Игорь Фролов - Летать так летать!

— Кажется, нашли, — доложил командир, когда они пролетели над двумя солдатами. — Только что двое воинов спрыгнули с поезда. Сейчас развернемся, посмотрим. Высылайте группу, кто здесь рядом…

— Возвращайтесь, 451-й, — сказала «вышка». — Уже обнаружили бегунков, на водокачке прятались. А в поезде — это наш патруль…

Лейтенант И., с которым лейтенант Ф. жил в одной квартире, заступил в этот день в наряд начальником патруля. А поскольку лейтенанты все еще не пошили себе шинелей, он позаимствовал этот вид верхней одежды у соседа по лестничной площадке. Как и лейтенант И., сосед служил в ТЭЧ, но дослужился уже до капитана — и лейтенант отправился в наряд в капитанской шинели.

Когда патруль ворвался на перрон, скорый поезд уже стоял минуту из положенных пяти. Расстегнув кобуру, «капитан» увлек двух своих бойцов в крайний вагон. Троица понеслась по узким коридорам поезда. Начальник патруля, выкрикивая «извините», открывал двери купе и отбрасывал от лица ноги, торчавшие с плацкартных полок. За ним с пыхтением и топотом следовали два воина.

Они были в тамбуре третьего вагона, когда поезд тронулся. Пробежали два оставшихся вагона, уже никуда не заглядывая. К счастью, проводник еще не успел закрыть дверь в тамбуре на ключ. Лейтенант рванул дверь, махнул рукой подчиненным. Выпрыгнул первый боец. Второй замешкался, примериваясь. Перрон вдруг кончился, лейтенант увидел внизу плавно ускоряющийся мазутный снег и вытолкнул солдата.

Когда лейтенант, намереваясь прыгать, высунул голову, над ним, закрыв небо, пронесся вертолет, ударил ветром и ревом. Лейтенант вздрогнул от неожиданности и отпрянул. Несколько драгоценных секунд он потерял, приходя в себя. Тем временем скорость росла. Он снова высунулся и, прицелившись в набегающий пышный сугроб, прыгнул.

…Взмахнув полами капитанской шинели и провернувшись вокруг оси, тело с криком врезалось в кучу шлака и золы, припорошенной вчерашним снежком. Над местом трагедии взметнулось черное облако…

…Была весна. В голубом мартовском небе стрекотал, удаляясь, борт № 22 со сметаной. По перрону, прихрамывая, шел капитан с душой лейтенанта и лицом шахтера. Шинель его была измазана золой и заштрихована черными угольными полосами. Придерживая рукой конец лопнувшей портупеи, он грустно думал о том, как до вечера почистить чужую шинель — это казалось невозможным. Слева и справа, наклонив головы и сдерживая улыбки, шагали два аккуратных, подпоясанных белыми ремнями бойца.

— Что, чумазый, — сказала, пятясь, торговка пирожками. — Поймали тебя наши солдатики? А ты не бегай, не бегай!

— Да пошла ты, бабка, — сказал капитан-лейтенант.

Но не выдержал и расхохотался.

В мае в полк прибыло пополнение. В июне новобранцы принимали присягу. В этот день стояла редкая для начала амурского лета жара. Дежурный по стоянке части лейтенант Ф. отобедал в солдатской столовой и, сидя в курилке, в тени приказарменных тополей, смотрел, как прямо перед ним на плацу один за другим юноши превращаются в солдат Советской армии.

Наконец все закончилось — отзвучали хлопки сапог по плацу и петушиные голоса новобранцев. Из динамика медленно и хрипло грянул гимн Советского Союза. Строй замер по стойке «смирно», офицеры подняли руки к козырькам. Лейтенант Ф. задумался: должен ли он, будучи в курилке, принимать участие в торжественном моменте? Но на всякий случай встал, надел фуражку и поднес руку к козырьку.

Гимн играл невероятно долго. Лейтенант уже устал и переминался с ноги на ногу. А каково солдатикам там, на жаре. Вон тому уже явно плохо — он поднес руку к глазам, покачнулся…

Лейтенант Ф. увидел, как солдатик поднес руку к лицу, потом покачнулся и, переломившись в поясе, чуть не клюнул носом плац. Стоящий сзади вовремя схватил его за ремень, предотвратив удар лбом об асфальт.

Двое вынесли бойца из сомкнувшегося строя, положили на травку возле курилки. Лейтенант Ф., вздохнув, подошел, наклонился к бледному, с синими губами рядовому, расстегнул ремень, воротничок гимнастерки, пошлепал по щеке. Рядовой вздохнул и открыл глаза.

— Товарищ лейтенант, — сказал он слабым голосом. — Вы знаете, снилось мне, что я в саду, бабочки летают, девушки далеко поют такими тоненькими голосами…

— Лежи, несчастный, — сочувственно сказал лейтенант, махая над лицом рядового своей фуражкой. — Отдышись, сейчас в санчасть тебя отведу.

— Спасибо, — сказал рядовой, блаженно улыбаясь, и вдруг, приподняв зад, насупил брови. — Что-то мокро мне…

Лейтенант потянул носом.

— Да, брат, кажется, ты обделался… Бывает. Как говорится — когда спишь, себя не контролируешь… — сказал он, стараясь не рассмеяться.

— Это все она! — вдруг злым трезвым голосом сказал рядовой, и щеки его покраснели. — Ну, гадина! Накормила!

Только что умиравший боец, к изумлению лейтенанта, вскочил на ноги и, подтянув липнущие к ногам галифе, походкой цапли понесся к санчасти. В его сапогах хлюпало. Лейтенант последовал за ним — солдатик явно оклемался, и сопровождать его не было нужды, но лейтенант не мог пропустить развязку.

Друг за другом они ворвались в темный коридор санчасти. Не останавливаясь, солдат помчался к кабинету с криком:

— Накормили, суки!

Дверь кабинета открылась, и на крик выглянула капитан медицинской службы.

— Что с вами, товарищ боец? — пролепетала она, увидев надвигающегося на нее рядового с выпученными глазами.

— Чо, чо! — прокричал он. — Обосрался, вот чо! Какие таблетки вы мне дали? Я простыл, у меня с утра температура была, я пришел к вам перед присягой! Что вы мне дали?! Куда я попал, что это за армия, где травят солдат?!

— Успокойтесь! Я дала вам тетрациклин и слабительное, чтобы сбить температуру и освободить кишечник.

— А-а! — завыл рядовой, развернулся и выбежал на улицу.

Поморщившись, лейтенант поспешил на воздух. На крыльце он столкнулся со своим помощником, лейтенантом Д.

— Что случилось-то? Что за шум? — спросил помощник.

— Че, че! — засмеялся лейтенант Ф. — Защитник обделался, вот че!

Однажды летом 1986 года борт № 22 был запланирован на ночные полеты. (Отвлекаясь от темы, должен заметить, что ночные полеты — чудесное зрелище, настоящая цветовая и звуковая феерия. Правда, если смотреть на них не с высоты прошедших лет, а из тех армейских будней, то участвовать в очередном чуде борттехнику Ф. не очень-то и хотелось. Но план есть план.) После утреннего построения борттехник Ф. поплелся готовить борт. Единственное, что грело душу, так это перспектива предполетного дневного отдыха. Борттехник даже ускорил шаг, прикидывая, что если поторопится, то успеет на штабной автобус и доедет на нем до железнодорожного переезда. А оттуда до общежития рукой подать.

Борт № 22 стоял у самого края стоянки — дальше за колючей проволокой тянулся ряд законсервированных «Ми-6» — их хозяева сейчас нарезали в афганском небе. Уже издалека борттехнику что-то не понравилось в профиле его машины. Подойдя ближе, он увидел, что носовой чехол накинут не на верхний люк кабины, как обычно, а натянут «по самые брови» — на двигатели. Борттехник вспомнил, что вчера вечером, торопясь на машину, поручил зачехлить вертолет механику Разбердыеву. Навредить при зачехловке невозможно в принципе, и, когда механик, спустившись почему-то не из верхнего люка, а снаружи, по ферме, доложил, что дело сделано, борттехник только кивнул. Тем более что в кабине стало темно, а это доказывало присутствие чехла на носовом остеклении.

Сейчас же, вздохнув: «Ну, Разбердыев!» — борттехник полез по борту наверх. Расчехлить из кабины не представлялось возможным — открыв верхний люк, вы бы оказались под сенью чехла, натянутого на двигатели. «Интересно, как он его там закрепил?» — карабкаясь, думал борттехник.

Оказалось, Разбердыев поступил гениально просто. Он затянул верхний край чехла на открытые двигатели и закрыл капоты, надежно придавив ими чехол. Но когда борттехник, взобравшись на двигатели и стоя на коленях, потянул на себя рычаг замка, стягивавший два капота, ему ответило не привычное упругое сопротивление, а безвольное звяканье. Рычаг болтался, похоже, ничего не стягивая. Ни поперечный, ни продольный замки не работали. Борттехник застонал, догадываясь.

— Разбердыев, твою мать! — крикнул он.

— Я тут, — сказали внизу.

— Ты вчера вот эту штуку ногой забивал?

— Забивал.

— Зачем?

— Он нэ закрывался, твердый был.

Борттехник сбросил чехол и попробовал стянуть капоты, надеясь на чудо. Но чуда не случилось — замок не работал. В полете нестянутые капоты могут отвалить в стороны при любом крене, их оторвет набегаюшим потоком и швырнет — ну куда еще может швырнуть эти капоты? — «конечно, в несущий винт, товарищи лейтенанты», — вспомнил борттехник наставления инженера. И ничего не поделаешь — аэродинамика! Накрылись ночные полеты!