Ольга Карпович - Младший
Он не позволял себе думать о брате. Достаточно было и того, что златоглавый мальчишка с жестокой улыбкой являлся к нему каждую ночь во сне. Сначала бросался обниматься, просил прощения, клялся в любви, всю душу выворачивал своими честными и преданными голубыми глазами. Но стоило Лене поверить ему, как тот снова предавал, кричал: «Ты дышать мне не даешь!» — и заливался злым издевательским смехом. Макеев просыпался, долго сидел на кровати, пытаясь отдышаться, затем нащупывал стоявшую у изголовья бутылку виски и делал несколько больших глотков. Только это помогало растопить немного сковывающую дыхание ледяную тяжесть.
Ну и в конце концов произошло то, чего и следовало ожидать. Один раз он проспал тренировку, другой раз явился на работу подшофе, в третий раз вообще загудел на четыре дня. О его слабости узнали, принялись грозить, что вышибут с должности тренера в двадцать четыре часа. Конечно, тут не совок, на товарищеский суд никто не потащит, вылетишь с работы в два счета, и все. Леонид честно пытался взять себя в руки, завязать, но тут, как назло, встала на пути эта авария…
Мотоцикл он купил давно, накопил с первых же нескольких зарплат. Исполнил, так сказать, юношескую мечту. Было в этом какое-то детское, мальчишеское удовольствие — лететь по дороге на хромированном скакуне, рассекая толщу горячего летнего воздуха. Вот и долетался, дебил. Врезался как-то на полной скорости в столб. Как жив остался, непонятно. Говорят же, пьяных бог бережет.
Очнулся в больнице, весь переломанный. Да еще старая травма дала о себе знать. В общем, провалялся долго, доктора такой счет за лечение вбухали! А страховка, конечно, не включала оплату лечения травм, полученных не вследствие профессиональной деятельности. Пришлось все сбережения потратить, еще и должен остался. Начальство ждать его выздоровления не стало. Выписали из разваливающегося Союза нового тренера, желающих-то по тем временам хватало, а его списали. Тяжело ему пришлось. Даже сейчас, вспоминая тот период, Леонид морщился: остаться в чужой стране без денег, без друзей, без работы. Еще и боли после аварии мучили нещадно, даже сильнейшее обезболивающее, которое врачи посоветовали, не помогало. Правда, как он выяснил впоследствии, если запивать таблетки алкоголем, становилось легче, боль отступала, и проблемы не казались такими уж неразрешимыми.
В конце концов удалось-таки встать на ноги, хотя один бог знает, чего ему это стоило. Все было: и от эмигрантской службы, жаждавшей депортировать теперь уже нелегала обратно в Союз, бегал, и случайными заработками перебивался, и в хостелах ночевал в течение нескольких лет, ушедших на оформление статуса беженца и получения Грин кард. А из дома, как назло, доходили сведения, что братец в полном шоколаде — в кино снимается, свою команду трюкачей сколотил, деньги хорошие зашибает. Вот всегда ему везло, вечно все само с неба падало, раздолбай чертов! Да, еще ведь женился. И на ком? На Марианне! Это ж надо такое выдумать? Чтобы досадить ему, Леониду, не иначе. Впрочем, тут у тебя, любимый родственник, ошибочка вышла. Маришка мне даром не нужна, благодарю покорно.
Может быть, именно в пику брату он оказался в Голливуде. Мол, думаешь, ты там в своей нищей России хорошо устроился, так я покажу тебе, где делается настоящее кино. Сначала, конечно, было трудно — и кофе на площадке подносил, и мальчиком на побегушках служил, и ассистентом по всем вопросам подрабатывал. Но с годами сумел-таки подняться и стать продюсером. Не Спилберг, конечно, но свою нишу нашел. И денег хватает, и с документами разобрался, гражданство оформил, и квартиру снимает приличную. Правда, с обезболивающим так и не завязал, ну да здесь, в Голливуде, это и за проблему-то не считается, каждый на чем-нибудь сидит. Ничего не поделаешь, жизнь такая.
Макеев не то чтобы гордился завоеванным положением, но, в общем, считал, что неплохо устроился в жизни. Даже мать несколько раз приглашал в гости — пускай посмотрит, как старшенький живет, порадуется. Ну и расскажет там, дома, кому надо… Лариса всегда с удовольствием соглашалась, мчалась по первому зову. С годами она из немного нелепой молодой кокетки превратилась в не менее нелепую кокетку пожилую. С виду была такая же легкая, порхающая, только белое облачко завитых кудряшек на голове заметно поредело, и розовая помада странно смотрелась на сморщенных тонких губах. Леонид с подчеркнутой небрежностью повествовал матери о своих достижениях — вот недавно предложили выступить сопродюсером детективного сериала. Впрочем, в России его все равно вряд ли купят, дорогой проект. О многочисленных фильмах, не продвинувшихся дальше пилотных серий, он предпочитал не рассказывать. И Лара каждый раз уезжала в полной уверенности, что ее старший сын — не последнее лицо в Голливуде.
«Эх, и надо было так вляпаться с этим Джереми!» — покачал головой Макеев. Ведь снова, как много лет назад, он на все пошел ради ангелоподобного юноши со взглядом, устремленным за облака. Рекомендовал его в проект, не обращая внимания на сплетни. Леня с неприязнью вспомнил смешки и перешептывания в коридорах киностудии, когда они с Джереми появлялись вместе. Он старался не обращать внимания — что бы там их ни связывало, это его личное дело, и он не обязан ни перед кем отчитываться. В конце концов Леонид рекомендовал Форкса как талантливого начинающего актера, а не как своего ставленника. И вот надо же, что получилось! Теперь, когда первый приступ досады прошел, он с болью вспоминал погибшего. Такой красивый, способный мальчишка! Нелепость…
Что ж, как бы там ни было, теперь перед ним стояла непростая задача — уговорить брата принять участие в проекте. «Впрочем, — усмехнулся Леонид. — Алешка должен уделаться от счастья». Как обычно, ему на голову ни за что ни про что свалился шанс, о котором многие мечтают годами. Что такое для российского каскадеришки попасть в крупный американский проект, объяснять не надо. Нет, брат, конечно, только счастлив будет, когда услышит, зачем Макеев приехал. Другое дело, подойдет ли он на роль? Ведь не виделись двадцать лет, Алеша мог сильно измениться.
Леонид знал, что для него самого годы не прошли бесследно. Двадцать лет превратили его из стройного симпатичного юноши в зрелого, не лишенного привлекательности мужчину. Конечно, в весе он немного прибавил, но это только придало солидности. И седина, просыпавшаяся в темных, ниспадавших на плечи, волнистых волосах, добавляла шарма. Черты лица стали резче, законченнее — глубоко посаженные глаза, выдающиеся скулы. Форму носа он попросил исправить еще тогда, когда его штопали после аварии. А недавно, стремясь соответствовать царившему в Голливуде культу вечной молодости, снова обратился к пластическому хирургу и убрал мешки под глазами. Пожалуй, только тонкие губы и небольшой мягкий подбородок немного его портили.
Что же стало за эти годы с Алешей? Сейчас ему должно быть около тридцати семи. Вряд ли стоит ожидать, что он остался тем же юношей с телом греческого бога и взглядом мальчишки-мечтателя. И все-таки… Он всего на десять лет старше Джереми, черты лица у них схожи. А о том, чтобы скорректировать возрастные изменения, позаботятся гримеры. Нет, определенно, стоит хотя бы попытаться. В конце концов, если окажется, что брат обрюзг, расплылся и полысел, Леонид всегда сможет, ничего не говоря, вернуться обратно. Нужно еще выяснить, как у младшего обстоят дела с английским. Мать, конечно, с придыханием повествовала о том, как Алешенька, проработав два года в совместной англо-русской съемочной группе, прекрасно выучил язык, но лучше проверить самому.
Укрепившись в принятом решении, Макеев отпил еще бренди, натянул на глаза трикотажную повязку для сна и постарался задремать. В полете ему предстояло провести еще три часа. Три часа до пугающей, нервирующей, заставляющей сердце болезненно ухать в груди встречи с прошлым.
Часть вторая
1
Самолет медленно полз по асфальтированному полю. Леня выглянул в иллюминатор. Он разглядел за стеклом синее в обрывках облаков небо, клонящиеся от ветра деревья за оградой, яркие рекламы, расцвечивающие бетонно-стеклянную громадину аэропорта. Да, похоже, его родина действительно сильно изменилась за прошедшие годы. Подумать только — красочные баннеры, блестящие иномарки на стоянке, снующие тут и там служащие аэропорта в аккуратной яркой форме. Да и само здание аэропорта изменилось, сколько стекла, света, запутанных переходов, лестниц, его и не узнать. Да это и вовсе не то Шереметьево, из которого он улетал когда-то, наверное, новый терминал построили. Надо же!
Самолет остановился, проводница открыла двери, и толпа пассажиров двинулась к выходу. Леня не спешил, не толкался у дверей, не обгонял других по дороге к паспортному контролю. Казалось, он специально тянул время, не решаясь окончательно ступить на родную землю. Тем не менее таможня была пройдена, багаж получен, и Макеев, скрывая неуверенность, спустился на эскалаторе и вышел через прозрачные пластиковые воротца в зал ожидания.
