Джули Тиммер - Лишь пять дней
— Ты с нами? — спросила Лакс и сморщила носик при виде мамы в ночной рубашке, запахнутом халате с поясом, волочащимся по полу.
Перед входной дверью висела картина в зеркальной раме. Мара увидела свое отражение.
Пучок черных волос торчал петухом на макушке, глубокие красные борозды на щеке. Она попыталась одной рукой пригладить волосы, а другой растереть щеку. Не помогло.
Отойдя от картины, она скорчила дочке рожицу, притворяясь, будто ей безразлично, какой радостной выглядела Лакс, когда услышала ответ:
— Нет, конечно, я не пойду с вами, я не одета. Только ты и папа могут видеть меня такой!
Мара подошла к окну, выходящему на улицу, одной рукой слегка отодвинула шторы и незаметно выглянула наружу.
— Вам уже пора. Автобус приедет в любую минуту. Я спрячусь здесь, за занавесками, и буду тебе махать, меня никто не увидит, кроме тебя.
Маленькая девочка с облегчением вздохнула и направилась к двери вместе с папой, крича через плечо:
— Пока, мама, увидимся в четыре!
— Пока, дорогая, обещаю — к тому времени я приведу себя в порядок!
Мара стояла у кухонной стойки, пытаясь открыть коробку со своими таблетками, когда вошел Том.
— Она не хотела тебя обидеть, — он потянулся к коробке, чтобы помочь, но Мара сделала вид, будто не заметила этого. И продолжила бороться с предметом, пока тот наконец не поддался. Она закинула в рот свою ежедневную дозу препаратов, влияющих на настроение, и потянулась за кофе, чтобы поскорее запить их. Если когда-то был день, когда эмоции брали верх, даже несмотря на таблетки, то это именно сегодня.
Том подождал, пока супруга проглотит порцию, провел пальцем по ее щеке.
— Ты всегда красива, даже только что проснувшись!
Она убрала его руку и, прикрыв ладонью щеку, спрятала следы от подушки.
— Лжец!
— Ты красива! И тебе не нужно прятаться за шторами. Она только пыталась быть…
— Честной! Она просто честно сказала. — Она посмотрела на свой халат — тот снова распахнулся, с отвращением покачала головой и затянула пояс до боли туго.
— Я не хочу, чтобы ты думала… — начал Том.
Она уже знала, что он собирается сказать. Он не хотел, чтобы жена полагала, будто вновь, как уже случилось раньше, опозорила свою дочь.
— Да, Том, я именно так и думаю. Если она стыдится меня уже сейчас, пока я все еще хожу, говорю и по крайней мере в состоянии понять, что нужно спрятаться за шторой, как она будет себя чувствовать через пару лет или даже раньше, когда все ухудшится?
— Прекрати! — Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. — Прекрати!
— Что прекратить? Прогрессирование болезни? Этого никто не может…
— Прекрати выдумывать, что она будет чувствовать с течением времени, — сказал он твердо, — ты не знаешь…
— Я думаю, сегодня утром она совершенно четко дала нам понять, что чувствует, не так ли?
Он медленно выдохнул, обвил ее руками и поцеловал в макушку. Они и раньше спорили на эту тему. Мара боялась, что если Лакс проведет детство с больной мамой, это непременно нанесет ей тяжкую душевную травму. А Том говорил, что их дочь намного сильнее, чем кажется Маре, и ей вполне по силам принять даже самые отвратительные проявления болезни матери.
Мара позволила себе расслабиться в объятиях мужа. Через некоторое время он отстранился, наклонился, поцеловал и проговорил:
— Новая тема для разговора?
Мара благодарно улыбнулась:
— С удовольствием.
— Вчера ночью что на тебя нашло? И сможем ли мы это еще раз повторить?
Мара сделала невинное лицо:
— А что, женщина не может таким образом выразить восхищение своим прекрасным мужем и его великолепным телом?
— Безусловно, может. И так часто, как захочет! — Обняв жену, Том наклонился, наполнил две чашки кофе, Маре — на четверть, и посмотрел на жену, она кивнула, и он налил до краев. Мара с жадностью приняла чашку.
— Может, тебе следует уменьшить потребление кофеина? У меня такое впечатление, что в последнее время у тебя больше проблем со сном, чем раньше.
Отпив еще глоток, она пожала плечами.
— Тебе нужно больше отдыхать, любовь моя, и ты это знаешь. Может, попросить доктора Тири увеличить дозу снотворного? Или ты забываешь принимать таблетки на ночь? Мне напоминать?
Сердце Мары ушло в пятки, когда она представила картину, как муж стоит возле нее, в одной руке таблетки, в другой стакан воды, и чутко улыбается, когда она делает глоток, запивая их. Безымянный страж, вставший между ней и спасительным туннелем от мучительной смерти.
Или еще хуже: вдруг ему придет в голову мысль отправиться с ней в клинику, чтобы попросить прописать более сильную дозировку снотворного, и он услышит, что еще несколько месяцев назад она уже обратилась с такой же просьбой, не уведомив мужа. И не может быть, чтобы таблетки не действовали, сказал бы доктор Тири. Если она не спит — значит, она их просто не пьет!
— Да нет, не нужно. Благодаря тому, что у меня все записано, я не забываю их принимать. И вечерний распорядок дня у меня тоже записан: причесаться, почистить зубы, принять снотворное, выпить воды, залезть в постель. Поцеловать мужа на ночь, слава богу, это мне пока еще не нужно записывать.
Она уставилась на чашку, не в силах посмотреть на Тома после этого вранья.
Когда месяц назад в ванной она повесила бумажку с напоминанием «снотворное» на зеркале, это было напоминание самой себе каждый день пополнять секретный тайник, который она создала в ящике для полотенец.
Не похоже, что Тома убедили ее слова, поэтому она протянула ему ключи и, взглянув на часы, воскликнула:
— Ты опаздываешь!
Это сработало. Он выбежал из кухни в поисках портфеля и уже мысленно был на работе, с пациентами, забыв о снотворных таблетках жены и причинах, почему она не спит, хотя и принимает большую дозу.
Том вернулся несколько минут спустя с портфелем, пиджак небрежно накинут на плечо, после поцелуя привкус мятной зубной пасты. Впервые тем утром его глаза сияли. То, как Мара развесила его рубашки в шкафу, наконец сработало — он надел голубую. Ее любимую, итальянскую, с тонким рисунком «елочкой».
Она опустила взгляд на его обручальное кольцо и представила, не в первый раз, какой ажиотаж будет среди женщин, когда его заметят без этого украшения, и опять-таки не в первый раз она едва удержала в себе растущее негодование и ревность и не позволила своим щекам покраснеть.
Напомнила себе, что за самоубийство приходится расплачиваться заранее. Не было больше никакого «потом». Мысли о Томе в объятиях другой женщины, о том, как много всего она пропустит в жизни Лакс, будут постоянно терзать ее оставшиеся четыре дня.
Прекрати ныть, одернула она себя. У тебя есть еще четыре дня! А у них потом будет вся жизнь!
— Какие планы на сегодня? — спросил Том, и она была рада, что он прервал ее мысли и заставил свернуть с тропы «жалость к себе», на которую она вступила.
— Несколько дел, — ответила она. — Я заказала такси на одиннадцать.
— Отлично! Слушай, не относи вещи в прачечную, я сам отнесу вечером, когда приеду домой.
— Том Николс! Я вполне в состоянии отнести вещи в прачечную!
— Просто большинство грязных вещей — это спортивные костюмы, в которых я бегаю…
— Хорошая попытка, но я заранее знаю все эти твои уловки, так что советую впредь не пытаться! Я уже двадцать лет стираю твои спортивные костюмы. И пока со мной еще ничего не случилось.
— Хорошо! — Сдаваясь, он поднял руки. — Но позволь, по крайней мере, привезти ужин, чтобы ты не тратила время на приготовление. Вместо этого днем ты могла бы вздремнуть.
Мара округлила глаза:
— О, действительно, и как это я за семь часов успею и ужин приготовить, и отдохнуть?
Том фыркнул, и Мара пожалела о сарказме в своих словах. Виновато улыбаясь, она погладила пальцами его висок:
— Ты меня балуешь! Я приготовлю ужин.
— Позволь мне баловать тебя! Хорошо, если нельзя привезти уже готовый ужин, может, купить продукты? Давай посмотрим, нужно ли что-нибудь?
Вдвоем они одновременно повернулись к двери холодильника и начали изучать полдюжины разноцветных бумажек, приклеенных на нее. Эту систему придумала Джина, и она объяснила все Тому и Маре: розовые бумажки — список необходимых продуктов, желтые — меню на сегодня, зеленые — нужно достать что-то из камеры и разморозить, голубые — приготовить обед для Лакс в школу с вечера.
Том подошел к холодильнику и снял розовые бумажки.
— Я все куплю по пути домой, — добавил он и пошел к гаражу, прокричав через плечо: — Люблю тебя! Не забудь днем вздремнуть, пожалуйста!
— Да, доктор Николс!
Мара поставила чашку в мойку и заметила, как зажегся телефон. Несколько месяцев назад громкие звуки начали просто сводить ее с ума. И Том немедленно заменил их обычный телефон таким, который не звенел, а лишь моргал светом, когда кто-то звонил.
