Ханс-Петер де Лорент - Негласная карьера
Мы не повторяем ошибок с «законом о радикалах», когда головотяпы (а то и провокаторы) из дирекций школ или учреждений культуры заносили полученные от нас сведения прямо в личные дела, давая пищу для левых журналистов, падких на такие сенсации.
– Совершенно недопустимо, – повысил голос Дегенкольбе и сорвался почти на крик, – что некоторые земельные ведомства поручают дилетантам работать с отлично подготовленными, прошедшими коммунистическую выучку активистами из производственных советов. Эти дилетанты не способны даже почувствовать, что попались на удочку и что на контакты с ними идут только в целях компрометации, разоблачения, чтобы при второй или третьей встрече не только подслушать вербовку, но и сфотографировать.
От гнева у Дегенкольбе па лбу проступил пот. Он намекал на недавнюю историю с вербовкой члена производственного совета на заводе концерна «Опель», наделавшую газетную шумиху.
– А в результате нам приходится тратить уйму сил, прибегать к не вполне легальным средствам, включать потенциал всего нашего аппарата, чтобы спасти хотя бы то, что еще как-то возможно спасти, – продолжал Дегенкольбе. – Но я со всей решительностью заявляю: впредь я не стану подставлять свою голову, когда придется отвечать за чью-то халатность. Да, нужно усилить работу на предприятиях! Однако необходимо посылать туда наши лучшие кадры. Ведь там мы сталкиваемся с опытным и отлично подготовленным противником.
И так далее в том же духе.
Поммеренке ясно видел, что руководитель федерального уровня спасал свою шкуру. Кое-кто из представителей земельных ведомств понимал, что критика направлена в их адрес. Полетит не только Дегенкольбе, если повторится произошедшее в Бохуме.
Затем Дегенкольбе перешел к вопросам обычной повестки дня, и тут же начались активные выступления. Начальники отделов земельных ведомств вносили разнообразные предложения, каждый старался создать впечатление, что только в его голове рождаются замечательные идеи. А идеи-то оказывались не новыми, многие из них Поммеренке уже давно использует в своей повседневной работе.
Поммеренке вкратце записал сообщение Дегенкольбе о его беседе в министерстве внутренних дел.
– Сверху дано указание, – доложил Дегенкольбе, – благодаря которому исчезнут разногласия между нами и районными военно-призывными органами, что случалось прежде.
Вот это неплохо. Если удастся обеспечить вербуемым сотрудникам освобождение от призыва в армию, работать будет гораздо легче.
Слово взял Хубер, скользкий тип с аккуратным пробором и всегда до противного тщательно одетый. Единственное, что не вяжется с лощеным видом – его говор. Хубер рассказал об анализе газетных объявлений. Общественные группы вроде «Гражданское движение против атомных электростанций» или «Против размещения ракет средней дальности в Западной Европе» публикуют в газетах объявления со своими призывами. Анализ публикаций дает интересные сведения, которые трудно получить иначе.
Можно подумать, будто анализ газетных объявлений изобрели в Баварии, чуть было не застонал Поммеренке.
На совместный ужин Дегенкольбе не пришел. Он сослался на важное деловое свидание, что дало начальникам отделов повод для самых разных домыслов. Поммеренке постарался сесть за ужином подальше от Ходмайера, чтобы не слышать вновь разговоров о старых добрых временах. Тут уж Ходмайера не остановишь. Он любил рассказывать о Пуллахе, о той поре, когда они делали настоящее дело и не заботились о таких мелочах, как общественное мнение. Ходмайер вспоминал Генерала (так он любовно называл своего шефа), его творение – «организацию Гелена», коллектив, сплотившийся в Пуллахе, и то, как разведка получила задание организовать ведомство по охране конституции. Воспоминания приводят его в раж. Ходмайер – «подвижник первого часа».
За ужином Рюдигера втянули в спор, начатый, видимо, Грундке из Рейнланд-Пфальца. Спорили о наиболее эффективных средствах разоблачения вражеских агентов и провокаторов в собственных рядах.
– Все начинается с подбора кадров, – заявил Грундке, пододвигая к себе жаркое из косули. – Надо учиться у американцев. Они месяцами обрабатывают претендентов в специальных тренировочных лагерях. Тут п физическая подготовка, и медицинский контроль, и обследования психологов, и всякие тесты на определение способностей. А чтобы выявить подлинные мотивы, по которым человек идет на эту службу, его проверяют на полиграфе или «детекторе лжи».
Грундке с аппетитом разжевывал мясо.
– За того, кто пройдет через такое сито, можно поручиться, – продолжил он. – В ЦРУ ни для кого нет исключений. Всех пропускают через «детектор лжи». Вплоть до самого директора. Причем не только при приеме на работу, но и после, через определенные промежутки. Да-да, господа. А американцы и тут нас здорово обогнали.
Вероятно, Грундке основательно интересовался этим предметом. Во всяком случае, такого запала Поммеренке за ним никогда, пожалуй, не замечал.
– Метод абсолютно надежен. У процедуры есть три фазы. Сначала ведется непринужденная беседа, ее записывают. Надо рассказать о себе. А потом… вот, я тут все записал…
Позабыв о жарком, красной капусте, бруснике и крокетах, Грундке полез в карман пиджака и достал аккуратно сложенный листочек.
– Вот вопросы: «Была ли у вас другая фамилия? Пользовались ли вы чужим удостоверением личности? Являлись ли вы членом подрывной организации, зарегистрированной в списках генерального прокурора? Являетесь ли вы коммунистом или членом коммунистической организации? Бывали ли вы за границей? В том числе в коммунистических странах? Имели ли вы контакты с официальными представителями коммунистических стран? Работаете ли вы на иностранное правительство? Рассказывали ли вы кому-либо, кроме сотрудников ЦРУ, что вы хотите там работать? Вступали ли вы в гомосексуальные связи? Употребляли ли наркотики? Принимали ли вы сегодня транквилизаторы?» И так далее и тому подобное. Все это длится около часа. Потом те же вопросы задают снова, но в другой последовательности, вперемешку. В иной формулировке. Причем сначала к детектору не подключают… Минутку, я еще кое-что записал…
Грундке вновь зачитал по бумажке:
– «…Полиграф состоит из трех приборов, которые укрепляются на теле испытуемого и соединены проводами или кабелем с основным аппаратом, имеющим вид ящичка. Каждый из приборов регистрирует с помощью автоматического самописца физиологические изменения в организме. Первый прибор замеряет давление, его прикрепляют к руке или ноге. Второй прибор состоит из гофрированной резиновой трубки, которая плотно облегает грудь и застегивается на спине. В третьем приборе есть электроды, соединенные с датчиками на ладонях. Первый прибор считает пульс и фиксирует давление, второй учитывает ритм дыхания, а третий регистрирует перспирацию. Подключив к детектору испытуемого, его сажают лицом к стене; он должен смотреть прямо перед собой и спокойно отвечать на каждый вопрос, говоря только «да» или «нет». Тот, кто задает вопросы, находится за спиной испытуемого и видит только показатели приборов и его затылок. Вопросы задают сзади, ответы произносятся в стену. Это вторая фаза».
Грундке с торжествующим взглядом обводит коллег, будто это он сам придумал «детектор лжи».
– Перед детектором не устоит пи один даже самый первоклассный агент. Так что у янки действительно есть чему поучиться.
Это произвело впечатление. Поммеренке тоже слушал не без интереса. Мельком он вспомнил о том, как принимали на работу его самого. Он взглянул на часы. Поезд отходит через полчаса. Пора откланиваться.
Немного погодя такси высаживает его у вокзала. Поммеренке проходит в спальный вагон, довольный тем, что избавился от «мастодонтов» и их болтовни.
Как хорошо, что в купе никого больше нет. И проводник неназойлив или слишком устал. Поммеренке оказал, во сколько его разбудить, и закрыл дверь купе. Выбрав среднюю полку, Рюдигер аккуратно расправил бархатный пиджак на плечиках и повесил его в шкафчик, после чего устало сел.
Раздеваясь, он нагнулся, чтобы снять ботинки, и его вновь пронзила боль. Поезд тронулся. В купе было душно. Каждый раз, когда Поммеренке ехал в поезде, то заснуть мешал громкий перестук колес. И все же он выключил свет, лег на бок и попытался задремать. Не получалось. Рюдигер начал ворочаться. Впрочем, «ворочаться» не то слово, приходилось очень осторожно поворачиваться. «Одно неловкое движение – и опять недели мучений», – твердил он себе. Он уже несколько лет страдал нелепым недугом, о котором и не скажешь «болезнь». Не понятно даже, как это назвать.
Примерно раз в полгода у Рюдигера между ягодицами образовывалась болезненная трещинка. Это было очень неприятно, особенно если учесть сидячую работу, когда большую часть дня проводишь либо за письменным столом, либо на совещаниях.
