Юлия Вертела - Интенсивная терапия
Организатор ларька был типичным демократом первой волны – оптимистичный романтик, убежденный, что стоит только отстранить коммунистов от власти, и Россия тут же станет упорядоченной и законопослушной, как старая английская леди. На заре перемен он одиноко топтался у метро с лозунгами, пугающими несвоевременностью. Под вислоухой ушанкой и ветхим пальтецом агитатора угадывался человек интеллигентный, а значит, жалкий, униженный, как повелось в стране победившего пролетариата... Но события развивались столь стремительно, что вызывающие лозунги сделались общепризнанными и десятки людей встали рядом с отверженным. А сам он, вдохновленный поддержкой, обосновался в железной будке с «Беломором» и газетами. Так возник «Народный ларек», и его хозяин был известен каждому.
Сам Адольф не причислял себя к интеллигенции, он любил теперь козырнуть фразой: «Я крестьянский, от сохи», хотя представить его на пашне было трудновато. Но мысль о близости к народным корням взбадривала одряхлевшее за кульманом тело и давала повод крепко ругнуться в нужный момент. Быть интеллигентом – тяжкое бремя, особенно в России, и он не хотел его нести. Однако пахаря неизменно тянуло к людям тонким и демократичным, и, выкурив пару сигарет с продавцом свободной прессы, Адольф щедро скупал у него весь ассортимент изданий – и черносотенные, и желтые, и даже уфологические, не скупясь на пожертвования в пользу православной церкви, которые собирались тут же в небольшую картонную коробку.
Ветер перемен толкал Адольфа в объятия новых партий и политических движений. Как влюбленный юноша, он бегал на телеграф с депешами в поддержку Сахарова и других депутатов знаменитого первого Съезда.
Старые знакомые все реже приглашали Адольфа в гости, поскольку неожиданно средь шумного веселья он ополчался на идейных противников с такой яростью, что хозяева начинали опасаться не только за репутацию, но и за свою жизнь.
Киску такое развитие событий настораживало. Масла в огонь подливал сын, откопавший в семейных архивах документы, явно свидетельствующие о том, что матерью Ирины была некто Сара Иосифовна Рохинсон. Делал он это не со зла, а с целью восстановления родословной, которая, как он давно уже подозревал, глядя на себя в зеркало, помогла бы ему достичь Земли обетованной. Адольф же, винивший евреев, как и коммунистов, во всех бедах многострадальной Родины, неожиданно попал в двусмысленное положение. Отныне Ирина читала в его глазах любовь, смешанную с ненавистью к ней, как к косвенной сообщнице Ленина и Троцкого.
Новость номер один
Если мужа Киска уважала как стабильный источник дохода, то единственного сына Илюшеньку обожала от всей души. Его скромная деятельность в известном НИИ представлялась ей достойной как минимум Нобелевской премии. Ирина благоговейно вытирала пыль с его рабочего стола, перекладывала труды на незнакомых ей иностранных языках. Сын привык быть первым: в школе, университете – отличник. При этом с детства честолюбивый мальчик болезненно переносил неудачи. Незабываемым оставался случай, когда Илья во втором классе получил двойку. В тот день от переживаний у него начало подергиваться правое веко, хотя ни о каких домашних наказаниях и речи быть не могло. С тех пор нервный тик стойко сопутствовал падениям с пьедестала, однако случались они нечасто. В институте Туманов купался в лучах славы, считаясь самым одаренным среди молодых ученых, а уж о том, чтобы он был лучше всех одет, обут и накормлен, пеклась его маман и, глядя на свое бесценное чадо, не скрывала слез умиления.
В отношении Ирины к сыну мощно звучала собственническая нота, и все знакомые их семьи гадали, кому же эта хищная кошка решит отдать-таки в мужья своего детеныша. Многим показалось странным, что Ирина не стала возражать против брака Илюшеньки и ничем не примечательной девушки Кати, студентки университета. Уже через месяц после знакомства он привел подружку домой показать родителям. Как сам он любил рассказывать, времени ухаживать не было, а жениться решил, едва взглянув: в белой отглаженной блузке, чистенькая и домашняя, она совсем не походила на привычных прокуренных аспиранток и надоевших протеже мамочки. Ирина оценила студенточку взглядом старого антиквара и почему-то решила, что быстро возьмет ее под контроль. Она всегда опасалась, как бы ее сынок не оказался под каблуком девицы с характером. С этой же она, безусловно, поладит. Наивная недотепа согласилась на все условия, и Ирина сытой тигрицей урчала от удовольствия. Так что, поднимая на свадьбе бокал шампанского за молодых, Киска не лукавила, говоря, что именно о такой невестке, как Катя, она мечтала.
С самого начала свекровь пыталась претендовать на особую роль в ее жизни. Еще в школе Катя, поздний ребенок, потеряла отца, мать умерла за год до свадьбы, а в осиротевшую родительскую квартиру нагрянул брат – на десять лет старше – моряк дальнего плавания, на берегу пускавшийся в длительные загулы. Ни с братом, ни с его развязными подругами студентка никогда не находила взаимопонимания.
И вот теперь свекровь, как бы входя в положение сиротки, активно пыталась навязать ей свое место и покровительство.
Но взаимопонимания почему-то не получалось. Наоборот, въевшиеся в память невестки дисгармоничные эпизоды напоминали о себе время от времени.
Первый случился вскоре после свадьбы. Молодая мылась в ванной, когда Ирина постучала в дверь и напросилась войти за чем-то. Катя, испытывая страшную неловкость, впустила свекровь в наполненную паром комнату. Киска, не скрывая жадного любопытства, разглядывала ее тело, и этот оценивающий взгляд, гадко скользящий по ее груди, животу, никак не мог принадлежать матери.
Гораздо неприятнее оказалась другая привычка свекрови, а именно подслушивать и шпионить. Первый раз Катя заметила это, разговаривая в комнате с подругой. Они обсуждали сущие пустяки, когда за матовостью дверных стекол невестка угадала присутствие Ирины. Она стояла сбоку в темном коридоре почти неподвижно и думала, что незаметна. Ирина слушала весь разговор, почти не меняя позы. «Ну и терпение», – злилась Катя, стараясь назло говорить как можно тише.
Потом она притерпелась... Смирилась и с тем, что свекровь ночью подслушивает ее разговоры с мужем. Катя всегда безошибочно угадывала ее присутствие у дверей, по скрипу ли паркета, по сдерживаемому дыханию или шуршанию халата. Они как будто играли в кошки-мышки, и иногда Кате казалось, что это она уже шпионит за Киской, выслеживая, как та шпионит за ней.
Ирина змеей обвивала и душила невестку. Сиротливость Кати только усугублялась этим, она смотрела в глаза сильной, непонятной ей женщины и нутром чуяла опасность. Ей казалось, что Ирина недолюбила, недочувствовала и теперь ее телом, ее глазами и душой пыталась ощутить недоступное. В этом была агрессия, наглая и бессовестная. Катя внутренне сопротивлялась как могла. Но борьба оставляла неприятный осадок в душе, выматывала нервную систему. Хотелось сбросить с себя путы, оборвать липкую повилику, пьющую ее соки.
Илья, далекий от семейных забот, устранился от обустройства отношений жены и матери, считая, что женщины сами во всем разберутся. Он старался замять любую ссору, лишь бы к нему не лезли с проблемами. Формальные улыбки и приветствия его вполне устраивали.
Устав бороться с умопомрачением мужа, Ирина возлагала теперь основные надежды на сына. Адольф, распаляясь, звал его бороться за свободу народов СССР, но сам Илья тихо кропал диссертацию и изучал иврит, надеясь через открывающиеся границы скрыться от переломного момента в истории страны.
На фоне столь масштабных событий, происходящих вокруг, округлившаяся по причине беременности невестка неожиданно снова прозвучала в семье Тумановых новостью номер один. Еженедельно Адольф приносил ей из овощного магазина трехлитровую банку с гранатовым соком, а Илья выискивал в книжных лавках пособия по уходу за младенцами. Ирина не сомневалась, что будет мальчик, и как все, ждала его с радостью и нетерпением. Да разве могло быть иначе? Ведь это Илюшенькин ребенок, ее кровиночка. И потом Ирине казалось, что долгожданный малыш поможет сплотить семью.
Предприимчивость Ирины не знала границ. Она постоянно думала о том, чем кормить мужа-диссидента, сына-ученого и девчонку на сносях, и ежедневно суетилась в погоне за пропитанием. Она с готовностью добывала дефицитные детские вещички, загодя приволокла коляску и кроватку – все самое лучшее, красивое. Целыми днями она кружила по городу на «Жигулях», отоваривая талоны на мясо, крупу и масло, на мыло и порошок, и чудом доставала всякую всячину, что давным-давно исчезла с полок магазинов.
О незабываемые времена, когда в свободной продаже появлялись только зеленые кубинские апельсины и морская капуста, когда все замирали у экранов телевизоров, завороженные «Взглядом», а «Пятое колесо» устами Сидик Афгана, большого друга СССР, и Сергея Шолохова предсказывало грядущее восхождение звезды Ельцина!
