Сью Таунсенд - Королева Камилла

По поселку ходит слух, запущенный, очевидно, Беверли Тредголд, будто я умираю. Что ж, можно сказать, королева Елизавета умерла, да здравствует

Элизабет Виндзор!

Погода стоит осенняя, как оно и бывает в конце лета.

Королева закрыла дневник и включила телевизор; показывали, как дочь бывшего премьер – министра поедает кенгуриные яички в экваториальных джунглях Австралии[29].

Дожидаясь, пока закипит молоко для какао, королева размышляла о том, что больше ей не надо выходить к жутким шеренгам подобострастных актеров, певцов и юмористов на благотворительных мероприятиях. «Господи, – думала она, – я наконец отмотала свой срок!» Королева содрогнулась, вспомнив острый позор чтения тронной речи. Традиция переворачивать страницы пальцами, затянутыми в белые перчатки, была чудовищна сама по себе, так ведь еще и сама речь отличалась редкой бессмысленностью…

Зарыв ноги в спящую Сьюзен и прихлебывая какао, королева повела беседу с Гаррисом:

– Где мы будем жить, когда уедем отсюда, а, малыш? Большинство дворцов, как я понимаю, отдали для развлечения публики. Бедный мальчик, ты ведь не видел ничего, кроме Цветов, да? Никогда не ездил в «роллс – ройсе»? Ты не знаешь, каково это, летать на собственном самолете? Или когда все время вокруг красивые вещи, а? Ты мой кусочек грубой жизни, а, мальчик?

Гаррис прорычал:

– Ага! Грубей, чем шлюшьи шутки, зато не дурак.

Прежде чем лечь, королева трижды стукнула в стену, и Вайолет Тоби постучала в ответ. Таков был их обычный ритуал: все, мол, в порядке.

Марсия Бойкотт была женщиной, неспособной жить в хаосе. Недобрые приятели и коллеги описывали ее как «всем аккуратисткам аккуратистка».

Принц Эндрю, вернувшись с семейного совета, с трудом узнал родное жилище. Набив четыре мешка мусора, Марсия до неузнаваемости преобразила комнаты нижнего этажа. От аппетитных запахов, плывших из кухни, у Эндрю потекли слюнки. Все музыкальные диски Марсия расставила в алфавитном порядке, диван отскребла от пятен, подмела, вымыла полы и до блеска отдраила кухонную утварь.

– Е – мое! – воскликнул Эндрю. – А ты не сидела сложа руки, Марсия.

– Пирог с мясом и луком будет готов через десять минут. Давай‑ка я пока смешаю нам по стаканчику, и ты мне все расскажешь про вашу встречу.

Эндрю скинул ботинки и растянулся на диване, откуда мог наблюдать, как Марсия мешает коктейли в двух стаканах с массивными донышками. Тощевата она немного, отметил принц. Обычно ему нравилось, когда на женщине имелось кое – какое мясцо, но нынче днем Марсия его потрясла в постели. Абсобля – лютно потрясла.

– Ну, как все прошло? – Марсия подала Эндрю розоватый коктейль.

– Скукотень, – ответил Эндрю. – Маман отреклась, Чарли полез в бутылку, а собачка принцессы Кентской цапнула Камиллу за палец.

Убежденная монархистка Марсия, чьи родители держали химчистку и никогда в жизни не повышали голоса, загорелась.

– Энди, расскажи подробнее, пожалуйста. Начни с того, как ты пришел к сестре, – попросила она.

Когда Эдвард и София вернулись домой, их дочь Луиза спала перед телевизором. Приходящая няня, Шанель Тоби, смотрела «Я – знаменитость, вытащите меня отсюда!».

– Одна женщина щас съела кенгуриное яйцо. Такая гадость!

Шанель получила плату и убежала домой, чтобы успеть до комендантского часа, а Эдвард и София переложили Луизу в кровать. Когда ей подтыкали одеяло, девочка проснулась и сказала:

– Эгей, мамуся, эгей, папуля.

– Луиза, возможно, мы скоро уедем отсюда и будем жить в другом городе, – сказала София. – Город называется Лондон, и у нас будет большой дом с чудесным садом.

– Я не хочу уезжать отсюдова, мамуль, – скуксилась Луиза. – У нас хороший дом. И не надо сада. Мне нравится играться на улице с Кортни Тоби.

У Софии буквально сперло дыхание, что всегда случалось, стоило ей услышать имя Кортни. То было исчадие ада семи лет от роду. Исчадие это вечно материлось, щеголяло в нарядах, словно пошитых для малолетней шлюхи, обожала играть в бандюков, и вызывать полицию, чтобы разняли якобы мордующих друг друга родителей.

Выскользнув из детской, София сказала мужу:

– Эд, если мы не выберемся отсюда в ближайшее время, этот говор пристанет к ней на всю жизнь.

17

На следующее утро, за завтраком. Сынок Инглиш получил по электронной почте стенограмму королевского семейного совета. Глядя в экран ноутбука, он воскликнул с набитым ртом:

– Бог мой! Королева собирается отречься.

– Сынок, ты весь стол крошками заплевал, на хрен, – отозвалась Корделия.

– Да пошли эти крошки! – воскликнул Сынок. – Вся моя монархическая затея строилась вокруг этой драной королевы. На носу моего корабля должна быть эта маленькая непреклонная фигура. Пусть исполняет свой долг, язык держит за зубами, а голову высоко.

– Как будто эта королева хоть раз, пока была на троне, сделала что‑нибудь замечательное или сказала что‑то запоминающееся.

– А зачем что‑то делать или говорить? – возразил Сынок. – Ей нужно просто там быть.

– Но ведь толпы не валят на улицы, требуя ее возвращения? А, пупсик?

– Пока не валят, – согласился Сынок. – Но на монархию, как и на любой товар, нужно сначала создать спрос.

Корделия засмеялась:

– А нельзя выписать дешевую королеву из Китая?

Сынку было не смешно. Он погрузил испачканный маслом нож в банку с комковатым оксфордским мармеладом и намазал оранжевое желе на тост.

– Сколько раз я тебя просила не делать так? – возмутилась Корделия. – У тебя реально гадкие привычки.

– Ну что с меня возьмешь, – вздохнул Сынок. – Я вырос в Итоне, среди дикарей.

– Значит, ход королевой ты теперь не сделаешь? – сказала Корделия.

– Нет. Теперь у нас остался только поганый джокер, принц Чарльз.

– А Чарльз разве не популярен? – удивилась Корделия.

– А популярен он у тебя и твоего круга? – язвительно осведомился Сынок.

– Нет, мой круг считает, что он слегка мозгля – як, – врастяжку проговорила Корделия.

– А Камилла?

– Камилла ничего, но пролы ведь скорее согласятся посадить на трон Джордан с ее выглядывающими из штанов трусами, чем Камиллу с ее королевскими регалиями.

– Со временем чернь полюбит ее, – возразил Сынок.

– Может, и ты со временем полюбишь своих выродков, – съехидничала Корделия.

– Да, зря рассказал тебе, что меня мутит от детей. Я их люблю, но на расстоянии. Просто не выношу их физического присутствия. – Он протянул к жене руки: – Ну признайся, что и тебя достает их бесконечная и бессмысленная болтовня.

Корделия ответила без выражения:

– Хьюго три года, а Доре пять, они же не могут рассуждать о кейнсианской экономике, правда?

Сверху из детской донесся топот маленьких ножек и сердитый стук.

– Их нужно пристроить в какую‑нибудь школу, – сказала Корделия. – В Суррее я знаю одну, где берут на пансион за три с половиной. Для них же будет лучше. Сынок. Мы кошмарные родители.

– После выборов, зайка, – сказал Сынок. – Я же примерный семьянин, гетеросексуальный и плодовитый.

– Но главное, – дополнила Корделия, – у тебя такие чудные волосы.

– Мог бы стать моделью для «Хэд энд шолдерс», мать его, но что мне толку с того, если я не смогу заставить весь огромный электорат полюбить Камиллу.

Мобильник Сынка заиграл «Землю надежды и славы».

– Мистер Инглиш, я на улице, на двойной сплошной, – сказал голос в трубке.

– Иду, – ответил Сынок. И поцеловал Корделию в макушку: – Надо ехать, проклятый дантист дерет шестьдесят колов штрафа за каждую минуту опоздания на прием.

Письма от Грэма Крекнелла и Лоренса Крилла пришли на контрольный пункт зоны Цветов с той же почтой, что и письмо Николаса Сомса; они слегка повеселили констебля Вирджинию Бирч, моложавую женщину, которая в свободное время тусовалась на сборищах фанов «Звездного пути»[30] в костюме адмирала Кэтрин Джейнуэй. Вирджиния положила письма Крекнелла и Крилла в проволочный лоток с ярлыком «Послания от психов» и распечатала письмо Сомса. Там было написано:

Мой драгоценный Чарльз,

Как поживаете, сэр? У меня все превосходно. Недавно я обедал в клубе с премьер – министром, какой же он болван. У меня кровь в жилах закипает, как подумаю, что он представляет нашу великую страну. Этот парень держит вилку так, будто ворошит сено, чем, несомненно, и занимались его предки.

Я выдумал причину для встречи, сказав его секретарю, что хочу, как вице – председатель Сассекского общества скотоводов, поговорить на тему ящура. Но настоящей моей целью было обсудить с ним возможность позволить тебе и твоей семье покончить с этой ерундой и из нынешнего плачевного местопребывания переехать, например, в Виндзор, который еще не успели превратить в народный дворец..

Кстати, одна из девиц Рутермер побывала вчера на выставке истории рабочего класса в Букингемском дворце. Она говорит, что все добротное и прекрасное оттуда исчезло и заменено мрачными картинами труда – женщины в шахтах, мальчики в печных трубах и т. д. Она рассказала, как ужасно огорчительно видеть Тронный зал, переделанный в ланкаширскую бумагопрядильню с босыми детишками в обносках, задремавшими под станками.