Аньес Мартен-Люган - У тебя все получится, дорогая моя
Фантастика!
Громко стуча высокими каблуками по каменным плитам и пряча лицо за широкими полями черной шляпы, я направилась к нефу и села на краю скамьи. Получив сообщение Пьера, я сумела сдержать гнев и не стала назло ему надевать другое, более вызывающее платье. Церемония началась. Я по-прежнему была одна. Чтобы справиться с одолевавшей меня злостью, я сосредоточилась на одежде гостей. Мое внимание привлекли некоторые аксессуары, в частности хитроумно завязанный пояс из ткани, который превратил предельно простое платье в изысканный наряд, или сумочка из шелка – потенциал ее трансформаций показался мне весьма богатым. Однако большинству женщин стоило бы более вдумчиво отнестись к тому, что они носят: казалось, все они приложили максимум усилий, чтобы выглядеть лет на десять старше. Чуть короче юбка, каблуки на пару сантиметров выше, минус нитка жемчуга и круглый воротничок – и их облик чудесно преобразился бы.
Обмен кольцами закончился, когда я почувствовала, как кто-то скользнул на скамью рядом со мной – Пьер наконец-то почтил нас своим присутствием. При этом он выглядел абсолютно безмятежно – спокойное лицо, не до конца просохшие волосы.
– В чем дело? – спросил он.
– Ты считаешь, это нормально, явиться с таким опозданием?
– Я ж тебе сказал, у меня работа. Галстук принесла?
Я вытащила галстук из сумки и швырнула ему.
Когда церемония завершилась, я вышла, не дожидаясь его. Стала в сторонке на паперти, скрестив на груди руки. Пьер как ни в чем не бывало поздоровался со всеми гостями и только после этого присоединился ко мне. Пока исполнялись разные свадебные ритуалы – новобрачных осыпали зернами риса и лепестками роз, – мы не сказали друг другу ни слова. К месту праздника мы приехали каждый сам по себе. Пара одна, машин две – разгадай загадку!
Я направилась в буфет – нужно срочно выпить шампанского, иначе я вцеплюсь Пьеру в глотку.
Я заметила, что он все еще на парковке, вышагивает, прижав мобильник к уху. Я опустошила первый бокал тремя глотками и сразу же попросила второй. На парижских приемах последних месяцев я научилась хорошо переносить алкоголь.
– Прости меня, – шепнул мне на ухо Пьер через пять минут.
– Знаем мы эту песню.
– Я ничего не могу сделать.
Я повернулась и посмотрела на него в упор:
– Больше половины приглашенных – врачи, так?
Он кивнул.
– Почему же тогда ты один висишь на телефоне? А заодно бросаешь свою жену?
Он вздохнул и отвел глаза:
– Этой ночью у меня были проблемы, и я беспокоюсь. Послушай, но мы же не будем ругаться у всех на глазах! Пожалуйста, не устраивай истерику.
Я заставила себя усмехнуться.
– Для начала лучше бы извинился и поцеловал меня.
– Простишь меня, если я скажу, что ты симпатично выглядишь…
– Пьер, – перебил его Матье, – твоя жена не симпатичная, она великолепная. Привет, Ирис!
Он чмокнул меня в нос. Матье был единственным коллегой Пьера, с которым я хорошо ладила. Веселый рубаха-парень. Два года назад он остепенился, женившись на Стефани, которая сейчас была беременна уже вторым ребенком. Он с размаху шлепнул по спине моего дражайшего супруга:
– Нет, серьезно! Когда она появилась в церкви, мы даже не поняли, кто это. Настоящая “фам фаталь”. Стефани хочет, чтобы ты сшила ей платье, когда родится малышка. Сногсшибательный наряд!
– Спасибо, пойду с ней поздороваюсь, я ее еще не видела.
Я чокнулась с Матье, но не стала чокаться с Пьером. Чтобы не стоять больше рядом с мужем, я нехотя направилась к группке докторских жен. На полпути я обернулась: Пьер смотрел на меня с досадой. Так ему и надо.
За столом мужчины говорили о работе, коллоквиумах, операциях, женщины – о тряпках. Впервые я была в центре внимания. Они взахлеб нахваливали мое платье и остальные модели, которые я показала им на смартфоне. Жадно расспрашивали о светских приемах, на которых я бываю, вернисажах, коктейлях… Время от времени я ловила на себе взгляд Пьера: он внимательно всматривался в меня, потом возвращался к беседе.
И вот торт разрезан и съеден, начались танцы. За нашим столом осталось совсем мало народу, как и за остальными, если не считать тех, где собрались бабушки и дедушки. Я водила пальцем по ободку кофейной чашки. Пьер обогнул стол и сел рядом со мной:
– Скоро пойдем спать, я как выжатый лимон.
Если на миг у меня и мелькнула надежда, что он пригласит меня на танец, то иллюзия продлилась недолго.
– Куда делись хорошие манеры, которые тебе прививала мама? После твоего опоздания в церковь мы не можем сбежать, будто воры.
– Эй, Ирис! – крикнул Матье. – Я вспомнил, что у твоего мужа обе ноги левые, а поскольку моя жена теперь слониха… в общем, потанцуем?
– С удовольствием, – ответила я, вставая.
– Думаешь, у тебя получится на таких ходулях? – спросил он, тыча пальцем в мои лодочки-стилетто.
– Не переживай, я много тренировалась.
Я подумала о Габриэле и почувствовала себя счастливой.
Приличия были соблюдены, и после сумасшедшего рок-н-ролла с Матье я позволила себе танцевать одной. В течение десяти лет я была приклеена к Пьеру, не покидая его ни на мгновение. Теперь с этим покончено. Я отплясывала на своих десяти сантиметрах под звук хитов прошлого лета: Робин Тик, HollySiz. И никто не знал, о чем – или, если быть точнее, – о ком я думаю. Ему бы это зрелище понравилось. И он, быть может, не оказался бы уж очень благоразумным.
В конце концов я заметила Пьера: он стоял возле площадки для танцев и показывал знаками, что пора возвращаться. Я попрощалась со всеми и присоединилась к нему. Когда я подошла, он положил руку мне на шею и коснулся моего плеча губами – почти робко.
– Ты красивая, очень красивая сегодня вечером… я… я смотрел, как ты танцуешь, и… прости меня.
– Пошли спать.
Я прислонилась к его плечу и обняла за талию, он покрепче сжал меня, и мы ушли. Нам выделили одну из гостевых комнат в здании, где праздновали свадьбу. Завтра мы снова будем участвовать в свадебных торжествах. И это меня радовало…
Спала я плохо. Пьер ворочался и разговаривал во сне, но слов было не разобрать. Я проснулась словно в тумане. И увидела одетого и чисто выбритого Пьера, он сидел на кровати, обхватив руками голову.
– Уже встал?
Он поднял на меня глаза, в его взгляде промелькнул страх.
– Ты обидишься, но…
Туман рассеялся со скоростью света.
– Издеваешься?
– Нет, мне правда очень жаль.
Я выскочила из постели и встала перед ним. Он не шевельнулся.
– На-до-е-ло! Ты заставил меня идти на эту свадьбу, на которую мне плевать в высшей степени, и при этом даже не соизволил явиться вовремя. Знал бы ты, как мне было стыдно вчера утром в церкви. А теперь… теперь…
Злые слезы заблестели у меня в глазах.
– Чего ты добиваешься? – рявкнула я.
– Послушай, я на пределе, а ты… от тебя никакой помощи.
– А я? Ты думаешь, я не на пределе? Бьюсь за спасение нашей семьи, ты даже не представляешь… – Я закатила глаза и покачала головой. – Терплю твое безразличие, твое невнимание ко мне, к моей работе, во всему тому удивительному, что происходит со мной в Париже, у Марты. Вчера все делали мне комплименты, а ты сидел как истукан и не отрывался от телефона. Если ты в ближайшее время не одумаешься, мы врежемся в стену. А может, вообще уже слишком поздно…
Он встал, подошел ко мне, потянулся губами, но я отвернулась.
– Срочный вызов, – извинился он еще раз. – Если мне удастся все уладить, потом будет по-другому, обещаю.
– Я тебе больше не верю. Все кончено.
– Я приеду домой, как только смогу.
– Меня ты там не найдешь.
Я порылась в сумке, достала джинсы, свитер и старые кроссовки.
– Ты останешься? – спросил он.
– Еще чего! Я возвращаюсь в Париж. Последую твоему примеру, буду вкалывать.
Я заперлась в ванной и наконец-то дала волю слезам.
– Ирис, открой, пожалуйста.
– Уходи, тебя ждет клиника. Она, пожалуй, похуже любовницы!
Дверь хлопнула.
Бросив вещи в студии, я села в метро. Мне нужно было попасть в ателье, единственное место, где я смогу успокоиться. Я надеялась, что Пьер позвонит. Зря надеялась.
Увидев перед зданием мотоцикл Габриэля, я забыла о семейных проблемах. Облегчение и радость – вот что я ощутила. Плюс чувство неловкости. Я поднялась в ателье, не пытаясь узнать, работает он или находится у Марты.
Почти два часа я провела рядом со швейной машинкой. Но не включала ее и не брала в руки ткань. Ничего не шила. Вместо этого я схватила свой блокнот для эскизов и карандаш. И поняла, что разучилась рисовать. Окончательно выдохлась. Получалось, что я провожу всю свою жизнь в борьбе. С кем? С чем?
