Милорад Павич - Мушка

Там им указали дорогу до только что завершенной церкви Введения, которую стоило посмотреть. Атиллию бросило в дрожь.

«Это не случайно, — подумала она, — не та ли это церковь, что строилась для меня? Неужели я ее нашла здесь, так далеко от дома?»

Подъехав к церкви, она ее сразу узнала, вспомнив чертеж, который в свое время принес ее отцу архитектор Йован по прозванию Лествичник. Церковь была точно таких же очертаний, как самшитовая у нее в саду, только здесь она была завершена, отделана камнем и мрамором, со всеми семью окнами. Без сомнения, это была та самая церковь зодчего Йована, посвященная Введению Пресвятой Богородицы во Храм.

Атиллия вошла в нее.

— Входите, входите, барышня Атиллия, мы вас уже давно ждем, — обратился к ней священник, указывая ей место на скамье вблизи алтаря. Над сиденьем Атиллия увидела красиво исполненный герб Николичей фон Рудна, свой герб.

Священник вручил ей документ с печатью и крошечную коробочку, обшитую мехом. В грамоту, удостоверявшую имя владельца церкви Введения, было вписано имя Атиллии. В коробочке же оказались обручальные кольца.

— Это подарок зодчего Йована вам и вашему жениху, — пояснил священник. С внутренней стороны на каждом из колец была вырезана буква «А».

— Какого Йована? — спросила Атиллия. — Ведь их двое!

— Но ведь и колец тоже два, — отвечал священник с улыбкой.

(Если вы не читали главу «Столовая», обратитесь к ней. Если читали, то для вас роман на этом заканчивается.)

СТЕКЛЯННАЯ УЛИТКА

Предрождественская история

Читатель сам может выбрать, с которой из двух вводных глав ему начать чтение книги, а которой из двух заключительных глав завершить. От того, какую тропинку он выберет, зависит, какая у него получится история и к какому конечному пункту он придет. Вообще, если захотите, можете прочитать роман разными способами сколь угодно много раз. Остальное — дело писателя.

Читатель сам может выбрать начало этой истории. Он может начать с главы «Мадемуазель Хатшепсут» или с главы «Господин Давид Сенмут, архитектор».

Мадемуазель Хатшепсут, продавщица в магазине дамского белья, проснулась опять очень поздно и с ощущением крайнего одиночества. Ей приснился кувшин с двумя носиками. Во сне вино завязалось узлом и двумя отдельными струйками вылилось одновременно в два бокала.

Она сразу поняла, что нужно делать, — то, что она обычно делала, когда ей было одиноко. Прежде всего, взглянула на реки. В тот день облакам никак не удавалось навести мосты над водой. Они ползли, извиваясь, против течения вдоль правого берега Дуная и загораживали дорогу ветрам у самого устья Савы.

Под вечер мадемуазель Хатшепсут отправилась на работу. Она работала во вторую смену и возвращалась домой поздно ночью. В тот день она заметила на углу у газетного киоска изысканно одетого господина в зимнем пальто цвета черного лака. Девушка подошла к нему очень близко, правой рукой протянула продавцу деньги за газету, а левой извлекла из правого кармана господина первую попавшуюся вещь. Продавец тут же подал ей газеты, и она беспрепятственно покинула место преступления. Господин сел в машину цвета своего пальто и укатил.

То, что еще оставалось проделать мадемуазель Хатшепсут, было совсем несложно. На площади Теразие она достала из сумочки маленькое зеркальце и углубилась в созерцание. Своим отражением она осталась довольна:

«Как жаль, что ее отражение не может остаться в зеркале. А как знать, вдруг останется? На всякий случай поставлю хоть свою подпись», — подумала она. И поцеловала зеркальце, оставив на нем чуть - чуть губной помады. Ступив на эскалатор в подземном переходе под площадью, она незаметно сунула зеркальце в сумку проходившей мимо женщины.

Итак, дело было сделано. Мадемуазель Хатшепсут облегченно вздохнула. В магазин женского белья, где она работала, она вошла обновленной, словно после нескольких часов сауны и массажа или после занятий на тренажерах в спортивном зале. Ощущение одиночества исчезло, как обычно, когда она поступала подобным образом. Так было всегда. Стоило только одну вещь у кого-то стянуть, а другую кому - то подарить, причем обязательно разным людям. Не мучая себя выбором, что и у кого воровать, что кому дарить. Иногда обстоятельства вынуждали ее действовать в обратном порядке: сначала дарить, а потом воровать. Но на этот раз все прошло удачно.

Некоторое время спустя, когда девушка на минутку осталась в магазине одна, ей удалось рассмотреть, что же она украла из кармана господина в лаковом пальто. Это была зажигалка. Дорогая и совершенно новая. Из блестящего кожаного чехольчика торчала бумажка с гарантией. На рыжей верблюжьей коже было выдавлено: «MOZISIII». Наверное, имя владельца. А на крышечке зажигалки была выгравирована надпись:

Чиркни три раза подряд, и исполнится твое заветное желание

Но подробнее мадемуазель Хатшепсут свою добычу рассмотреть не смогла, потому что в магазин вошел покупатель. Незаметно обхватив у себя за спиной правый локоть левой рукой, она принялась рассматривать вошедшего.

Это был молодой человек в джинсах, в голубой рубашке и коричневом пиджаке, в ботинках, отделанных пушистым мехом. Через руку у него был перекинут плащ, а на ладони он держал небольшой сверток в позолоченной бумаге, перевязанный ленточкой. Прежде всего мадемуазель Хатшепсут обратила внимание на его карманы. Они как раз подходили: немножко разевали рты. После чего взглянула и на владельца карманов. Волосы у него, несмотря на молодость, были с проседью, но зато расчесаны на пять проборов, причем каждый из них шел поперек головы, от уха до уха. Очень стройный молодой господин со странным выражением глаз.

«Он, наверное, и во сне близорукий», — подумала продавщица и спросила посетителя, чем может ему помочь.

Он опустил плащ и сверток на столик рядом с ее креслом и сказал теплым застенчивым голосом:

— Я хотел бы купить ночную рубашку. Это будет рождественский подарок моей жене. Она носит четвертый размер.

«Такой теплый голос можно угадать и ночью где - то в вышине, даже в промежутке между двумя одинокими женскими шагами, отдающимися в пустоте улицы…» — так подумала мадемуазель Хатшепсут, а вслух сказала:

— Эти размеры наверху, на полке, — и подкатила складную лесенку. Поднимаясь наверх, она чувствовала на себе его взгляд. Она зафиксировала этот

взгляд на уровне своих бедер, а сойдя вниз, постаралась незаметно задеть лестницей золотистый сверток, который упал со столика в кресло. Теперь сверток лежал отдельно от плаща покупателя. Девушка надеялась, что молодой человек не заметит отсутствие своего свертка, и забудет его в магазине.

Но тут она услышала нечто настолько неожиданное, что отставила лестницу и посмотрела молодому человеку прямо в глаза. Он тоже смотрел на нее сквозь несколько тысяч лет, точно через воду. Его глаза были голубыми от толщи времени, через которую смотрели.

— Наверное, моя просьба покажется вам дерзкой, — сказал он, — но я еще никогда не покупал женских ночных рубашек. Вы не могли бы ее примерить? Тогда я пойму, то ли это, что мне нужно. У моей жены примерно такая же фигура, как и у вас…

Если бы сверток уже не лежал на кресле, мадемуазель Хатшепсут немедленно отвергла бы это предложение. А так она ответила:

— Не вы один обращаетесь с подобной просьбой. Хорошо. Я ее надену в кабине, и вы сможете посмотреть. Только сначала уберу лестницу.

Уверенная в том, что женское зрение всегда быстрее мужского, мадемуазель Хатшепсут слегка задела юношу лесенкой и при этом не упустила возможность незаметно бросить ему в карман зажигалку.

Когда она предстала перед ним в ночной рубашке четвертого размера, у него перехватило дыхание. В его близоруком взгляде читались примерно такие слова: «Эта ночь разрешится новым днем, и он будет прекрасен!»

Однако вслух он грустно сказал следующее: — Простите, но при всем желании я не смогу купить эту рубашку. Она вам так идет! Как только моя жена наденет ее перед сном, я начну думать о вас… Так не годится. Поймите меня. Спасибо вам. Спокойной ночи… — С этим словами он вышел из магазина, на ходу надевая плащ.

Мадемуазель Хатшепсут, вне себя от волнения, проводила его взглядом. Потом, не снимая рубашки, она дрожащими пальцами лихорадочно развернула сверток в золотистой бумажке, на всякий случай стараясь сохранить и обертку, и ленточку.

Там оказалась коробочка, а в ней нечто волшебное, вещь, назначение которой она не сразу смогла угадать. Очаровательная стеклянная улитка, заполненная черной блестящей пыльцой и запечатанная розовым воском, из которого торчал фитилек. Что-то вроде декоративной свечи. Мадемуазель Хатшепсут хотела было ее зажечь, но вспомнила, что она в ночной рубашке, что она одна в магазине и что у нее больше нет зажигалки.