Дуглас Коупленд - Мисс Вайоминг
Джон остановился; он не привык к подобному обращению, но в данном случае не имел ничего против.
– Когда прочтешь сценарий, сразу мне позвони. Но это не все.
– А что еще?
– Звони мне, когда тебе будет нужно, и мы сможем поговорить о Сьюзен.
– Ты хоть понимаешь, как по-идиотски это звучит, Райан?
– По-идиотски или нет, но имей в виду. Другие люди не поймут, что значит, когда человека одолевают чувства. А это случается. И я тут ни при чем – дело в тебе, потому что ты влюблен и рано или поздно тебе понадобится выговориться. Другим этого не понять.
– Ладно, Райан, – рассмеялся Джон, – твоя взяла. Когда душа у меня будет петь, можешь быть моей Йоко Оно.
– Удачи, мистер Джонсон.
Джон поднял оба больших пальца вверх и немедленно погнал машину на Престуик, 3184, припарковался напротив, на другой стороне улицы, и посмотрел на маленький, выкрашенный синей краской дом Сьюзен, окруженный разросшимися декоративными кустами. Свет горел только над крыльцом. Час прошел в мучительном ожидании, но, кроме человека с собакой и проехавших мимо трех машин, никто не попался Джону на глаза. Он сдался и поздно ночью поехал домой. Улицы были на удивление пустынны, Джон заметил туман, но потом понял, что этого не может быть, потому что в Лос-Анджелесе никогда не бывает тумана. Зазвонил мобильник, но звонивший разъединился.
В ту ночь он так и не уснул. Он читал сценарий Райана и пил малиновый сок. Глядя на свой телефон, он думал о том, в какое время прилично позвонить Сьюзен. В половине восьмого? Слишком рано. В восемь? Да. Нет. Это безумие. В половине девятого? Привет, Сьюзен – да, я понимаю, рановато… В девять? Да, но как дождаться, как вытерпеть чернильный мрак и удушающую медлительность ночи?
К шести часам небо просветлело, и несколько голубей легко и стремительно пронеслись над кустами. Он отложил сценарий Райана – «Тунгуска». Хороший сценарий. Женщине из Техаса отец оставляет в наследство странный металлический обруч, похожий то ли на корону без драгоценностей, то ли на пяльцы для вышивания. Разглядывая обруч, она подносит его к экрану телевизора, но тут с неба обрушивается торнадо, превращающий Галвестон, где она живет, в пустынное место, усыпанное обломками фанеры, мебели, сломанными ветвями, игрушками, машинами и разорванной в клочья одеждой. Уцелела только комната героини. Оказывается, обруч – это вход в иной мир, обращающий психическую энергию человека в энергию ядерную.
Джон услышал глухое гудение – беговая дорожка Айвана пробудилась к жизни, как обычно, в шесть тридцать утра. Конец одиночеству! Джон подошел к Айвану, который, занимаясь на тренажере, одновременно смотрел утренние новости по старенькому телевизору, как всегда стоявшему на стуле.
– Джонни.
– Айван.
– Дерьмово выглядишь. Всю ночь не спал?
Тренажер Айвана был установлен на третий режим из десяти возможных.
– Да.
Такое случалось нередко.
– Смотрел что-нибудь хорошее?
– Да нет. Читал кое-что.
– Читал?
– Да, сценарий.
– Ой-ой-ой. Вспомнил молодость. Когда в последний раз ты хотя бы дотрагивался до сценария?
Джон задумался.
– Действительно, когда?
– Может нам пригодиться?
– Думаю, да. Хорошая штука.
– Хорошая или хорошее дерьмо?
– Хорошая значит хорошая. Даже, я бы сказал, отличная.
– Ну, давай колись, партнер.
Джон стал описывать фильм.
– А что происходит после того, как разгромили Галвестон?
Айван заинтересовался.
– Мы возвращаемся назад во времени – к знаменитому Тунгусскому метеориту, который столкнулся с Землей в 1908 году.
– Тому самому, который повалил половину деревьев в Сибири?
– Именно. Только выясняется, что это был совсем не метеорит, а что-то вроде обруча.
– Не пришельцы, я надеюсь. Рынок перенасыщен подобным дерьмом.
Айван замерил пульс по секундомеру.
– Нет, не пришельцы. Обруч из Швейцарии. Из Берна – есть там такой город. Так вот этот обруч сделала в 1905 году одна сластолюбивая еврейка из России, которая жила рядом с Эйнштейном. В том самом году, когда Эйнштейн открыл теорию относительности.
– Сластолюбивая? Что это за слово такое. Ты в каком году живешь, Джонни, в 19б2-м?
– Ладно, ладно. Чувственная.
– Чувственная? Мы что – перенеслись в 1988-й?
– О боже, Айван. Она чувственная в положительном смысле. Родители ее умирают, и она возвращается из Берна в Сибирь. И как раз после ее возвращения происходит взрыв метеорита.
– Какая же это психическая энергия, что, взорвавшись, уничтожила половину Сибири?
– А это первый оргазм женщины случайно затягивается в обруч и усиливается им.
– Jawohl.[3]
– Так или иначе, она находится в центре взрыва и поэтому остается целой и невредимой. Какие тут открываются просторы. Ты только представь одни спецэффекты, Айван. Но, короче говоря, плохие ребята все узнают об этом обруче.
– Какие плохие ребята?
– Из швейцарского банковского консорциума накануне Второй мировой войны. Это те ребята, которые во время войны будут сгребать золотые зубы жертв концлагерей.
– И что дальше?
– Этим ребятам не терпится заполучить обруч. Все правительства хотят заполучить его, но женщина прячется сама и прячет обруч до 1939 года, то есть до войны. Ее отправляют в лагерь смерти, и фашисты завладевают обручем. Потом американцы выкрадывают его у немцев и используют для ядерных бомбардировок Японии. После этого обруч переносится в Неваду, где в него закачивают энергию казино и проигравшихся игроков Лас-Вегаса, чтобы проводить ядерные испытания. Но тогда сын этой женщины, специалист по баллистике, который тоже работает в испытательном центре в Неваде, понимает, чем является обруч на самом деле и что он принадлежит ему.
Он умудряется его стащить – тогда-то, в восьмидесятые, и прекращаются ядерные испытания – и залегает на дно в Галвестоне, тайком провезя с собой обруч. Но с ним случается удар. Его дочь, которую играет та же актриса, что играла его мать, прячет обруч в кладовку. И вот когда она в очередной раз прибирается там, и происходит сцена с телевизором. Узнав о торнадо, плохие парни понимают, в чем дело, ну а дальше погоня и море крови. И рыбы выворачиваются наизнанку. И розы расцветают в полночь. Это Апокалипсис. В финале женщина отвозит обруч на Гавайи и бросает его в кратер действующего вулкана. Ну, и как тебе?
Теперь Айван замерял свое дыхание, когда тренажер переключился на бег в гору.
– Сдается мне, там много всякого летучего мусора.
– Мусора? Что? Думаю, да.
– Я встречался с этими умниками из компьютерных фирм в Сан-Франциско, перед тем как поехать в Шотландию. Их компьютеры теперь могут выдавать идеальный летающий мусор. Они подыскивают сцену, на которой могли бы продемонстрировать свою новую технику, а это, похоже, как раз то, что надо. Правда, придется кое-что подправить. Кто автор?
– Один из этих молодых бунтарей – какой-то Райан. Сейчас он полон энтузиазма.
– Никогда про такого не слышал. На него что – спрос?
– Мы можем предложить цену первыми.
– И сколько?
– Думаю, пятьсот.
– Лучше триста. Не против?
– Первый сценарий за много лет, который привел мой мозг в состояние эрекции.
– Первый сценарий, который ты за много лет прочел.
Зазвонил звонок, означавший, что кто-то дожидается у главных ворот. Айван выключил тренажер.
– Пошли, Джонни, посмотрим, кого там принесло.
Они прошли сквозь внутренний дворик, который был полон цветов и сочной листвы. У ворот стояла полицейская машина, один полицейский стоял рядом с машиной и говорил по селектору, второй сидел на пассажирском месте. Нажав кнопку на пульте, Айван открыл ворота и впустил полицейских.
– Чем обязаны? – спросил Айван.
– Добрый день, мистер МакКлинток, – сказал высокий полицейский. – Приветствую, мистер Джонсон. У вас не найдется минутки, мистер МакКлинток?
– Зовите меня Айван. Конечно, найдется. О чем речь?
– Проверка. Вы владелец белого «крайслера», номер 2ZM3496T?
– Да.
– Вы проезжали на вашей машине сегодня около двух часов ночи в районе Бенедикт-каньона?
– Это был я, – сказал Джон.
– Вы можете рассказать нам, что вы делали накануне вечером, мистер Джонсон?
– Само собой. Я брал кассеты в Вест… Вест… «Вест-сайд видео» в Санта-Монике.
– Какие именно кассеты?
– Штук десять. Со Сьюзен Колгейт – «Семейка Блумов» и еще какой-то дурацкий фильм класса «В».
Полицейские обменялись многозначительными взглядами.
– В котором часу это было, мистер Джонсон?
– Парень как раз закрывался. Около часу, я думаю.
– А потом?
– Потом я… поехал и остановился напротив дома Сьюзен Колгейт. Простоял там примерно час.
– С какой целью, мистер Джонсон?
