Серж Резвани - Загадка
— Он сказал «в момент моей смерти!» — восклицает Следователь. — Он связал этот знак со своей смертью?
— А еще он сказал: «Этот знак откроет мне гробницу моего брата Арно, очутившегося в ней раньше всех. Когда-нибудь я спущусь в нее, и в этот день он увидит это gaandrha, к которому добавит еще один знак, который я искал всю жизнь. И я знаю, что это будет знак, не относящийся ни к науке, ни к искусству, ни к знаниям. Это будет знак временности. Вспомните Джеймса в романе Стивенсона «Хозяин Баллантрэ» и его проводника-индейца…»
— Великолепная книга! Борхес считал ее самым прекрасным романом во всей мировой литературе! — восклицает Поэт-Криминолог.
— Не стоит слишком доверять щедрым комплиментам Борхеса, — возражает Литературовед. — Сколько романов он называл самыми прекрасными!
— И что дальше? — нервничает Следователь.
— Он долго говорил о конце Баллантрэ. «Мы все можем пережить наши похороны. Нужно только знать знак, завещанный нам в каббале. Помните женщину с петухом? Эта женщина отвратительна! Она внушает мне ужас. Но она тоже знает дату. Она бросает зерна своему мерзкому петуху, и он клюет их, рисуя цифры. Я мог бы назвать вам дату своей смерти, которую знаю и от бенгальца, и от женщины с петухом. Было бы забавно, если бы в своей книге вы заранее написали даты смерти всех Найев, включая Густава Зорна и мою жену Лоту».
— И он сказал вам эту дату? — спрашивает Следователь, что-то помечая в своем блокноте. — Этот человек был явно ненормален, но это не исключает того, что всё им сказанное имеет право на существование. Что мы знаем…
— Постойте! — прерывает его Поэт-Криминолог. — Я прошу вас оставаться объективным. Вы — следователь, а я — криминолог. То, что наш друг литературовед мог поддаться нездоровому обаянию Карла Найя, это его трудности. Но нам не хватает только историй по поводу этой знаменательной даты.
— Однако пока что я слышу одни «истории», — возражает Следователь. — Кстати, в моей семье тоже случались необъяснимые вещи.
— И вы были их участником? — спрашивает Поэт-Криминолог.
— Я — нет. Но благодаря этим необычным, потрясающим событиям, я сейчас стою здесь, перед вами. Представьте себе, что моя мать в возрасте девятнадцати лет должна была ехать поездом, чтобы встретиться со своим женихом — моим будущим отцом. И вот накануне отъезда ей снится ужасный кошмар: какая-то монашка, вся в крови, грустно и предостерегающе машет ей пальцем. И моя мать решает, что ей лучше отказаться от этого путешествия.
— И поезд, без сомнения, сошел с рельсов, — со смехом произносит Поэт-Криминолог.
— Вы правы, поезд сошел с рельсов. Однако, как оказалось, в этом поезде действительно ехали монашки и несколько из них погибли. Моя мать всегда утверждала, что одна из них знала дату своей смерти и явилась ей во сне, чтобы предостеречь.
— Она знала не только дату своей смерти, но и то, что вашей матери умирать рано!
— Вы невыносимый скептик! — восклицает Следователь. — Однако в нашей семье произошло еще одно невероятное событие. Не улыбайтесь! И это опять связано с поездом. Да не смейтесь же! На этот раз одному из моих дядей ясновидящая запретила ехать на поезде. Поскольку эта поездка была очень важной, то вместо него на поезд села его жена. Итак, тетя садится на место возле окна, которое зарезервировал мой дядя. В какой-то момент она встает, чтобы пойти в вагон-ресторан. Вдруг раздается ужасный грохот. Поезд резко тормозит. И представьте, что в тот момент, когда она покидает свое место, по параллельным путям движется товарный состав, перевозящий стволы деревьев. И тут происходит невообразимое: один деревянный брус отделяется от всей связки и врезается прямо в окно, возле которого сидела тетя.
— Глупости! — смеется Поэт-Криминолог.
— Как это глупости?
— Ваши железнодорожные истории. Кроме того, какое отношение они имеют к нашему делу?
— Они в некотором роде подтверждают то, что говорил Карл Най.
— Но вы же не были свидетелем этих несчастных случаев?
— Потому что они произошли до моего рождения!
— И вы в них верите?
— Верю.
— Тогда мы не будем вас разочаровывать. Но имейте в виду, что тот, кто верит в фатализм, становится его жертвой. Вспомните о смерти юного брата Карла и Юлия. Шпага, воткнутая в могилу.
— Давайте лучше возвратимся к «Урану»! — говорит Следователь. — Итак, Карл Най утверждал, что знает не только дату собственной смерти, но и даты смерти всех членов семьи.
— Он действительно это утверждал.
— Назвал ли он вам конкретную дату? И не совпадали ли все эти даты?
— Понимаю, к чему вы клоните, — говорит Поэт-Криминолог. — Узнав от своих предсказателей даты смерти, Карл Най убедил всех членов семьи поплавать в открытом море. Затем он быстро поднялся на борт, отвязал лестницу и снова прыгнул в воду.
— Это было бы самым заманчивым решением.
— Во всяком случае, самым простым и наименее загадочным. И самым элегантным.
— Но не самым хорошим, — возражает Литературовед. — По моему мнению, все члены семьи желали коллективной смерти и все они должны оставаться под подозрением.
— Когда мы поднялись на борт пустого «Урана», то я вначале подумал, что несчастье произошло в результате коллективной пьянки. Все напились и слишком развеселились…
— И, заключив абсурдное пари, ринулись в воду.
— Я думаю, что здесь сыграл человеческий… фактор… Все вместе прыгают в воду, но каждый думает, что кто-то все же остался на палубе и спрятался шутки ради. Затем они начинают считать. Пересчитывать. Все бараны в воде, а напротив них — пустая, высокая, гладкая белая яхта, неприступная, как айсберг.
— В общем, прекрасная иллюстрация человеколюбия.
— По-моему, это слишком литературно, — возражает Литературовед. — Когда я читаю такой сюжет, то сразу отбрасываю книгу! Подобные парадоксы на тему коллективной гибели не стоят ни гроша! Поверьте, то, что я обнаружил в различных рукописях Найев, дает повод для выдвижения более интересных гипотез.
17
Две предыдущие бессонные ночи совсем подкосили Литературоведа, и этим вечером он, чувствуя, что силы его на исходе, не стал читать рукописи, а сразу заснул. Поздним утром, проснувшись и вытаскивая из-под щеки поэму Курта Найя, он внезапно уткнулся заспанными глазами в следующие строки:
Мое воображение убивает и поедает меняя чувствую себя убитымПоэзия играет как зеркалаи приукрашивает голую плоть
Тот кто поверил плоти обрекает себя на смертьв течение миллионов лет становится добычей судьбыНе находя спокойствия не переставая вмешиватьсяя — посторонний
Абсурдный парадокс рождение смертькрупица смысла всё иллюзияСреди лавы ледников газовых вихрейищешь судьбу
Галактики Вселенные моида еще биологический инстинктмое воспаленное воображение рождает невероятные извращенияОПИШИТЕ сверкающие цветы
И когда Поэт-Криминолог входит в номер, он находит Литературоведа по-прежнему лежащим ничком на кровати, со стихами Курта в руке.
— Мы с моим другом Следователем уже несколько раз осторожно стучали в вашу дверь, но так как из-за нее не доносилось ни звука, мы решили вас не беспокоить. Вижу, вы всю ночь работали? Я восхищен вашим упорством. Итак, что новенького?
— Кажется, что-то вырисовывается, — отвечает Литературовед.
— Знаете, всю последнюю ночь я не мог уснуть, чувствуя стыд за то, что вы один в этой комнате сражаетесь с горой незаконченных рукописей.
— Да, я всю ночь не сомкнул глаз и свалился только на рассвете… а теперь уже вторая половина дня. Вот, прочтите эти стихи.
— Не вижу ничего особенного, — говорит Поэт-Криминолог. — Да, красивые стихи, но какое отношение они имеют к нашей загадке? Кроме слов «убивает» и «я чувствую себя убитым», нет ничего особенного.
— А ОПИШИТЕ сверкающие цветы, позаимствованные у Малларме?
— И что?
— Основываясь на этом заимствовании, мы можем выстроить вторую гипотезу о литературном семействе Найев. До сих пор что-то было недосказано… как эти стихи, обрывающиеся на слове «цветы».
— По-вашему, эти стихи…
— Были бы незакончены. И как всегда, когда мысль не может сформироваться, на помощь ей приходит цитата. Эти сверкающие цветы напомнили мне коллоквиум как раз на тему «Незаконченное», который проходил в Токио и на который я поехал, чтобы посетить Японию. Этот коллоквиум был организован Крупным Специалистом в Области Книг Которые Валери не Прочел до Конца. Представьте: в течение полувека этот милый старый японец скрупулезно изучил все книги в библиотеке Валери, отмечая разрезанные и неразрезанные страницы. «Мною научно доказано, — заявил этот старый ученый, — что Валери разрезал первую страницу в книгах, которые получал в подарок, иногда — вторую и из суеверия — девяносто девятую». Затем писатель читал последнюю страницу и окончательно закрывал книгу. Иногда он пролистывал ее, но почти никогда не читал полностью. На этом коллоквиуме присутствовал также немецкий ученый, тоже специалист по Валери. Но только он занимался всю жизнь исключительно поздним Валери, пытаясь обнаружить чрезвычайно мудреными методами следы его ногтей на полях страниц, оставляемые по мере того, как тот «смаковал» книги своих соотечественников. По словам этого исследователя, некоторые отметки носили явно положительный характер, а некоторые — критический. Подобное чтение следов ногтей великого Валери дало в итоге великолепную диссертацию об авторе дневников, не читавшем до конца книги.
