Милорад Павич - Мушка
«Так это статуя, которую раскопал Дамаскин, — поняла Атиллия и заключила, что фигура возвращена в поместье тайком от ее отца, и что это — весточка от Дамаскина. — Если принять спальню за круг, обведенный циркулем, надо идти по прямой на восток, куда зовет статуя. Если проехать необходимое расстояние, я, возможно, пойму, что мне хочет сказать Дамаскин. Но какое это расстояние?»
Атиллия хотела выйти в сад, но ее опять задержал замок. Ей снова пришлось тридцать раз повернуть ключ, чтобы открыть дверь. Тогда она поняла. Это число было следующей фразой безмолвного послания Дамаскина.
Она вышла в галерею и подошла к карте, установила циркуль Дамаскина на Тисе, рядом с Адой, там, где стоял дворец, и описала окружность радиусом в тридцать миль, используя масштаб, указанный на карте внизу. Затем провела прямую из центра точно на восток. Радиус пересек окружность в том месте, где был обозначен Темешвар. Атиллия подскочила от восторга и крикнула Ягоде:
— Запрягай, Ягода! Едем! В Темешвар!
Там им указали дорогу до только что завершенной церкви Введения, которую стоило посмотреть. Атиллию бросило в дрожь.
«Это не случайно, — подумала она, — не та ли это церковь, что строилась для меня? Неужели я ее нашла здесь, так далеко от дома?»
Подъехав к церкви, она ее сразу узнала, вспомнив чертеж, который в свое время принес ее отцу архитектор Йован по прозванию Лествичник. Церковь была точно таких же очертаний, как самшитовая у нее в саду, только здесь она была завершена, отделана камнем и мрамором, со всеми семью окнами. Без сомнения, это была та самая церковь зодчего Йована, посвященная Введению Пресвятой Богородицы во Храм.
Атиллия вошла в нее.
— Входите, входите, барышня Атиллия, мы вас уже давно ждем, — обратился к ней священник, указывая ей место на скамье вблизи алтаря. Над сиденьем Атиллия увидела красиво исполненный герб Николичей фон Рудна, свой герб.
Священник вручил ей документ с печатью и крошечную коробочку, обшитую мехом. В грамоту, удостоверявшую имя владельца церкви Введения, было вписано имя Атиллии. В коробочке же оказались обручальные кольца.
— Это подарок зодчего Йована вам и вашему жениху, — пояснил священник. С внутренней стороны на каждом из колец была вырезана буква «А».
— Какого Йована? — спросила Атиллия. — Ведь их двое!
— Но ведь и колец тоже два, — отвечал священник с улыбкой.
(Если вы не читали главу «Столовая», обратитесь к ней. Если читали, то для вас роман на этом заканчивается.)
СТЕКЛЯННАЯ УЛИТКА
Предрождественская история
Читатель сам может выбрать, с которой из двух вводных глав ему начать чтение книги, а которой из двух заключительных глав завершить. От того, какую тропинку он выберет, зависит, какая у него получится история и к какому конечному пункту он придет. Вообще, если захотите, можете прочитать роман разными способами сколь угодно много раз. Остальное — дело писателя.
Первый перекресток
Читатель сам может выбрать начало этой истории. Он может начать с главы «Мадемуазель Хатшепсут» или с главы «Господин Давид Сенмут, архитектор».
Мадемуазель Хатшепсут
Мадемуазель Хатшепсут, продавщица в магазине дамского белья, проснулась опять очень поздно и с ощущением крайнего одиночества. Ей приснился кувшин с двумя носиками. Во сне вино завязалось узлом и двумя отдельными струйками вылилось одновременно в два бокала.
Она сразу поняла, что нужно делать, — то, что она обычно делала, когда ей было одиноко. Прежде всего, взглянула на реки. В тот день облакам никак не удавалось навести мосты над водой. Они ползли, извиваясь, против течения вдоль правого берега Дуная и загораживали дорогу ветрам у самого устья Савы.
Под вечер мадемуазель Хатшепсут отправилась на работу. Она работала во вторую смену и возвращалась домой поздно ночью. В тот день она заметила на углу у газетного киоска изысканно одетого господина в зимнем пальто цвета черного лака. Девушка подошла к нему очень близко, правой рукой протянула продавцу деньги за газету, а левой извлекла из правого кармана господина первую попавшуюся вещь. Продавец тут же подал ей газеты, и она беспрепятственно покинула место преступления. Господин сел в машину цвета своего пальто и укатил.
То, что еще оставалось проделать мадемуазель Хатшепсут, было совсем несложно. На площади Теразие она достала из сумочки маленькое зеркальце и углубилась в созерцание. Своим отражением она осталась довольна:
«Как жаль, что ее отражение не может остаться в зеркале. А как знать, вдруг останется? На всякий случай поставлю хоть свою подпись», — подумала она. И поцеловала зеркальце, оставив на нем чуть — чуть губной помады. Ступив на эскалатор в подземном переходе под площадью, она незаметно сунула зеркальце в сумку проходившей мимо женщины.
Итак, дело было сделано. Мадемуазель Хатшепсут облегченно вздохнула. В магазин женского белья, где она работала, она вошла обновленной, словно после нескольких часов сауны и массажа или после занятий на тренажерах в спортивном зале. Ощущение одиночества исчезло, как обычно, когда она поступала подобным образом. Так было всегда. Стоило только одну вещь у кого-то стянуть, а другую кому — то подарить, причем обязательно разным людям. Не мучая себя выбором, что и у кого воровать, что кому дарить. Иногда обстоятельства вынуждали ее действовать в обратном порядке: сначала дарить, а потом воровать. Но на этот раз все прошло удачно.
Некоторое время спустя, когда девушка на минутку осталась в магазине одна, ей удалось рассмотреть, что же она украла из кармана господина в лаковом пальто. Это была зажигалка. Дорогая и совершенно новая. Из блестящего кожаного чехольчика торчала бумажка с гарантией. На рыжей верблюжьей коже было выдавлено: «MOZIS III». Наверное, имя владельца. А на крышечке зажигалки была выгравирована надпись:
Чиркни три раза подряд,
и исполнится твое заветное желание
Но подробнее мадемуазель Хатшепсут свою добычу рассмотреть не смогла, потому что в магазин вошел покупатель. Незаметно обхватив у себя за спиной правый локоть левой рукой, она принялась рассматривать вошедшего.
Это был молодой человек в джинсах, в голубой рубашке и коричневом пиджаке, в ботинках, отделанных пушистым мехом. Через руку у него был перекинут плащ, а на ладони он держал небольшой сверток в позолоченной бумаге, перевязанный ленточкой. Прежде всего мадемуазель Хатшепсут обратила внимание на его карманы. Они как раз подходили: немножко разевали рты. После чего взглянула и на владельца карманов. Волосы у него, несмотря на молодость, были с проседью, но зато расчесаны на пять проборов, причем каждый из них шел поперек головы, от уха до уха. Очень стройный молодой господин со странным выражением глаз.
«Он, наверное, и во сне близорукий», — подумала продавщица и спросила посетителя, чем может ему помочь.
Он опустил плащ и сверток на столик рядом с ее креслом и сказал теплым застенчивым голосом:
— Я хотел бы купить ночную рубашку. Это будет рождественский подарок моей жене. Она носит четвертый размер.
«Такой теплый голос можно угадать и ночью где — то в вышине, даже в промежутке между двумя одинокими женскими шагами, отдающимися в пустоте улицы…» — так подумала мадемуазель Хатшепсут, а вслух сказала:
— Эти размеры наверху, на полке, — и подкатила складную лесенку. Поднимаясь наверх, она чувствовала на себе его взгляд. Она зафиксировала этот
взгляд на уровне своих бедер, а сойдя вниз, постаралась незаметно задеть лестницей золотистый сверток, который упал со столика в кресло. Теперь сверток лежал отдельно от плаща покупателя. Девушка надеялась, что молодой человек не заметит отсутствие своего свертка, и забудет его в магазине.
Но тут она услышала нечто настолько неожиданное, что отставила лестницу и посмотрела молодому человеку прямо в глаза. Он тоже смотрел на нее сквозь несколько тысяч лет, точно через воду. Его глаза были голубыми от толщи времени, через которую смотрели.
— Наверное, моя просьба покажется вам дерзкой, — сказал он, — но я еще никогда не покупал женских ночных рубашек. Вы не могли бы ее примерить? Тогда я пойму, то ли это, что мне нужно. У моей жены примерно такая же фигура, как и у вас…
Если бы сверток уже не лежал на кресле, мадемуазель Хатшепсут немедленно отвергла бы это предложение. А так она ответила:
— Не вы один обращаетесь с подобной просьбой. Хорошо. Я ее надену в кабине, и вы сможете посмотреть. Только сначала уберу лестницу.
Уверенная в том, что женское зрение всегда быстрее мужского, мадемуазель Хатшепсут слегка задела юношу лесенкой и при этом не упустила возможность незаметно бросить ему в карман зажигалку.
