Станислав Сенькин - Украденные мощи. Афонскиерассказы

Однажды брат пришел в его комнату. Сюй Чжун-шу медитировал, представляя в уме разлагающийся труп. Он, почувствовав на периферии сознания присутствие человека, по всем правилам вышел из медитации и кивком головы приветствовал брата, который поклонился и сообщил ему известие — настоятель приглашал его на беседу.

Настоятель медитировал, когда Сюй Чжун-шу подошел к его террасе. Он сидел, погруженный в глубокий транс, его оранжевая накидка и сосредоточенное лицо гармонировали с лучиком солнца, оставившим на ровной поверхности его черепа сияющий блик. Прождав с полчаса в почтительной позе, француз усльГ-шал, как учитель, не выходя из медитации, произнес:

— Один мудрец говорил, что великое царство — это низовье реки, удел поднебесной, самка поднебесной. Самка всегда невозмутимостью одолевает самца, — он приоткрыл глаза и поднял свою руку. — Сюй Чжун-шу, наша великая культура готова подчинить себе западный мир. И мы сделаем это не так агрессивно, как европейцы, но мягко, превосходством своей древней мудрости, — настоятель кивком головы повелел сменить почтительную позу на дружескую. Это была великая честь, и француз впервые ее удостаивался. — Сюй Чжун-шу, хотя ты и не приобрел прекрасный узкий разрез глаз, и цвет твоей кожи такой же белый, как прежде, но душа твоя, без сомнения, китайская, как и у меня.

— Спасибо, учитель, — бывший Жак Пьер млел от восторга.

Настоятель вновь поднял правую руку в знак того, что ему следует молчать:

— Мне надлежит тебе сейчас изречь один секрет. Слушай! Мастерство наших великих учителей достигло того, что мы видим каждое явление этого мира, каждый его уголок открыт взору китайских мудрецов. Ха! — старый монах с огорчением продолжил. — Вот только одно место на земле недоступно нашему видению, смотри, — настоятель поднял лежащий на полу свиток и раскрыл его, это была карта Средиземного моря, — смотри, Сюй Чжун-шу, это так называемая Святая гора Афон.

— Я знаю про это место, учитель, даже хотел когда-то туда поехать, но почему-то все сорвалось.

— Что ты знаешь об этом Афоне?

— Что туда не пускают женщин, и что там живет несколько тысяч монахов-ортодоксов.

— Ха! Все это пустое! Мы узнали об этой горе довольно много, но до сих пор не понимаем, почему, какие духовные силы нам препятствуют. Нам! Понимаешь? Для нас, чтоб ты понял, это все очень важно, Сюй Чжун-шу, — настоятель шумно и надменно выдохнул. — Ха! Какая-то молодая европейская традиция ставит нам вопросы для разрешения! Ты должен поехать туда, Сюй, и разузнать все, что есть в этой традиции необычного. Ты поедешь, вооруженный знаниями китайских мудрецов, во всеоружии, думаю, что справишься. Ты сильный.

— Готов служить вам, учитель, — монах вновь занял почтительную позу.

Настоятель скрестил руки в молитвенном жесте:

— Я думаю, что монахи на Афоне, втайне, практикуют боевые искусства. Нужно узнать, что это за наука, и наши мудрецы подберут к их европейскому яду достойное противоядие. Да благословит тебя небо, сын мой. Сам Будда будет помогать тебе на этом пути, — он помолчал минуту и опять презрительно хмыкнул. — Ха! Святая гора! Посмотрим, что она из себя представляет. Какое наказание, Сюй Чжун-шу, ты выберешь себе, если тебе не удастся выполнить возложенную на тебя миссию?

Монах не сомневался ни секунды:

— Я вырву себе глаз, учитель.

— Хм! — настоятель с уважением и даже любовью взглянул на подопечного. — Сюй Чжун-шу, ты безупречен. Как говорил мой приснопамятный учитель Лян Дун-цзяй: «Не взять то, что даровано небом, значит себя наказать. Не действовать, когда приходит время, значит себя погубить». Иди, сын мой, да поможет тебе небо.

Через неделю француз летел по маршруту Пекин — Салоники, половину полета он медитировал, половину — вспоминал английский язык.

Аэропорт, такси, автовокзал, Уранополи. И вот — Святая гора. Двадцать лет он не ступал на европейскую землю; волнения, как такового, не было, лишь желание достойно исполнить свою миссию переполняло его китайское сердце. Сев на паром, он с любопытством глядел на зеленые и каменистые берега Афона.

Приплыв в Дафни — святогорский порт, француз решил вначале посетить афонское правительство — Протат. Войдя в здание, которое располагалась рядом с соборным храмом Успения Божьей Матери — той самой Женщины с Ребенком, о Которой предупреждал настоятель, — Жак Пьер спросил по-английски, у кого он может получить разрешение на пребывание здесь в течение одного месяца. Ему указали на дверь, открыв которую, он увидел бородатого монаха, сидящего за столом. Протатский чиновник поприветствовал его по-гречески, но, увидев, что тот не понимает, перешел на английский:

— Что вы хотели, господин? — лицо монаха лучилось дружелюбием и гостеприимством.

Жак Пьер вкратце изложил суть своей проблемы:

— Понимаете, я французский ученый, посмотрев по каналу «Discovery» программу про Святую гору, я загорелся желаем изучить восточно-христианскую духовность.

— Очень хорошо, — внимательно осмотрев лысый череп ученого, монах, не теряя приветливости, осведомился о его вероисповедании.

— Я буддист. Бритая голова — это символ отсутствия суеты и тщеславия.

Монах показал на свои длинные черные волосы и засмеялся:

— Вы меня обличили, — затем он достал какой-то журнал. — Так вы, значит, хотели бы у нас остаться на месяц?

— Да.

— Ага. Очень хорошо, — монах объяснил ему, как продлевать афонский пропуск — димотирион и правила поведения на Святой горе для лиц не православного вероисповедания. — Матерь Божья да поможет вам.

— Спасибо, — и француз поехал на маршрутном такси в Великую лавру. Природа вокруг была красивой, но не настолько, чтобы вызывать его восхищение.

Красота Афона не впечатляла Жака Пьера, так же как и многочисленные святыни, приветливость святогорских монахов не могла его растрогать, песнопения православных хоров не бередили душу. Он всегда помнил изречение великого полководца Сунь Цзы: «война — это путь обмана». Он изучал чужую традицию с бесстрастием шпиона и равнодушием врага. Все здесь было похоже на другие духовные места — культовые здания, монахи с четками, гимнография, аскеза, почитание учителей, особая одежда и прическа, отличающая их от мирян, религиозная живопись. В общем-то, ничего особенного. Единственное, чего француз никак не мог найти, так это следы занятий боевыми искусствами, но его учитель не мог ошибиться. Надо искать. Настоятель, великий мастер шаолиньской школы бокса, перед самым его отлетом, научил Сюй Чжун-шу использовать энергию разрушающейся башни; теперь он мог использовать намерение разума и без применения грубой силы. Нанесение ударов на расстоянии десяти шагов! Насколько он знал, европейцам эту энергию еще никто не открывал. Великая честь!

Походив по горе с две-три недели, Жак Пьер услышал от одного паломника предание о невидимых старцах, которые, как и следует из их определения, не могли быть видны невооруженным и вооруженным глазом и несли тайный подвиг молитвы за мир. Наверняка, подумал француз, эти старцы владеют какими-то скрытыми и могущественными стилями Кун-фу, раз они предпочитают оставаться в безвестности и не решаются доверить свои приемы первому встречному.

Сосредоточив свои усилия на поисках невидимых старцев, Жак Пьер ночевал в Панагии и побывал даже на самом пике Афона — в храме Преображения Господня.

Там он провел почти десять дней, пока не началась сильная гроза. Француз, почувствовав, как вибрирует металлическая ручка двери храма, понял, что жизнь его находится под угрозой. Быстро выбежав из низенькой церкви, стоящей на самой высокой точке Афона, Жак Пьер начал спускаться по тропинке вниз. Гроза набирала силу, и молнии били в землю со всей мощи. Тучи сгустились, темное фиолетовое море внизу казалось отражением грозового неба. Грохот был таким сильным, что закладывало уши. Француз споткнулся о камень и упал, покатившись со склона; рядом огненная змея ужалила сухое дерево, которое, вспыхнув, также упало и покатилось вниз, словно боевой валик против римских легионов.

— Наверняка, это все волшебство невидимых старцев! — Жак Пьер подумал, что они раскрыли его как вражеского шпиона и собираются уничтожить. Еле живой и промокший до нитки, Сюй Чжун-шу добрался до Панагии и с облегчением лег на матрас в каменном притворе. Все тело болело, и он решил погрузиться в медитацию. Это было единственным лекарством, способным восстановить его душевное равновесие. Усевшись в специальной позе, француз расслабился и начал читать мантру, открывающую сознание. Предвкушая сладость транса, он выдохнул и приготовился к погружению. Что за бред?! Впервые за много лет Жак Пьер не мог медитировать. Он попробовал еще несколько раз с тем же самым успехом. Отчаявшись, француз чуть не заплакал, ведь в медитации скрыт источник всей его силы.