Валерий Баранов - Теория бессмертия
Чтобы утвердиться в оригинальности и неповторимости своей личности, она с риском, быть полным нулём, вычитала из своего «я» всё новое, модное, оригинальное, культовое, оставляя себе только самую свою суть.
Вообще, это было несвойственным для неё — ничего не изобретать при любовном пожаре так же как и при сексуальной истоме. Вот и появились такие факты, которые означали нечто совершенно противоположное: мечтательство, разная сентиментальная женская глупость.
Однако она всё равно отрицала, что могла, в противоположность своим знакомым и близким, которые с удовольствием прибавляли к своему «я», чтобы оно стало более ощутимо и зримо, разные хобби или какие-то странные увлечения, используя всё: собак, кошек, богов.
Это делается просто. Надо всего лишь разделить своё одиночество с Иисусом Христом, Буддой, любовником, с литературным героем, причем, стремясь, полностью отождествляться с ними: «мадам Бовари — это я!»
Исторический дух процессуален. Но у Татьяны с духом сложилась ситуация иная, чем при обычном воспоминании. Накатило такое настроение, что снова она не желает никаких и ни с кем компромиссов, хочет только на всё обижаться, за то, что всё это так бездарно прошло и так трудно это «прошло» сейчас реставрировать.
Ежедневная диктовка в микрофон сделала её несколько радикальной в самооценках и обидчивой, потому что постоянное вспоминание, препарирование и разглядывание собственной жизни, её текстуры, часто вызывало боль.
За дверью не уходили. Татьяна выключила микрофон, решила сходить и выяснять, кто там колотится.
— Кто там?
— Котиков.
Татьяна открыла, и Миша Котиков тут же надвинулся на неё с большой коробкой в руках.
— Господи! Опять ты притащил какое-то барахло! У меня уже не квартира, а склад компьютерного магазина.
— Ну вот. У исповедуемого появилось лёгкое отвращение к аксессуарам дознавателя?
— Да!
— Сегодня я попытаюсь это чувство дезактивировать. В этой большой и нехорошей коробке находится маленькая хорошая коробка, перевязанная красной ленточкой, а в ней очень красивый торт.
— Ну, тогда, милости прошу в дом, талантливого математика, который, вместо того, чтобы стать гениальным, торгует компьютерами и развращает женщин тортами.
Татьяна отодвинулась, уступая дорогу гостю.
— Ох, ох! Покорнейше благодарю за гостеприимство ужасно талантливого филолога, который вместо того, чтобы проповедовать или преподавать, прячется за конторку в библиотеке, всех критикует, и ещё выдаёт прыщавым студентам книжки сомнительного содержания.
Отбился Миша Котиков.
Михаил Котиков, заместитель генерального директора ЗАО «Компьютер и сыновья», прошёл мимо Татьяны прямо в комнату, поставил на пол коробку, и только потом вернулся к ней в прихожую, чтобы разуться и раздеться.
Они познакомились полгода назад на презентации, в новом торговом центре фирмы.
Командовал парадом Котиков. Таня пришла не специально, просто уступила просьбам изнывающей от одиночества подруги и составила ей компанию.
Пришла и увидела компьютерного полубога — рыжеватого блондина с огромными тёмными глазами, ответственного за презентацию.
Одетый по-деловому, в новый светлый костюм, полностью упакованный и застёгнутый, конвульсивный и наглый, суетливый, смешной, излучающий отчаянное добродушие — резвящийся бес информации и торговли.
Он прельщал гостей договорами, системами скидок, сертификатами, ценами…
Он был повторением всех подобных презентаций, но несколькими тонами выше, так что, неожиданно, всё это представление возросло не только количественно, но и в самом своём качестве оно стало иным, более парадоксальным и восторженным.
— Ах, какие глаза у этого мужика! Как смарагды: чёрные с кровавой искрой… Как свежее смородиновое варенье на солнце!
— Однако! Вон там… видите, женщина в зелёном. Как она значительна!
Татьяна была в шелковом зелёном костюме: короткая юбка и очень длинные рукава, узкий, в два пальца, блестящий, фиолетовый воротник и кружевная чёрная блузка. Всё это весьма удовлетворяло её настроению, а также предстоящим, не имеющим смысл, или бессмысленным событиям.
Не обязательно было даже упоминать какие на Тане были костюм и блузка на той презентации, потому что дело было совсем в другом: сразу выделялось непомерное значение её глаз, которые так и играли ва-банк, сверкали внутренней, сжигающей себя красотой. Глаза были даже важнее того, о чём она говорила с подругой — казалась, она говорила ради глаз, по причине их сияния.
Она весело осматривала экспонаты в торговом зале и демонстрировала откровенно-необоснованное своеволие своей забавной юбки, таинственно-чёрное беспокойство блузки, распространяла холодный запах слабых духов, и оскорбительно не обращала внимания на Котикова, однако, потом взяла и уронила компьютерную мышку ему на ботинок.
Котиков поднял с пола устройство и вернул Татьяне.
Когда мужчиной овладевает чувство, которое сильнее его, он начинает действовать как слепой. И такой момент бывает очень важен и выгоден для женщины, поскольку тогда для неё добровольно и вполне уступается плацдарм для манёвров, она же и определяет наиболее выгодную тональность в разговоре по самой животрепещущей теме…
Но разговор между ними так и не начался, потому что Котикову уже нужно было подняться на небольшое возвышение. Надо было сказать короткую речь гостям.
— Господа! Мы рады…
Но он уже не мог забыть, как только что касался холодной руки Татьяны, отдавал ей что-то, как глядел в её удивлённые глаза и чувствовал исчезновение атмосферы. Потому что мысль о ней, он понял потом окончательно, стала истинным дурманом, точнее: любая мысль, с ней связанная, стала притягивающей или отталкивающей, страстной и динамичной.
— Предлагаемый ассортимент компьютеров даёт нам возможность…
Котиков понял, что лишь радикальная смена тона может сейчас принести ему результат. Он постарался, чтобы в его голосе появилось пренебрежение, и он стал говорить так, как будто он не предаёт большого значения всей линейке процессоров «Пентиум», чьё прошлое было, тем не менее, героическим, а будущее не безнадёжным. Но, он стал говорить так, как будто самым важным звеном является только «Пентиум IV», как будто до этого процессора ничего путного не было и потом ничего не будет:
— Истина заключается в том, дорогие мои покупатели, что самым важным критерием выбора компьютера является закон настоящего момента, закон максимальной духовной свободы в данный момент!
Тут Котиков любезно раскланялся, затем он ловко покинул маленькую трибуну, подошёл к Татьяне и вопросительно посмотрел ей в глаза.
Татьяна ответила на его взгляд:
— Ваш вывод прекрасно уравновешен: вы признаётесь в том, что любите меня, потому что тут же признаётесь, что ненавидите любовь.
— Разве я вам такое уже говорил?
— Вы это сказали всем, в отношении «Пентиума IV».
Деструктивность любви или конструктивность отношений? Эти два смысла явились ему в тот миг настолько разрушительными, что подкапывались даже под трудолюбиво возведённое здание «рекламы», и могли ввести в искушение некоторых участников презентации. Но какое наслаждение говорить не для кого-то, а для неё! Когда каждое слово сильнее утверждается в тебе, придаёт жёсткость, внутренние силы, спасает от тысячи робких калькуляций, когда говоришь не как раб результата, а как свободный человек.
— Потому что я находился в состоянии когерентной суперпозиции.
— Это спасало от сентиментальности?
— Когерентная суперпозиция означает лишь то, что я нахожусь одновременно в нескольких разных состояниях.
— Как мужчина?
— Как квантовый объект.
— Что это такое?
— Это частица очень малой массы, Кроме того, она находится в ничтожно малом участке пространства, поэтому, быть одновременно в нескольких разных состояниях, для такой частицы, единственный способ существования.
— Интересно. Вы сразу находитесь в нескольких разных состояниях… Значит вы бессмертны и возможна телепортация?
— Телепортация — да! Для этого надо иметь всего лишь два квантовых компьютера. Надеюсь, наши потомки изобретут такие технологии. Но бессмертие — нет.
— Неужели всё так конкретно?
— Любое измерение повергает квантовую частицу в шок, так как заставляет её принять какое-то одно состояние.
— Возможно, что и любовь для вас, тоже, шок?
— Если рассматривать любовь как причину самоуничтожения.
— Для меня любовь, тоже — нечто недозволительное.
— Как преступление?
— Ну и бог с ней, с любовью. Вы меня заинтересовали в другом плане. Как-нибудь, потом, я расскажу вам одну мою заветную идею, мою тайную мысль. Уверена, что вы меня поймёте.
— Только одно словечко… Намёк!
