Андрей Тургенев - Месяц Аркашон
Спальня Женщины-кенгуру была для меня, напротив, местом сладкого рабства. Я вылизывал поверхности и глубины тщательно, как сапер. Я представлял ее похотливой владычицей, которая развлекается с шоблой рабов. До момента волшебного погружения они изласкают-измочалят каждый миллиметр господского тела. Я один из, например, четверых, я добросовестно тружусь над вверенным мне участком плоти. Я самый терпеливый в квартете. Я мечтаю, что, выбирая первый цветок для жаркой вазы, она прельстится моим. И если я кончаю раньше, я остаюсь в ней еще долго-долго, выжимая уже не из себя, а из ее недр все способные к тому капли. Я — каждый из счастливых невольников, по порядку. Не меняя позы — на спине, ноги полукольцом или кольцом — в те моменты, когда она смыкает подошвы за спиной кого-нибудь из нас, — она — запрокинув голову, закатив глаза так, что видны лишь мутные от страсти белки — принимает сперму — порцию за порцией. И просит еще и еще. Ластит ртом и руками три оставшихся члена. Она больше-сильнее всей зондер-бригады: сейчас остановится, стряхнет и пооткусывает нам головы, как это делает после акта самка какого-то экстремального инсекта. Мы бьемся в параллелепипеде, ограниченном тончайшими белыми занавесями. В изголовье висит маленькая живопись: алый цветок в белой вазочке. Я стремлюсь достичь такой беззаветности служения, чтобы Женщина оказалась, наконец, в мире, где мужчины нужны не для добычи мяса и денег, не для продолжения рода, а для утонченных наслаждений.
В третьей — моей — спальне встречались партнеры без заранее определенных ролей. Чистые листы. Двое, жаждущие наслаждаться и наслаждать. Фантазирующие, фонтанирующие, выдумывающие неудобные юмористические позы. Играющие друг другом вольно и беззаветно — как дети или щенки. Не вынимая цветка из вазы, я вставал с кровати, она цеплялась мне за шею, я держал на весу ее большое тело, шагал к бару, она наливала мне выпить или вставляла в зубы сигарету, и мы падали обратно. Я вертел ее на члене в ритме горячей картофелины. Среди европейских уличных популярен аттракцион с раскаленной картофелиной или яйцом — артист жонглирует обжигающим шаром, такой вот был ритм. Пьер лихо этот трюк исполнял, когда мы познакомились.
Только в моей спальне мы перед сексом соблазняем друг друга — взглядами, комплиментами, прикосновениями. Только здесь я могу часами раздевать ее, расстегивая по крючку-пуговке в кратких просветах между томными поцелуями. Только в своей кровати я, качаясь на волнах бесконечного акта, вызываю в сознании образы иных телок, доставшихся мне или не доставшихся: в других спальнях они меня не посещают. С одной я встречаюсь в цветущем саду, влеку на террасу с видом на лебединое озеро, осторожно беру ее за розовое колено, по которому трепещет сетчатая тень белых перил; когда я стягиваю с нее в беседке ажурные чулки, это уже другая; тут же является следующая; чем ближе к оргазму, тем быстрее они мельтешат-сменяются, пока сперма не бьет из меня густыми комками: в этот момент все виртуальные личности растворяются, и я вновь оказываюсь наедине с ней… Только в моей комнате мы иногда засыпаем вместе, не разбегаемся отдыхать по разным простыням. Здесь я спросил ее во время особо жаркой стычки: «А ты в жопу даешь?», и она, оценив неловкость формулировки, отбрила сначала «только по воскресеньям», а потом добавила «не пробовала, но если надо — дам», и на следующий день (это было воскресенье) принесла с собой смазку с ароматом ванили и — благополучно дала.
Вокруг возни с чудесно сохранившимся для меня анусом я и задал ей вопрос, который раньше с языка не слетал:
— А правда, что ты спала со всем городом?
— Неправда. Что, говорят, я спала со всем городом?
— Да.
— В Аркашоне знаешь сколько народу живет?
— Ну, не со всем, конечно. Это так… преувеличение.
— Гипербола называется. А кто говорит? Твой немытый друг Рыбак?
— М-м…
— Рыбак, разумеется. Он меня ненавидит. Я его тоже не слишком высоко ценю.
— Почему?
— Да вонючий больно… Он когда приходил к Мужу, тут же открывали все окна, двери открывали, а все равно воняло. Он претендовал на Мужа, вот что. Относился ко мне как к сопернице. Сначала я вообще была уверена, что он педераст.
— Я тоже думал про это… Хотя нет, вру, не думал. Ты сейчас сказала — и я подумал — есть в нем что-то голубое. Сапоги на каблуках…
— Да есть, есть. Сквозь эту его морскую мужественность — бабская гибкость… Но никакой он не педераст. Кишка тонка. И даже не бабник. Муж с ним стал исчезать ночами, и я…
— И ты решила, что не педераст, но по девкам.
— Да, сначала решила, что по девкам… Ревновала, жуть. Хотя и сама к тому времени вовсю изменяла — а ревновала… А потом выяснилось, что не по девкам. Ну, может, было и по девкам, но в основном они в Залив выходили на лодке этого рыбака. Доплывали до Острова Устриц. Полночи в одну сторону гребли, полночи в другую. Пацанские такие развлечения.
— Рыбак говорил. Про лодку.
— И чем хуже погода — тем охотнее… В паранойю превратилось — только в Заливе сильный ветер, как появляется этот камикадзе… В ту ночь Самец ведь на его лодке пошел… Если Рыбак не врет: может, они вместе там были… Тебя он не звал с собой?
— Сначала что-то бормотал такое, потом перестал. Он ко мне тоже с подозрением…
— Понятно. К Нему ревнует. И ты, значит, спокойно гадости про меня выслушиваешь?
— Ну, не спокойно… На днях въехал ему в морду.
Я, правда, не за нее въехал, но уточнять, ясно, не стал.
— Ты? Рыбаку?
— А чего такого?
— Нет, все правильно. Молодец. Сколько раз?
— Один.
— Мало. И что — он прямо фамилии называл? Конкретных людей?
— Конкретно про одного только сказал.
— Про кого?
— Ну… Про настоятеля Нотр-Дам…
— Про кого?! Мерзавец. Не было никакого настоятеля. Надо же, какая возвышенная фантазия. К божественному тянется.
— Извини… Извини вообще, что я спросил.
— Угу. Что-то твое извинение больше похоже на намек, что я на вопрос не ответила. Пить будешь?
Разговор происходил в моей спальне. В открытое окно отчаянно било солнце. Разница в счете между хорошей и плохой погодой к тому дню сократилась до 7:12. В парке Казино бодро стучали шары. Женщина-кенгуру прошла к бару, смешала себе ром с апельсиновым соком, мне налила текилы, закурила длинную пахучую сигаретку.
— …Держи… А зачем тебе знать про моих мужчин?
— Зачем мне знать? М-м… Возбуждает — это раз. Просто хочется больше про тебя знать — это два. Для пользы задания хочется больше знать про ваши отношения — это три. Но, правда, извини. Если не хочешь…
— Хочу. Возбуждает.
— Тогда иди сюда. Ты будешь рассказывать, а я возьму тебя за…
— Перестань! Не хочу.
— Извините, мадам.
— Забыли, мсье… Я, понимаешь ли, замуж вышла девственницей.
— Oпс!
— Что еще за «опс»?
— В 19 лет?!
— В 19 лет. Случается такое и в наше время. А тогда было даже не наше время, а сильно раньшее…
— И как же тебя угораздило?
— Угораздило. Я, честно сказать, не помню уже. Не нравился, что ли, никто.
— А физиология? Прыщи там, бессонница… Не понимаю!
— Чего ты нервничаешь? Когда мужику наличие в мире девственниц — кость в горле, это сексизм называется. Не мучила физиология. Я спортом занималась, велосипедом, может, туда энергия уходила. Сублимация…
— Вот почему у тебя ноги большие? От велосипеда?
— А ты считаешь, что у меня большие ноги?
— Ну… В хорошем смысле. Больше не буду отвлекать.
— Чего там отвлекать. Все, по-моему, ясно. Начала трахаться, распробовала, понравилось, ну и…
— Понятно… С друзьями мужа?
— Не с Рыбаком же вашим вонючим! С друзьями, с коллегами. Он же меня к себе взял работать — семью пиарить. Забалтывание сложных клиентов, развлечения для них… Они как узнают, что я его жена, сразу давай метать и брызгать… Ему нравилось, какое я впечатление произвожу. Я была при нем таким… украшением. Он позиционировал меня как Красивую Жену. А Красивой Жене…
— Естественно спать с общественностью. Он догадывался?
— Ну что же он, кретин? Конечно, догадывался. А иногда мне казалось, что это ему даже и выгодно: дополнительный рычаг влияния на партнеров… В общем, он легко к этому относился. Ну, дал другу пиджак поносить…
— Ты говорила, что он к тебе очень трепетно…
— Конечно. И к друзьям тоже. Лучшему другу — лучший пиджак… Погоди, я сейчас кассету одну тебе поставлю.
Она выскальзывает из спальни: как была, голая. Я вспоминаю вчерашнюю карусель. Летящий пейзаж, скорлупки лодок в заливе, сундучки отелей на берегу, монетка луны. Кружение — сладкий источник галлюцинаций. Суфийские дервиши кружатся в танцах. Дети играют-кружатся — тоже мечтают о глюках. Я кружусь по комнате, сшибаю торшер, падаю на кровать. Быстро встаю, глотаю текилы, ныряю под простыню.
