевали в шалашах, делать которые с одним складным ножом Сашки, уцелевшим у него в кармане, оказалось в сто раз трудней - а вечером и так всё валилось из рук.
После первых десяти шагов Рату вдруг показалось, что Светка чокнулась. Она вдруг откинула голову и запела - громко и весело:
- Ищи меня сегодня среди морских дорог,За островами, за большой водою,За синим перекрёстком двенадцати ветров,За самой ненаглядною зарёю…- Светка, ты чего? - спина Сашки качнулась, он, похоже, подумал об этом же, но его сестра ответила:
- Здесь горы не смыкают снегов седых одежд,И ветер - лишь неверности порука.Я здесь построил остров - страну сплошных надеждС проливами Свиданье и Разлука…- и Рат подхватил:
- Не присылай мне писем - сама себя пришли,Не спрашивая тонкого совета.На нежных побережьях кочующей землиКоторый год всё ждут тебя рассветы…- и Светка окликнула брата:
- Ну?! Это же ваша песня, подпевай! - и Сашка присоединился:
- Пока качает полночь усталый материк,Я солнце собираю на дорогах.Потом его увозят на флагах корабли,Сгрузив туман у моего порога.Туман плывёт над морем, в душе моей дурман,Всё кажется так просто и не просто.Держись, моя столица, зелёный океан,Двенадцать ветров, синий перекрёсток!- и они всё впятером ещё раз пропели:
- Держись, моя столица, зелёный океан,Двенадцать ветров, синий перекрёсток!!! [26]- Свет, пой ещё! - крикнул Сашка, и она запела, шагая впереди. Рат не знал этой песни, но в ней был припев, красивый и завораживающий:
- Путь домой, путь домой -Если мы придём домой…В море нас опять потянет,Если мы придём домой!- и к концу песни Рат обнаружил, что подтягивает себе под нос эти строчки…
Светка пела.
Они шли. И иногда подтягивали.
Впереди шагала девчонка, не столь давно откликавшаяся только на кличку "Синти", дочь офицера, взбалмошная и непредсказуемая особа. За ней, сменяясь, её брат - член милитаристского клуба, казачонок-проводник с пунктиком насчёт самостоятельности и его двоюродный брат, сын нового русского, высокомерный космополит[27], никогда не носивший ни одной вещи дешевле чем за триста долларов, тащили на самодельных носилках девчонку со сломанной ногой, ни разу в жизни не носившую вещей дороже чем за триста рублей.
Они шли босиком, в драных камуфляжах разной степени разукомплектованности и пели, а дождь поливал их, то усиливаясь, то ослабевая.
Это было абсурдно, но не более, чем вся жизнь и история страны, в которой они родились и от которых не могли уйти никуда, даже если кто-то из них громко кричал о том, что хочет этого.
- Родина! Еду я на Родину!.. - распевала Светка, качаясь от слабости. Но следом шли мальчишки, которым было тяжелее, и она упрямо продолжала:- Пусть кричат - "уродина!",А она нам нравится,Хоть и не красавица…Рат не помнил, как и когда упал. Он пришёл в себя - Сашка волок его, перекинув руку себе на шею, а ружьё - на грудь. Ксанку тащили Светка и Егор.
- Хватит, - сказал Рат и занял место Светки…
…Дождь перестал, когда они остановились на привал. Сил делать шалаш ни у кого не было - они кое-как заползли, накромсав лапника, под здоровенный выворотень сосны и лежали, прижавшись друг к другу. И тогда Рат даже не услышал, а почувствовал, что Егор плачет.
- Ты что? - прошептал он в ухо двоюродному брату.
- Обидно… - Егор дрожал. - Так обидно… теперь, когда я… ты веришь, что я всё понял?
- Да, - сказал Рат.
- Обидно, - повторил Егор. - Мы ведь не дойдём, Рат. Мы не дойдём. И я всё зря…
- Ты не зря. Ты Ксанку спас, - прошептал Рат. И полез прочь из логовища, таща за собой ружьё…
Через час, когда Сашка сумел заставить себя выбраться из оцепенения, он выбрался наружу. Было почти совсем темно, но на раскисшей земле кое-где видны были следы, и Сашка, пойдя по ним, нашёл Рата в полукилометре от их "лагеря" - возле туши убитого выстрелом в глаз изюбря. Распоров горло оленю острым камнем, Рат, обливаясь, пил кровь и плакал навзрыд.
- Я… первый раз… промазал, - у него был жуткий вид, у перемазанного кровью. - Осталось пять…к нарезке… и картечь…
Вдвоём они доволокли тушу к выворотню. Рат заставил всех пить кровь, и они опять ели сырое мясо, а потом жевали черемшу, которую собрала Светка неподалёку на прогалине. Потом - уже в полной темноте - уснули, как умерли, а проснулись почти в полдень следующего дня. Около самого входа возле изюбря дрались несколько лисиц, замерших при виде людей, а потом порскнувших в стороны.
- Останемся тут ещё на сутки, - решил Рат. - Крошна новые сплетём, мясо оставшееся порежем и подвялим хоть немного.
- С обувкой бы что-нибудь придумать, - сказала Светка. Рат покачал головой:
- Без верёвок я ничего не придумаю… Отец умел из крапивы верёвки делать, но тут и крапивы нет, да я и не могу…
- Вчера я думал - сдохну, - признался Сашка. Ответом ему было молчание, красноречиво говорившее, что подобные мысли посещали и остальных. После этого молчания Рат сказал:
- Да мы почти и сдохли.
- Рат, - спросила Светка, - как ты думаешь - мы дойдём?
- Должны, - ответил Рат. - Обязаны, - и повернулся к Егору. - Правда, братишка?
- А как же, - усмехнулся тот, вставая. - Попробую я к реке добраться. Вдруг у нас под боком теплоходы ходят? Или, однако, рыбу-кита морские духи на берег выгнали - большое подспорье бедным чукчам. Однако.
- Иди, - сказал Рат. И добавил: - Однако.
