Эрик Маккормак - Первая труба к бою против чудовищного строя женщин
– Наверное, да, – сказал я.
Он кивнул. Теперь я подметил, что Чэпмен избегает смотреть на меня прямо. Он направлял взгляд в мою сторону, на мгновение задерживал его на моем лице, и тут же отклонялся вбок, словно луч маяка. Возвращался, и отклонялся вновь. Снова и снова. Но в те моменты, когда он смотрел на меня в упор, его взгляд казался мне очень проницательным.
Мы долго стояли так – молча, друг напротив друга. Потом Чэпмен сунул руки в карманы и неуклюже отошел к эркеру, смотревшему через улицу на океан. Принялся насвистывать – вовсе не мелодично, а как бы говоря: вот, я совершенно спокоен, насвистываю себе. Начал расхаживать взад-вперед по длинным вощеным половицам парадной гостиной. На суше он ступал неловкой походкой моряка.
Вдруг что-то надумал и остановился. Глаза его сверкнули торжеством, и я решил, что он наконец-то заговорит. Вместо этого Чэпмен полез в карман рубашки, извлек старую трубку, выбил пепел в камин, набил трубку свежим табаком и раскурил. Теперь, когда его взгляд останавливался на мне сквозь клубы дыма, он как бы говорил: «Я свое дело сделал, теперь остановка за тобой».
Мне еще не случалось иметь дело с такими застенчивыми взрослыми, и я был бы рад ему помочь, однако не знал, о чем с ним заговорить. Прошло еще немного времени, комната наполнилась тишиной и вонью трубочного дыма. Наконец Чэпмен решительно выбил трубку в пустой камин и произнес свою речь:
– Ну, хватит разговоров, – сказал он. – Пошли, познакомимся с миссис Чэпмен и мальчиками. – Глаза его забегали быстрее, чем прежде, – он как будто слишком далеко зашел и сам испугался своей дерзости. – В смысле – пойдем?
Как раз в этот миг, словно все это время он подслушивал под дверью, в гостиную вернулся комендант и принес с собой запах только что выпитого рома.
– Все уладили? – спросил он мистера Чэпмена. Тот кивнул, избегая и его, и моего взгляда.
– Отлично. Пусть так и будет, – напутствовал нас комендант.
Мы с мистером Чэпменом вышли на ошеломляющую полуденную жару.
По главной дороге мы двинулись на север, пока не достигли того места, где улица упиралась в крепостную стену, и остановились возле дома, который, как я понял, и был жилищем Чэпмена. Более причудливого строения на острове не было. Он выглядел почти овальным, как будто на него наступили сверху и слегка приплюснули. Подходя к своему дому, мистер Чэпмен заметно оживился. Он сообщил мне, что этот дом построил его дед, пустив в ход шпангоуты и доски обшивки старого парусника, выброшенного бурей на берег сто лет назад. По обе стороны крыши была оборудована «вдовья дорожка» – узкая площадка с ограждением. Над парадным входом вздымалась резная фигура, некогда украшавшая нос корабля, – обнаженная выше пояса русалка с пустым взглядом незрячих глаз. Ей крайне требовалась покраска.
Мистер Чэпмен распахнул дверь и пригласил меня войти. Когда я переступил порог, пятнистая сиамская кошка испустила яростный вопль и метнулась в соседнюю комнату. Из-за маленьких окон в доме было совсем темно. Под потолком висел фонарь «молния», бросавший тусклый отсвет на сводчатые стены, украшенные сетями и ручными гарпунами. Гнутые ребристые стены, рыбный запах – мы будто попали в брюхо морского чудища.
Из комнаты, в которой скрылась кошка, вытирая руки о фартук, вышла маленькая женщина. Вся пухлая, а на мягком лбу у нее залегла тревожная морщина. Взяв меня за руку, она заглянула мне в лицо.
– Бедный мальчик, – заговорила она. – Как ты думаешь, тебе с нами будет хорошо? – Тут она увидела, что я ничего не понимаю. – Ты с ним так и не поговорил? – спросила она мистера Чэпмена.
Глаза его, только что вроде успокоившиеся, вновь отчаянно завращались, избегая и ее, и моего взгляда. Женщина огорченно покачала головой.
– Ну что за человек! – пожаловалась она мне. – Безнадежен, совершенно безнадежен! Неудивительно, что у меня болит голова. – С этими словами она усадила меня в деревянное кресло-качалку и сама села напротив. Мистер Чэпмен остановился у небольшого окна.
– Эндрю, – начала миссис Чэпмен. – Я знала твою тетю Лиззи и всегда любила ее. Кто поймет, что побуждает людей к таким поступкам? Но я не об этом. Ты не против пожить у нас? Хотя бы для начала. Поживешь, приглядишься к нам, а потом решишь, хочешь ли остаться.
Она казалась такой доброй, так озабоченно хмурилась. Хмурилась она всегда, словно страдала от постоянной, хотя и не сильной боли.
– Да, я бы хотел, – сказал я.
Миссис Чэпмен широко улыбнулась, и на мгновение ее морщина исчезла. Заулыбался и мистер Чэпмен, хотя, когда он поймал на себе мой взгляд, глаза его вновь забегали по сторонам.
В ту минуту, вопреки всему, что уже случилось со мной, я подумал, что обрел безопасное убежище в страшном мире. Наконец-то.
Чуть позже мистер Чэпмен сходил к коменданту за моим чемоданом, а миссис Чэпмен проводила меня по шаткой лестнице в мою комнату. Она оставила меня оглядеться, а сама вернулась в кухню присмотреть за рыбной похлебкой к обеду. Едва я успел осмотреть комнату, как по ступенькам прогремели тяжелые шаги и в дверь постучали.
Я набрал в грудь побольше воздуху и открыл дверь двум парням – должно быть, сыновьям Чэпмена. Они были старше меня года на три и одеты по обычаю островитян.
– Я – Джон, – представился тот, что покрупнее. – А это Джим. Мама говорит, ты будешь жить с нами.
Парни были не красавцы. Джон уже перерос отца и выглядел плечистым и сильным. Лицо у него было такое же прыщавое, как у его брата Джима, но среди гнойников уже пробивались черные волоски.
С минуту мальчишки пристально изучали меня. Глаза у обоих были светло-голубые.
– Пошли на улицу, – сказал Джон.
Они сбежали вниз, и я поплелся за ними, на первый этаж и через парадную дверь на раскаленную улицу. Они махнули, чтобы я не отставал, и направились к ближайшему дому. Джон подошел к двери.
– Смайли! – заорал он.
Вышел долговязый парень примерно их возраста.
– Это наш новый брат, – сообщил Джон.
Они предоставили мальчишке минуту, чтобы разглядеть меня, и потащили ко второму дому, где повторили тот же обряд. Затем – к следующему, и так далее. Дети, преимущественно мальчики, выходили на улицу и смотрели на меня. Иногда я замечал девочек или взрослых людей, которые выглядывали в окна.
Таким образом юные Чэпмены представили меня большинству школьников на острове Святого Иуды. Попутно они показывали мне свои излюбленные места, в особенности – тот край причала, с которого они удили изящную рыбку-ласточку. Ткнули в сторону бухты, где обычно купались, и настрого предупредили никогда не заплывать на глубину, где подстерегает акула – рыба-молот.
– Акула никогда не спит, знаешь, – добавил Джон Чэпмен.
Последней остановкой на обратном пути стал «Бастион». На сей раз Джон не стал кричать, а вежливо постучал. Дверь отворила маленькая девочка со строгим лицом.
– Это наш новый брат, – сказал Джон.
Она уставилась на меня. За ее спиной возникла высокая и худая миссис Хебблтуйэт.
– Иди в дом, – велела она девочке. Вид у нее был сердитый и немного испуганный.
– Чего тебе надо? – спросила она Джона.
– Это наш новый брат, – ответил Джон.
– Я уже насмотрелась на него, – заявила жена доктора и захлопнула перед нами дверь.
Джон и Джим Чэпмен с минуту постояли, подумали и дружно показали деревянной двери язык. От такой гримасы они сделались совсем уродцами – точно две прыщавые горгульи. И мне они вдруг понравились.
В первый же вечер за ужином миссис Чэпмен поведала мне семейный секрет: ее мужу не следовало выбирать профессию рыбака.
– Он не может есть рыбу, которую сам ловит, – сказала она. Ей приходилось каждый день выходить на причал, встречать рыбацкие лодки и менять его улов на чужой.
– Неудивительно, что у меня болит голова, – приговаривала она.
Мальчикам, видимо, было не привыкать, и они смеялись. Даже мистер Чэпмен, хоть глаза его и бегали отчаянно, пока жена обличала его слабость, нисколько не смущался. Мне показалось, что супруги нежно любят друг друга и своих мальчиков.
Я понадеялся, что они полюбят и меня.
Но сиамская кошка, с которой я повстречался, едва переступив порог этого дома, не проявляла подобного мягкосердечия. Звали ее Софи, и она не спускала с меня холодных кошачьих глаз. Как только миссис Чэпмен приближалась ко мне, кошка шипела, даже если хозяйка подходила, чтобы положить мне рыбную похлебку.
– Скверная кошка, Софи! – журила ее миссис Чэпмен, но это не помогало. Кошка сидела на полу у моего стула, шипела и злобно поглядывала на меня, как будто различала во мне такое, чего другие в своей наивности увидеть не могли.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Я начал ходить в крепостную школу, состоявшую из одного класса, и мне здесь нравилось не меньше, чем в Стровене. Правда, иногда происходили какие-то события, тревожившие мой покой.
