Алексей Егоров - Радио Пустота
Рыжий подливал по половинке и успокаивал, – она у нас не гулящая, она вернется.
– Зеленые глаза, – спорил полосатый, верный знак, б… ская натура.
– Тише ты, – шипел рыжий, – видишь, ему и так хреново.
– Хреново, – махал утвердительно гривою муж, и заливал горе водкой.
– Может ему бабу привезти, – оживился рыжий, – если что то я сбегаю.
– Сиди уже, дон Жуан кастрированный, лучше позвонить. Рыжий снял трубку, полосатый набрал номер.
– Ало, – послышалось с того конца.
– Слава богу баба, – мяукнул полосатый, давай клей ее.
– А ты что это номер наугад набирал?
– Нет блин, у меня по твоему в голове телефонная книга что ли, давай клей ее.
– Ало, ало, говорите же, – не унимался женский, приятный голос.
– Здрасте, – выпалил таки рыжий, – течкой не маятесь.
– Чет ты круто забираешь, – усомнился в успехе предприятия полосатый.
– Что вы говорите, какая течь, вы топите нас что ли, это ЖКО?, кто это…?
– Алллло, я говорю холочку причесать нет у вас желания, а то прыгай к нам на крышу, блошек покормим, понюхаемся у хвоста.
– Фу, не звоните сюда больше, – голос пропал, она бросила трубку
– Ну ты кошара и лошара, – рассмеялся полосатый, – блошек, вошек, понюхаемся….
– Да пошла она, кошка драная, ты хозяин не беспокойся, мы таких тебе щас по весу подгоним.
Но он уже спал, лицом в салате. Коты переглянулись, вздохнули и закурили.
– Может хватит мне нервы трепать, – прекратила мое повествование человек – женщина, – думаешь я не понимаю всех твоих недосказанностей? Вот к примеру заместитель твой из дурацкого рассказа, он же перед сном читает умную литературу, пытается приучить свой мозг к возвышенному.
– И что?
– А и то, – взорвалось она, – а снится ему все равно этот долбанный трактор. Потому что он долбарь. И еще, потому что ты долбарь, – и она выпнула меня за чаем. Только перед этим по деловому так вот заявила.
– Я вот тоже недавно читала в комсомольской правде, – и начала пересказывать:
…Спал тихим и безмятежным сном, свернувшись в калачи, Анубис. И снилась ему великая древняя тайна, как некое знание оно проникало в его мозг и письменами отпечатывалось в нем. И он проникался этим знанием и вникал в него по мере возможности. Знание трактовалось как развитие тайной подсознательной энергии, таящейся, как будто, в каждом земном создании. Доктрина говорила что поняв это тайное искусство возможно любому, кто искренне проникнется идеей, и послушно примет знание. В философском прочтении говорилось, что нужно отыскать в себе немыслимые ресурсы и перенаправить их в один из пальцев (якобы по выбору) и натренировав этот палец, можно было творить им всевозможные чудеса. Знание именовалось не иначе как-ЦУ-ГУН. И ЦУ-ГУН этот давался Анубису не легко. Сначала были трудности с выбором пальца. ОН долго крутил перед своей заостренной мордой пальцами ног, но потом отмел эту идею как пережиток своей экспрессивности. Все же, подумалось ему, лучше выбрать что то из рук. Выбор пал на палец с правой лапы, тот которым он обычно выпятив его заостренно к верху многозначительно показывал всем свое доминирующее превосходство. Пол дела было сделано, и как казалось ему, вполне он с этим заданием справился. Дальше по доктрине нужно было натренировать ЦУ-ГУН, чем Анубис и занялся в тот же миг. Для тренировки он выбрал жиденький лист картона, и нежно постукивая по нему он улыбался и чувствовал как растет в нем ЦУ-ГУН. Легко справившись с этим заданием, он перешел на тяжелую и прочную картонную коробку из под телевизора. Нарочито тыкал он в коробку своим пальцем, и когда на третьи сутки она все же поддалась его немыслимому сосредоточию внутренней силы, принял этот факт как нечто само собой разумеющееся. Дальше было сложнее. Но научившись ЦИ-ГУНить даже старые листы ДВП и фанеры, согласно древнему знанию черед был за живым материалом. К ней он подгреб смело, и согласно эклектики восточного естества произвел на нее яркое и неизгладимое впечатление. Сначала он повел ее в кино, где одной рукой он смело держал ее за руку, но в помыслах своих, не забывая про ЦУ-ГУН, разминал его нежно постукивая по подлокотнику соседнего кресла. И даже сидя потом в уютном дорогом кафе, где он прикармливал ее заморскими суши, сдобренными непонятным для него зеленым месивом, он не на минуту не забывал про свой ЦУ-ГУН. Потом он привел ее к себе. Она как водится приняла душ, и не брезгуя его лохмат остью (а ей такие нравились) прильнула нежно впившись в его клыкастую морду. И тут Анубис начал применять свои тайные знания, но….как она сказала ему спустя некоторое время… у каждого такое случается, может это возрастное, или перенервничал. И она ушла. А Анубис горько склонился над древними манускриптами и его осенило. Но не сразу, а далеко под утро понял он что это не ЦУ-ГУН его подвел. Просто не тот палец он выбрал для развития… совсем не тот.
– Понял? – ласково спросила она и подтолкнула меня к двери
– Понял, – сказал я и пошел.
Всю дорогу я думал про анубиса, покуда не встретил его лично в замороженном троллейбусе номер девять. Он сидел как и все пассажиры, предворительно оплатив билет. Скучал и пялился в окно.
– А я вас именно таким и представлял, – сказал я смело.
– И что? – ответил он.
– Я даже представлял себе мою работу у вас, ну, скажем по контракту…
– Ты за чаем что ли едешь? – спросил он и улыбнулся.
– Заметно?
– Конечно, – усмехнулся он и спросил, – И как бы ты на меня поработал?
Работа была и впрямь не затейливая, я даже забыл о существовании чая, за которым был ниспослан человеком-женщиной. О праздновании нового года, да и вообще время здесь как будто остановилось. Всегда над Стиксом стоял легкий взвешенный туман. Небо багровой лентой знаменовало закат. Но солнце не всходило и не садилось. Вечный закат на горизонте. Было в этом нечто поэтическое. Запахов тут то же не было… то есть вроде бы и должно было пахнуть сыростью, или еще какой прихотью. Но не пахло ничем, то есть абсолютно. Люди в лодку садились разные, по контракту я брал с них две большие круглые монеты и не пересчитывая выбрасывал их в реку. Там им велся тщательный учет со всей бухгалтерской тщательностью и скрупулезностью. Иногда Анубис передавал мне письма от человека – женщины. Я не знал, да и не хотел этого, как она, да и на какой адрес, писала их мне. Но по всему так случалось что письма эти доходили до адресата. Первое письмо гласило нервным быстрым подчерком.
…козел… уже прошло два месяца как ты побрел за чаем. Скотина, вот только появись мне на глаза. Я выклюю твои поросячьи глазки, и уж поверь мне, если ты ушел от меня к другой бабе (слово, бабе, было явно написано от души) то я похороню вас в одной ямке…
Последующие письма носили примерно такой же характер. И единственное что в них менялось, так это эпитеты, коими женщина-человек меня именовала.
Но я не унывал. Я любил беседовать с пассажирами паромной переправы, дабы понять хоть толику того, чего мне так хотелось и виделось в перспективе. У одного очень веселого парня я узнал что умер он в машине. Нюхая кокаин, он высунулся из верхнего люка своего бентли и пил шампанское из горла. В этот же самый момент со второй его половиной, в салоне парочка привлекательных мотыльков вытворяла нечто непотребное (отдаленно напоминающее минет). В этот самый момент сердце у него и обиделось… обиделось да и остановилось. Денег на переправу у него было много, потому пришлось много и долго катать его вдоль берега мертвых и слушать его пост жизненный бред.
– Прохор, можешь звать меня просто и по пацански, представляешь… откинулся… мать ети.
– Представляю, – скупо ответил я.
– Слушай, а сколько надо пробашлять вашему, ну кто там за бугра, что бы в рай?
Я позвонил Анубису и четко передал ему решение.
– ОН сказал, – ответил я, – что в рай никак не получится. Единственное что ОН может пролабировать, так это скорейшую инкарнацию в тело мозамбикской проститутк.
– Пойдет, – довольно подтвердил Прохор. Я в любом теле подымусь.
Но я не слушал, я греб и смотрел на мертвую воду. И чувствовал как глаза мои становятся карими, рост увеличивается. А отношение к жизни становится положительно объективным. Я думал о том самом заместителе, как об олицетворении каждого из нас. Как и он, и как же была права моя женщина – человек, мы пытаемся думать и говорить о возвышенном. А сами, видим в своих снах обывательские вещи. Отпускаем своих жен в парикмахерскую и возим бандитов через реку смерти. Одним словом, все мы…
И тут я увидел ее, мою жену. Она стояла на берегу стикса и радостно махала мне белым платочком. Я взял ее на борт и аккуратно усадил на деревянную лавочку. Она что то говорила. А я все слушал и слушал. А я все греб и греб. Из ада, куда то к замершему солнечному диску. Куда то домой.
