Кадзуо Исигуро - КОГДА МЫ БЫЛИ СИРОТАМИ
В тот день, усевшись, мы попытались ненадолго забыть о своих тревогах. Помню, Акира начал расспрашивать меня, как делал часто, когда мы сюда приходили, смогу ли я в случае необходимости доплыть до того или иного из стоявших вдоль берега судов, но вдруг он замолчал и, к моему удивлению, заплакал.
Я почти никогда не видел своего друга в слезах. В сущности, это единственное воспоминание о его слабости. Даже когда огромный кусок затвердевшего строительного раствора упал ему на ногу — мы играли тогда на задворках американской миссии, — он побелел, как привидение, но не заплакал. Однако в тот день на берегу реки Акира утратил-таки самообладание.
Помню, он держал в руке кусок мокрого расслоившегося дерена, от которого, рыдая, отрывал щепки и швырял в воду. Мне очень хотелось утешить его, но, не находя слов, я лишь подбирал и нес новые куски дерена и, отрывая от них щепки, передавал их другу, словно это было какое-то чудодейственное лекарство. После того как рядом не осталось ни одной щепки, Акира наконец взял себя в руки.
— Когда родители узнают, — сказал он, — они так сердиться! Тогда они не позволять мне оставаться здесь. Тогда мы все ехать в Японию.
Я продолжал молчать, по-прежнему не находя слов. Глядя на проплывавшую мимо лодку, Акира тихо добавил:
— Я не хочу никогда жить в Японии. Поскольку в ответ на это заявление я всегда отвечал ему одно и то же, то и теперь повторил:
— Я тоже не хочу никогда жить в Англии.
Потом мы оба долго молчали. Но чем дольше мы смотрели на воду, тем отчетливее становилась мысль: существует лишь один очевидный способ избежать ужасных последствий. И в конце концов я выложил Акире: единственное, что мы можем сделать, это вовремя вернуть бутылочку на место. Тогда все будет хорошо.
Акира, казалось, не слышал меня, поэтому я повторил свой вывод. Он продолжал игнорировать меня, и именно тогда я по-настоящему прочувствовал, насколько сильнее стал его страх перед Лин Тиенем. Теперь этот страх был так же силен, как в самом раннем детстве, с той разницей, что сейчас Акира ни за что бы в этом не признался. Его смущение было мне понятно, и я старался найти достойный выход из сложившейся ситуации. В конце концов я тихо сказал:
— Акира-сан, мы снова сделаем это вместе. Как в прошлый раз. Возьмемся за руки, войдем и поставим склянку туда, где ее взяли. Если будем вместе, с нами ничего плохого не случится. Ничего. И никто никогда не узнает о том, что мы сделали.
Акира подумал немного, потом повернулся ко мне, и я увидел в его глазах глубокую и торжественную благодарность.
— Завтра днем, в три часа, — сказал он. — Мама пойдет в парк. Если служанка снова заснет, у нас есть шанс.
Я заверил его, что служанка непременно заснет, и повторил:
— Если мы будем вместе, бояться нечего.
— Да, мы делать это вместе, старик! — согласился Акира, неожиданно улыбнувшись, и встал.
На обратном пути мы детально обсудили план операции. Я пообещал прийти к Акире на следующий день до ухода его мамы. А как только она уйдет, мы поднимемся наверх и, заранее приготовив бутылочку Лин Тиеня, будем ждать, пока заснет служанка. Настроение Акиры заметно улучшилось, но, помню, когда мы прощались, друг посмотрел на меня с наигранной беззаботностью и попросил, чтобы я не опаздывал.
Следующий день снова выдался жарким и влажным. Сколько раз в течение последующих лет я вспоминал его, пытаясь сложить отрывочные фрагменты в единую картину! Об утренних часах я не помню почти ничего. Вижу лишь, как прощаюсь с отцом, уезжающим на работу. Я уже вышел из дома и слонялся вокруг подъездной аллеи, поджидая его. Наконец он появился — в белом костюме и шляпе, с портфелем и стеком в руках. Искоса посмотрел в сторону ворот. Я ожидал, что он подойдет ко мне, но в этот момент на крыльцо вышла мама, остановилась у него за спиной и что-то сказала. Отец снова поднялся на ступеньки, обменялся с ней несколькими словами, улыбнулся, поцеловал ее в щеку, потом решительно направился ко мне. Вот и все, что я помню о его отъезде. Не могу сказать, пожали ли мы друг другу руки, похлопал ли он меня по плечу, оглянулся ли у ворот, чтобы в последний раз помахать на прощание. В целом у меня осталось ощущение, что в том, как он уезжал в то утро, не было ничего необычного, ничего отличавшего тот день от любого другого.
Единственное, что я помню дальше, — это то, как играл с солдатиками у себя в спальне на ковре, но мысли были заняты предстоящим опасным предприятием. Мама куда-то уехала, потом я обедал на кухне вместе с Мэй Ли. После обеда, чтобы убить время до трех часов, немного прошелся до того места, где два больших дуба росли чуть в стороне от дороги, перед каменным забором, окружавшим сад.
Быть может, потому, что я уже мобилизовал к тому времени всю свою храбрость, мне удалось влезть на один из них выше, чем когда-либо прежде. С победным видом восседая на суку, я обнаружил, что с этой высоты мне видны кусты и лужайки всех ближайших усадеб. Помню, я сидел там довольно долго, обдуваемый ветерком, и волнение по поводу предстоящей операции все больше охватывало меня. Однако я понимал, что страх Акиры перед Лин Тиенем все равно намного сильнее, и на сей раз лидером придется быть мне. Это накладывало большую ответственность, и я решил, что в доме Акиры постараюсь держаться как можно увереннее. Но пока я сидел на дереве и размышлял о множестве вероятных препятствий, которые способны помешать осуществлению нашего замысла: что, если служанка не заснет? Что, если она выберет именно сегодняшний день для уборки коридора, ведущего в комнату Лин Тиеня? Или мама Акиры передумает и не уйдет, как мы ожидали? А кроме того, существовал еще и старый детский страх, от которого я, как ни старался, не мог избавиться полностью.
Наконец я слез с дерева и направился обратно домой, чтобы выпить воды и проверить время. Войдя в ворота, я увидел на подъездной аллее два автомобиля. Автомобили меня весьма интересовали, но в тот момент я был слишком поглощен своими проблемами, чтобы обращать на них внимание. Проходя через холл, я заглянул в открытую дверь гостиной и увидел троих мужчин, которые стояли, держа шляпы в руках, и разговаривали с мамой. В этом не было ничего необычного — вполне вероятно, они пришли обсудить с моей матерью нечто, касающееся ее кампании. Но что-то в атмосфере дома заставило меня остановиться и прислушаться. Как раз в этот момент они замолчали и повернулись ко мне. Я узнал одного из мужчин, это был мистер Симпсон, коллега моего отца по работе; двух других я не знал. Мама тоже увидела меня и выступила вперед. Видимо, я почувствовал, что происходит нечто экстраординарное, поскольку тут же засуетился и поспешно направился в кухню.
Едва войдя в нее, я услышал шаги. Это была мама. Я часто пытался вспомнить ее лицо — определить, что именно оно выражало в тот момент, — но мне это никогда не удавалось. Наверное, инстинкт подсказал мне тогда не смотреть на нее. Помню лишь ощущение ее присутствия как чего-то большого и неуловимого, словно я вдруг снова стал совсем маленьким, и еще то, что на ней было светлое летнее платье. Чуть охрипшим, но идеально сдержанным голосом она сказала мне:
— Кристофер, джентльмены, которые пришли с мистером Симпсоном, из полиции. Мне нужно закончить разговор с ними, а потом я поговорю с тобой. Пожалуйста, подожди меня в библиотеке.
Я хотел было возразить, но мама пресекла попытку строгим взглядом.
— В библиотеке, — повторила она, уже направляясь к выходу. — Я приду, как только побеседую с этими джентльменами.
— Что-то случилось с папой? — не удержался я. Мама снова повернулась ко мне:
— Твой отец сегодня не приехал на работу. Но я уверена, этому есть какое-то простое объяснение. Подожди меня в библиотеке. Я скоро приду.
Я вышел из кухни вслед за ней и отправился в библиотеку, где, усевшись за свой рабочий стол, стал ждать, думая не столько об отце, сколько об Акире и о том, что уже опаздываю к нему. Интересно, хватит ли у него смелости одному вернуть бутылочку на место? Даже если хватит, он наверняка будет, сердиться на меня. В тот момент я был настолько озабочен ситуацией, связанной с Акирой, что даже подумывал нарушить мамино распоряжение и уйти. Между тем обсуждение в гостиной затягивалось, казалось, до бесконечности. На стене в библиотеке висели часы, и я неотрывно следил за их стрелками. В какой-то момент я даже вышел в холл, надеясь привлечь внимание мамы и попросить у нее разрешения отлучиться, но на этот раз дверь в гостиную оказалась плотно прикрытой. Пока я слонялся по холлу, размышляя о том, как бы улизнуть, появилась Мэй Лии строго велела мне возвращаться в библиотеку. Водворив меня на место, она вышла и закрыла дверь, но из коридора все время доносился звук ее шагов. Я снова уселся за стол и стал смотреть на часы. Когда стрелки перевалили за половину третьего, я помрачнел и стал страшно сердиться на маму и на Мэй Ли.