Возвращение - Дюпюи Мари-Бернадетт
С тревогой глядя на супругу, он спросил:
— Что я слышу? Матильда была арестована? Когда? Почему я об этом ничего не знаю? Мари, как могло случиться, что ты никогда мне это не рассказывала? Похоже, об этом известно всем, кроме меня!
— Прошу, не надо, это уже в прошлом! — взмолилась испуганная Мари. — К чему ворошить неприятные воспоминания, особенно после того, что случилось сегодня? Я все объясню тебе позже, Адриан. Это было просто недоразумение, я хочу сказать, что Макарий чего-то недопонял… И доказательство тому то, что все быстро уладилось…
Мари прекрасно знала, что супруг не удовольствуется этим уклончивым ответом. Адриан ничего не знал об аресте Матильды, и сейчас точно был неподходящий момент для такого рассказа. Ей удалось выиграть время, однако рано или поздно ей придется вернуться к этой теме. Тогда она и решит, как быть. Расстроенная этой новой неприятностью, Мари укоризненно посмотрела на Нанетт. Та, прекрасно понимая, что провинилась, вдруг закашлялась и с невинным видом объявила:
— Венсан, помоги-ка мне подняться с кресла! Не скажу, что оно неудобное, но мне будет уютнее на кровати. Я иду спать! Святые предержители, ну и день выдался!
Лизон пошла проводить бабушку на второй этаж. Повисло неловкое молчание. Адриан нахмурился. Его удивило выражение лица жены. Она явно пребывала в замешательстве, была испугана. Мари скрывала от него что-то важное, он это чувствовал. Сейчас она, разумеется, ничего ему не скажет, однако Адриан пообещал себе, что, когда они останутся наедине, любой ценой добьется признания.
— Что ж, ты, разумеется, права, — сказал он сухо. — Это давняя история, и главное, что Матильда здесь, с нами, не так ли? Венсан, ты, помнится, предлагал выпить после ужина по рюмочке? Сегодня я точно не стану отказываться. Глоток сливовой настойки поможет мне забыть о сегодняшних злоключениях.
Вошла Камилла, а следом за ней — маленький Жан. Сидевшая на руках у тети Бертий отчаянно зевала. Появление детей разрядило обстановку.
— Думаю, малышам пора в кровать, — сказала Камилла. — Мы хорошо поиграли, и они очень устали…
— Это очень кстати, дорогая, — негромко сказала Мари, с благодарностью глядя на младшую дочь. — Лизон поднялась наверх вместе с бабушкой.
Трое самых младших обитателей дома вышли. Поль помог Венсану налить «по капельке», как сказала бы Нанетт. Мари отметила про себя, что вид у сына задумчивый, да и говорил он в этот вечер совсем мало.
— О чем, вернее, о ком ты думаешь? — шепотом спросила она у него. — Не о той ли девушке?
— Угадала, мамочка! Я бы хотел еще ее увидеть. Она хорошенькая и неглупая… Если бы празднество не закончилось так ужасно, я бы побыл с ней подольше. Жаль… Но я узнал, что она живет на окраине Прессиньяка, это по дороге в «Бори». Думаю, теперь я стану чаще навещать нашу Лизон!
— Камилла расстроится. Ей так хочется, чтобы ты женился на Мари-Эллен! Но, конечно, тебе самому решать, кого выбрать. А вдруг эта девушка уже помолвлена?
— Вот это точно нет! Поэтому я хочу попытаться ее завоевать, — с легкой улыбкой ответил Поль.
И тут в тишине большого дома отчетливо прозвучали три удара во входную дверь. Все, кто в эту минуту находился в гостиной, вздрогнули и обменялись взглядами, в которых читалась тревога. Матильда собралась было выйти в холл, но мать жестом остановила ее:
— Я сама открою!
— Хорошо, мам. А я поднимусь поцеловать детишек на ночь.
Мари не удивилась, увидев Элоди. Она ожидала ее прихода. Женщины обменялись настороженными взглядами и остались стоять где стояли: одна, с неприступным видом и рассерженная, — на пороге, другая, сокрушенно понурив голову, — на ступеньке ведущей к парадной двери лестницы. От наряда невесты остался только увядший цветок, приколотый к блузке. Мари молча ждала, что Элоди ей скажет. Наконец та проговорила, запинаясь, извиняющимся тоном:
— Я виновата перед вами, мадам Мари! Ну, вы понимаете… в том, что сказала такое о вашем муже. Из-за этой кутерьмы я расстроилась, конечно же… И весь праздник насмарку из-за этого окаянного родственника Фирмена! У парня слишком горячая кровь! Мой муж сказал, что мне надо пойти извиниться. Вы понимаете, он ни с кем не хочет ссориться… Ну вот, мне очень жаль, что все так вышло! Вы и так уже поняли. Мне правда жаль… Я и сама хлебнула лишнего, не стану спорить. Но где, как не на собственной свадьбе, можно разгуляться от души?
— С этим не поспоришь, — подхватила Мари. — Но понимаете ли вы, Элоди, как обидели нас такими обвинениями? Мой муж до сих пор сам не свой! Это было несправедливо, вы не имели права так говорить!
— Знаю, знаю, — пробормотала посетительница, потирая подбородок. — Но я ведь на самом деле так не считаю. Объясните это доктору! Передайте ему!
— Разумеется передам, — сказала Мари, которой было с каждой секундой все противнее смотреть на Элоди. — Возвращайтесь домой. Спасибо, что проделали такой долгий путь, чтобы сказать нам все это.
Элоди, явно испытывая облегчение, протянула ей руку. Мари пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтобы пожать ее. Уроки, усвоенные в юности, до сих пор приносили свои плоды: как говорила мать Мари-де-Гонзаг, «нужно прощать обиды…»
— Я передам ваши извинения Адриану, Элоди. Доброй вам ночи и много счастья в супружеской жизни!
— И я вам того же желаю, мадам Мари. И будьте настороже: Макарий-то, может, и умер, но он понаделал детишек по всему краю… Я не о законной супруге говорю, как вы понимаете… Будьте настороже! Кое-кто желает вам зла.
— Я вас поняла, Элоди, — оборвала ее Мари. — И я достаточно взрослая, чтобы себя защитить. До свидания!
Мари закрыла дверь и прижалась к ней спиной. У нее дрожали ноги. Она глубоко вздохнула. Этот день истощил ее силы. Она на мгновение закрыла глаза, но перед ее мысленным взором тотчас же появился истекающий кровью сын бакалейщика и обезумевшие от горя родители, стоящие на коленях рядом с ним. Мари разделяла их горе, их возмущение. Ну почему жизнь иногда бывает так жестока? Если бы только можно было повернуть время вспять, сделать так, чтобы этого ужасного несчастья не случилось! Но — увы! — это случилось, и оставалось только смириться.
К усталости добавлялась и еще одна забота. Адриан не успокоится, пока не узнает, что произошло в Тюле в тот день, когда арестовали Матильду. Как только они останутся одни, он начнет ее расспрашивать, а ей… ей придется солгать.
«Он никогда не узнает!» — пообещала себе Мари.
Пора было возвращаться в гостиную.
— Это была Элоди, — довольно-таки спокойным тоном сказала Мари. — Она пришла перед всеми нами извиниться. Она сожалеет, что говорила о тебе плохо, Адриан. Тебе не стоит так переживать. Давайте не будем больше говорить об этом.
Венсан и Поль, похоже, вздохнули с облегчением, но доктор Меснье оставался угрюмым. Мари оперлась локтем о каминную полку из белого мрамора. Она ничего не сказала о странном предостережении Элоди. Так обычно говорят герои детективных фильмов: «Кое-кто желает вам зла!»
Она погладила статуэтку, которая стояла на каминной полке еще при жизни Жана Кюзенака. Прикосновение к прохладному гладкому фаянсу подействовало на Мари успокаивающе.
«Несчастная, она сама не знает, что говорит! — подумала она. — Совесть у меня чиста. Ну кто может желать мне зла?»
Легким шагом в гостиную вернулась Лизон. Она была в атласном пеньюаре. Хозяйка дома предложила всем отправиться спать.
— Думаю, мы все очень устали. Бедняжка Нанетт уже спит. Матильда принимает ванну, а Камилла просила передать от нее всем «доброй ночи». Наша юная мадемуазель уже легла. Она так рада, что ей позволили устроиться в той комнатушке на чердаке! Мама, мне кажется, она играет в игру «Мари из “Волчьего Леса”», представляя себя маленькой горничной, которой так одиноко под крышей Большого дома…
Услышав эту тираду, Адриан улыбнулся. Мари стало легче на душе. Супруг зевнул, и она подумала, что, возможно, он быстро уснет. Она заблуждалась…
