Сара Дессен - Страна грез (ЛП)
Коринна тоже не виделась и почти не общалась со своей семьей, хотя они жили в том же городе. Однажды мы с Коринной пошли в магазин за чем-то — и в отделе замороженных продуктов натолкнулись на её маму. Выражение её лица было таким же холодным, как и лотки с курицей, и я внезапно почувствовала себя настолько неловко, что отошла за стеллаж. Мать Коринны была чем-то похожа на мою — тоже блондинка с короткой стрижкой, одетая в консервативные брюки цвета хаки и свитер с V-образным вырезом. Она поздоровалась с дочерью и, когда разговор зашел о Дейве, её нос слегка сморщился, как если бы она унюхала что-то дурно пахнущее рядом с собой.
Всю дорогу домой Коринна нервно курила одну сигарету за другой, едва сказав пару слов недружелюбным тоном, словно её мать все еще была здесь.
— Они никогда даже не пытались полюбить его! — сказала она, нажимая на газ и обгоняя школьный автобус. — Возненавидели его с первого взгляда. Но дело-то совсем не в нем. Просто мои родители уже распланировали, какой будет моя жизнь — целомудренность, колледж и работа юриста. Ха!
Она включила новости на радио, пытаясь успокоиться, но через минуту снова выключила.
— Можно подумать, они — как Господь Бог, могут решать, что я должна делать! Да у меня даже права голоса никогда не было!
Я кивнула, она вновь включила радио, и салон наполнился голосами ведущих. Мы ехали необычайно быстро, за окнами машины мелькали поля и пасущиеся на них коровы, ветер врывался в окна, ероша нам волосы.
— А теперь, — гневно сказала Коринна, щелчком выключая радио, — они так разочарованы во мне. Как будто я подвела их, не сделав так, как им хотелось. Нет, вслух они этого не говорили, но по лицам все было ясно. Разве быть официанткой — так ужасно?! Слава богу, теперь я обеспечиваю себя сама. Даже если мне нужно пойти к стоматологу, разве я прошу их о деньгах?
— Нет, — отозвалась я, когда она резко остановилась у домика.
— Нет! — повторила она. — Именно! Я ни о чем их не прошу! — она вышла из машины, с силой захлопнув за собой дверь.
Я последовала за ней в дом, где увидела вернувшегося с работы Дейва, сидевшего на диване с пакетом чипсов.
— Эй, привет, — окликнул он, но Коринна прошла мимо него на кухню и снова хлопнула дверью.
— Ого, — Дейв достал пару чипсов и закинул в рот. — Что произошло?
На кухне что-то упало и разбилось.
— Вот дерьмо! — воскликнула Коринна. — Черт возьми!
— Мы встретили её мать в магазине, — пояснила я.
Он кивнул, отложив чипсы и поднимаясь.
— Я вхожу! — громко предупредил он, медленно открывая дверь.
Коринна стояла, рыдая, и держала в руке осколок разбитой тарелки.
— Она упала, — дрожащим голосом сказала девушка, поднимая осколок, как доказательство. — Я не роняла её.
— Я знаю, — мягко сказал Дейв, забирая его из её рук и бросая в мусорное ведро. — Все в порядке.
Коринна медленно вытерла глаза рукой.
— Я ненавижу себя за то, что позволила ей довести меня. Это так глупо.
— Ты не виновата, — Дейв обнял её, и она опустила голову ему на грудь. Я смутилась, чувствуя, будто подглядываю за каким-то интимным моментом, который не должны видеть посторонние, и направилась обратно в комнату, где по телевизору шло интервью с Брэди Бранчем. Мне вновь вспомнились Кэсс и Адам, и я изо всех сил надеялась, что их отношения точно такие же, как у Дейва с Коринной — теплые, доверительные, полные поддержки и заботы.
Коринна все еще плакала, но уже гораздо тише, а Дейв целовал её в макушку и улыбался, обнимая её и гладя по спине. В какой-то момент он подхватил её и стал кружиться с ней под кухне.
— Прекрати, — попросила она, наполовину смеясь, наполовину плача. — Дэвид, перестань!
Он что-то напевал, какую-то песню, которую я не знала, и продолжал кружить её, пытаясь изобразить то танго, то странный степ.
— Ты ненормальный! — со смехом отбивалась от него Коринна.
Снаружи за окном падал снег, зимнее небо было низким и серым. Но здесь, на кухне, под теплым светом лампы, где Дейв с Коринной кружились вокруг стола и смеялись под его мурлыканье и звон её браслетов, казалось, была весна. Весна лишь для них двоих, лишь в их маленьком мире — и весь остальной мир для них не существовал.
* * *Моя мама все еще покупала кукол и включала «Скандалы Ламонта» каждый вечер, ловя каждый миг в надежде увидеть Кэсс. Адама она видела постоянно, ведь драки или крики были неотъемлемой частью шоу, так что он всегда был поблизости, чтобы вовремя оттащить жен от их неверных мужей или наркоманов, порывавшихся броситься на аудиторию в студии.
Все так же мама продолжала писать сестре письма, и, хотя она по-прежнему не получила ни одного ответа, телефон звонил уже четырежды, причем каждый раз в один и тот же промежуток времени — с шести до шести тридцати, как раз во время нашего ужина. Мама вскакивала со стула и бежала к телефону, повторяла «Алло?» снова и снова, сжимая трубку так сильно, что её пальцы белели, затем на том конце звонок, видимо, прерывали, и она возвращалась за стол с потухшим взглядом, не говоря ни слова, и единственным звуком до конца ужина был звон вилок.
— Маргарет, — говорил, наконец, отец после очередного звонка. — Может, кто-то просто ошибся номером.
— Она почти сказала мне что-то на этот раз, — возражала мама. — Я слышала её дыхание. Она хотела поговорить со мной, я чувствую!
Скорее всего, так оно и было. Кэсс всегда была очень привязана к дому. Даже в детстве, когда мы уезжали в летний лагерь, ее глаза начинали подозрительно блестеть еще на автобусной станции. Насколько я знала свою сестру, единственной причиной, почему она уехала так далеко, был страх, что родители достанут её и заставят вернуться домой. Стоило мне представить безумно влюбленных Кэсс с Адамом, готовящих гамбургеры без начинки, как я понимала, что в глубине души она все же скучает без нас, как бы счастлива с ним ни была.
По субботам я ходила на занятия фотографией в Центр искусств вместе с мамой и Боу. Почти сразу же я начала жалеть о том, что согласилась записаться вместе с ними, ведь теперь к тренировкам и домашним заданиям прибавились еще и эти курсы, и я не могла видеть Роджерсона так часто, как хотела. Но в последнее время занятия стали нравиться мне больше.
Наш учитель, молодой энергичный фотограф по имени Мэттью, носил странную бородку и был хозяином, наверное, сотни огромных дырявых свитеров. Когда он говорил о чем-то, его глаза сияли, словно фокус, перспектива и настройка камеры были светом всей его жизни. Мы выезжали вместе с ним на Верхнее озеро, старое кладбище, даже в супермаркет — Мэттью хотел, чтобы на наших фотографиях было «наше собственное видение этих мест». В супермаркете моя мама провела почти час в цветочном отделе, делая снимки цветочных горшков и рассады, Боу гуляла по зданию в поисках «абстракции» и, наконец, остановилась на отделе мясных продуктов.
— Контраст, — напомнил Мэттью, проходя мимо нее, пытавшейся подобрать хороший ракурс для истекающего кровью стейка. — Заставь зрителя задуматься о том, что ты хочешь до него донести.
Я же чувствовала резкую нехватку вдохновения. Сначала меня привлекли ряды белых бутылок с молоком, но потом я увидела, что уже двое учеников из нашего класса закончили работу и подошли к Мэттью.
— Ребята, у вас еще пять минут! — крикнул он. — Собираемся у химчистки, все слышали? Пять минут!
Решив все же вернуться к молоку, я вдруг заметила старушку, проходящую с тележкой мимо холодильников. Вот она остановилась и достала оттуда упаковку замороженного обеда быстрого приготовления. Она была маленькой и худенькой, в свете люминесцентных ламп ее кожа казалось почти прозрачной. Я сняла крышечку с объектива и приблизила изображение так, чтобы её профиль занимал весь кадр. Потом она наклонилась, потянувшись вперед, её дыхание вылетело небольшим белым облачком, и она чуть прикрыла глаза, словно защищаясь от холода. Я щелкнула затвором, поймав мгновение простым нажатием кнопки.
На следующей неделе, когда мы проявляли наши снимки, на своей фотографии я увидела её лицо, сосредоточенное и серьезное, на безупречном белом фоне. Мэттью поднял мою фотографию над головой, показывая всем в классе, и похвалил мое «чувство момента». Впервые за долгое время я сделала что-то, чем действительно гордилась, поэтому эта фотография заняла почетное место на зеркале в моей комнате, заменив собой все сертификаты и дипломы за вторые места.
Но, если в классе фотографии все было хорошо, дела с чирлидингом в гору не шли. Выбрать Роджерсона вместо Майка Эванса стало, так сказать, началом конца моей карьеры болельщицы. Я была так занята встречами с ним и мыслями о нем, что никак не могла сосредоточиться на кувырках и пирамиде. Плюс к тому, дом Коринны был примерно в миле от школы, так что я предпочитала проводить там те полтора часа, что были между последним уроком и тренировкой. Чаще всего Коринна уже была в форме официантки, лениво наносила макияж и передразнивала клиентов, которые приходили за «хор-рошо прожаренным стейком!» и «двойным-шоколадным-коктейлем-пожалуйста». Я кидала сумку в угол и плюхалась на диван, затем включала телевизор, зажигала сигарету (из пачки, купленной теперь уже на свои деньги), и понимала, что идти никуда не хочу. Лень накатывала на меня высокими волнами, но я успешно боролась с ней, поднимаясь с дивана с протяжным вздохом и поднимая с пола сумку.
