Вернуться домой - Чистов Олег
— Кто-нибудь за это время искал могилу Николая, спрашивал о нем?
— Да, было такое дело. Приезжала одна французская семья, но меня в тот день в храме не было, уезжал я куда-то, а вот брат Станислав был с ними, сопроводил их к могилке, — и, обращаясь к дьяку, добавил: — Расскажи-ка, дьяче, молодому человеку, тебе-то сподручней будет.
— Расскажу, конечно, это дело не трудное, вот только притомился я что-то, ноги совсем не держат, на лавочку присесть бы.
— Так не спешим мы вроде никуда, присядем, отдохнем, вот ты и расскажешь, — пробасил настоятель.
Прошли чуть вперед и сели на первую же встретившуюся. Брат Станислав — как рассказчик — в центре, мы с настоятелем по бокам. Откинувшись на спинку лавочки, дьяк, немного отдышавшись, чуть повернул голову в сторону шефа, сказал:
— Рассказывать, наверное, надо, чуть отступив назад, чтобы понятней молодому человеку было?
— Так вот и рассказывай, как считаешь нужным. Тебе же ведомо все не менее моего.
Снял с головы высокий головной убор, положил рядом на лавку. Из глубокого кармана рясы извлек большой клетчатый носовой платок и, отдуваясь, промокнул им обширную лысину и шею:
— Ух, взопрел я, еще и лето не наступило толком, а уже духота.
— А как же Вы будете службу править в Ницце, куда Вас собираются перевести, там еще большая духота и влажность, — спросил дьяк.
— Да сколько еще воды до этого времени утечет, да и море там — все посвежей, будет.
— Море — это хорошо, вот только моложе вы к тому сроку не станете, — улыбнувшись, тихо добавил брат Станислав.
— Ох, и добрый ты у меня, нет чтобы посочувствовать, так он, наоборот, подтрунивает над пастырем. А я вот что сделаю: если будут переводить, так я тебя с собой возьму, не одному же мне там на жаре мучиться… Ладно, хватит об этом, давай рассказывай, человек-то ждет.
— Уж и не помню сейчас, да и неважно это, наверное, через день или через два после похорон пришел к нам в храм нотариус. Староста храма провел его в кабинет настоятеля. Представился нам поручителем покойного Николая. Мы же ничего не знали, а оказывается, у Николая было недвижимое и движимое имущество и составлено завещание. Вот он нам его и зачитал. Квартиру и машину он завещал продать и деньги разделить между фондом ветеранов иностранного легиона и нашим храмом. Деньги должны быть направлены на уход за могилами и ремонт храма, а все книги, коллекцию русских фильмов и фотографии передать какому-то французу. Через несколько месяцев мы действительно получили на наш счет в банке приличную сумму.
В тот день батюшки в храме действительно не было, а я находился у главного входа, наблюдая за садовником и его помощником. Мужчины подстригали кусты. На парковку подъехали две большие дорогие машины. Из первой вышел молодой прихрамывающий мужчина. Открыл заднюю дверь салона и помог выйти маленькому мальчику, затем из салона выбралась молодая женщина с малышом на руках. Из багажника достал две раскладные детские коляски и пересадил в них деток. В это время из-за руля второй машины вышел пожилой, но еще очень крепкий мужчина, а с пассажирского кресла — высокий и очень пожилой. Последний был примерно моим ровесником, не меньше. Вот такой группкой они и направились ко мне. Подошли, поздоровались. Солидный мужчина представился сам и представил всех взрослых спутников. Молодой человек был ему сыном, женщина — невесткой, а очень пожилого господина представил как старинного друга семьи. Спросил, как можно пройти к могилке, назвал имя — фамилию. Я так сразу даже и не понял, кого они имеют в виду, но потом до меня дошло, что ищут Николая. Вот я их и повел.
Было понятно, что люди впервые на нашем кладбище… Мы с главой семейства шли немного впереди остальной группы и разговаривали, а пара с детьми и стариком немного отстали. Посетители крутили головами, читая надписи на надгробьях, тихо переговаривались. Мой спутник рассказал мне, что о смерти Николая они узнали от нотариуса и сразу поспешили в Париж. Но никаких подробностей и обстоятельств смерти Николая юрист им не мог сообщить. А для их семьи очень важно знать о Николае как можно больше, они все очень многим обязаны ему. Сын, служивший с Николаем несколько лет, обязан ему жизнью. Николай спас его в одном из боев. Он, отец, до гроба будет помнить это. Будет всегда помнить и то, что именно Николай впоследствии сумел встряхнуть, вывести его сына-инвалида из глубочайшей депрессии, вернул к нормальной жизни. В результате чего сын женился на прекрасной женщине, которая уже давно любила его сына и отчаялась уже услышать о взаимных чувствах от молодого человека. Рассказал, что Николай был свидетелем на свадьбе, а когда родился первенец, сын дал ему имя Николя. А вот уже второй малыш получил имя деда. Мужчина быстро обернулся и, заговорщически наклонившись ко мне, тихо добавил: «И слава Богу, они, кажется, не думают на этом останавливаться. Признаюсь вам, я очень жду внучку. Разве это все не счастье? А если бы не Николай, было бы оно возможно? Теперь возьмем нашего Артура, я представил его вам как друга семьи. На самом же деле он для нас давно уже член семьи, он наш старикан — еще меня нянчил. Ему уже хорошо за восемьдесят, но после всех радостных событий он приободрился и сейчас даже хорохорится и обещает дожить до того дня, когда встретит маленького Николя на пороге нашего дома после первого урока в колледже. И этими счастливыми годами Артур тоже обязан Николаю, — как бы подводя черту, закончил так: — Теперь вы знаете, кем был Николай для нашей семьи. Хотелось бы услышать от вас как можно больше о нем и как случилось несчастье».
Ну и что мне ему рассказывать? В то время мы и сами о Николае знали мизер. Пришел когда-то к нам человек, назвался Николаем, попросил любую работу на кладбище. Сам о себе ничего не рассказывал, мы к нему в душу не лезли, но понимали: что-то не так. Мается душа у парня, грех работой замаливает. Не торопили, думали, что сам все расскажет о себе, покается. Но видишь, как все вышло — не успел, видно. Вон какое письмо оставил.
Правда, о процедуре похорон я главе семейства рассказал все подробно. Вот с подобными разговорами мы и подошли к могилке. Остановились, помню, у той лавочки, где вы только что курили. Когда подошли отставшие, показал им на одну из свежих могилок с временным деревянным крестом, снабженным табличкой, и веночком на холмике. Они направились туда, а я присел на лавочку. Наблюдать за этой встречей было тяжело.
Женщина положила цветы на холмик и отошла к мужчинам. Они стояли рядком: мужчины — положив руки друг другу на плечи. Мне показалось, что таким образом поддерживали парня, стоявшего в центре. В отличие от всех, он не просто плакал, он рыдал, как ребенок. Его жена подхватила на руки детей и вернулась ко мне на лавочку, достала платок и начала промокать им покрасневшие глаза, тихо шепча что-то. Слышались слова молитвы. А в это время парень уже сидел прямо на земле у могильного холмика, гладил его и говорил, говорил. Затем мужчины помогли ему подняться с земли, и они направились к лавочке. Пожилые сидели, вытирая платками лица. Молодой отошел чуть в сторону. Курил, не отрывая взгляда от холмика.
В обратный путь отправились тем же порядком. Я с отцом парня впереди, остальные — чуть отстав от нас. Мужчина заговорил первым. Извиняясь, сказал, что плохо знает христианские обычаи в такие моменты, а уж православные тем более. Попросил меня: «Будьте так добры, подскажите нам, что надо сделать дальше по церковным правилам».
Объяснил ему, что сейчас мы пройдем в храм, где им надо поставить свечки за упокой души Николая. Затем они могут заказать службу, которую мы отслужим завтра. Потом, уже дома, на сороковой день они это могут повторить все в своем храме, а вот на годовщину смерти желательно, чтобы они приехали сюда еще раз. К этому дню на могиле уже будут установлены надгробие и плита. Внимательно слушая меня, он все кивал головой, повторяя: «Да, да, конечно, мы все сделаем».
Встрепенулся, когда я завел разговор о надгробии, обращаясь ко мне, сказал: «Мы очень хотим, чтобы у Николая было достойное надгробие. Я понимаю, что это стоит приличных денег, поэтому готов взять все затраты на себя».
