Владимир Кунин - На основании статьи…
«Чур меня, чур от такой бабушки!» — шепнула ему тогда Зоя, но комплимент оценила и благодарно поцеловала Кирилла Петровича в нос.
— Слушайте!.. Можно к вам присесть? — спросила Полина.
— Да, пожалуйста, — ответила Зоя.
Подошла официантка, положила перед Зоей тарелочку со счетом.
— Момент… — сказала ей Зоя и спросила у Полины: — Вы что-нибудь закажете? Кофе, чай…
— Я знаю? А вы шо пили?
— Я пила кофе.
— И сколько это стоит?
— Понятия не имею. Но здесь это вполовину дешевле, чем в любом другом кафе. Сейчас посмотрим…
Официантка попросила у Зои разрешения подойти позже.
— Да, да! Конечно… — Зоя посмотрела на свой счет, сказала Полине: — Евро семьдесят центов.
— Ой! Вообще-то я с кофе так плохо сплю…
— До сна еще целый день, — заметила Зоя Теплова и почувствовала, что в ней поднимается мутная волна ненависти к этой женщине.
— А чай?
— Немногим меньше. Евро полтора.
— С ума сойти! За полтора евро я в «Альди» могу целую пачку купить!
— Я заплачу за вас, — холодно проговорила Зоя. — Что вы хотели мне сказать?
— Тогда лучше кофе.
— Это понятно. — Зоя заказала проходящей мимо официантке еще одну чашку кофе и спросила у Полины: — Вы, наверное, хотели поговорить со мной о вашем муже?
— Ой! Я вас умоляю! Какой он мне муж?! Сосед. У нас даже холодильники разные. Это уже я потребовала! Кстати! Вы — еврейка?
— Нет. Кстати, я русская.
— То-то я не вижу вас в синагоге. Муж — еврей, да?
— Муж тоже русский.
— Шо вы говорите?! Как же вы здесь оказались?
— Долгая история.
Официантка подала Полине кофе и молоко. Сахар уже был на столе.
— Сколько здесь можно брать сахара? — спросила Полина.
— Сколько угодно. Вы что-то хотели сказать о Рафике.
— Да! Так вот… Причем, если говорить откровенно, то свой холодильник я получила из социала за бесплатно, а он таки купил себе за собственный счет! Он же до последнего работал на Севере, а там, знаете, сколько платят?! Сумасшедшие деньги!
— А сколько там работают, вы знаете? — еле выговорила Зоя. — И в каких жутких условиях? Полгода — день, полгода — ночь!
Зоя никогда не бывала на Севере, но ей нужно было хоть как-то противостоять этой гнусной бабе! И письма капитана Татаринова из советско-классических «Двух капитанов» вдруг явственно всплыли из памяти ее детства.
Она даже вспомнила одну поразившую ее фразу из этой книги. О человеке, который шел, шел, шел через ледяные поля тундры и замерзшего океана. Пришел к людям и умер. Там было написано: «…он истратил слишком много сил для того, чтобы избежать смерти, и на жизнь уже ничего не осталось». Кажется, так. Или приблизительно так…
И подумала Зоя о том, что если в отделении онкологии, в их палате, не дай бог, и произойдет нечто ужасное, то фраза, когда-то написанная Кавериным, вполне придется впору и Рафику Алимханову, и ее родному Кирюше Теплову…
— Так что вы от меня-то хотели?
— Слушайте! Вы ж здесь давно живете… Вы ж интеллигентная женщина… Я совершенно замучалась! Вы знаете, сколько стоит здесь адвокат? Это же просто кошмар! А нотариус?! Умереть-уснуть!
— От меня-то вы что хотите, Полина? — нервно спросила Зоя.
— Может быть, достаточно, чтобы его подпись заверила больница и все?
— Какую еще подпись?!! — Зоя даже задохнулась от испуга и ярости.
Ей показалось, будто она вдруг догадалась — что произойдет дальше. Что еще скажет Полина. И не ошиблась.
Из пластикового пакета продуктового магазина «Lidl» Полина быстро достала тоненькую папочку с двумя листами бумаги.
— Вот! — она протянула Зое эти странички. — Я тут за него все уже написала, а доченька моей подруги с Мелитополя совершенно бесплатно отпечатала мне на этом… Ну, как его? На компьютере. Ему осталось только подписать. А больница пусть заверит. Шо ей стоит?
— Что это? — еле сдерживая себя, тихо спросила Зоя.
Полина пожала плечами, попила немножко кофе, держа чашку в руке с изящно отставленным мизинцем, и сказала, глядя в глаза Зое Тепловой:
— Ой, я вас умоляю! А то вы не понимаете, шо это такое! Вы же абсолютно в том же положении, что и я…
— Я вас спрашиваю, что это? — звенящим шепотом переспросила Зоя.
— Как «шо это»?! — поразилась Полина. — Ну, завещание это! Завещание!
— Чье?!
Зое показалось, что все кафе медленно сдвинулось с места и вокруг нее поплыли столики, стулья, угловые диванчики, буфетная стойка, больные, здоровые, сотрудники клиники, родственники больных…
Их движение вокруг потрясенной Зои все ускорялось и ускорялось…
— Как «чье»? Ну, Рафика, конечно! У него же какие-то деньги, наверное, есть на счете. Вещи. Которые можно будет еще как-то… — Полина попыталась найти слово «покультурнее» и сказала: — Реализовать. Я знаю? В конце концов, тот же холодильник. Зачем мне одной — два холодильника?
— Но Рафик ведь еще жив, — очень жестко произнесла Зоя Теплова.
Кружение кафе стало замедляться. Зоя почти пришла в себя.
Полина скептически улыбнулась такому типично интеллигентскому отсутствию практицизма, допила кофе, вытерла губы бумажной салфеткой:
— Готовь сани летом. Сегодня жив, а завтра? Кто мне это тогда подпишет? И шо вы на это скажете?
Зоя встала, вытащила из кошелька монету в два евро, бросила на стол и громко, никого не стесняясь, сказала:
— Пошла ты на хрен, сволочь вонючая!
…А потом долго рыдала, запершись в кабинке женского туалета приемного отделения клиники.
И только успокоившись, открыла сумку, достала косметичку, навела, как она сама говорила, марафет и, внимательно посмотревшись в зеркало, пошла к лифту, чтобы подняться на третий этаж. В отделение онкологии.
…Но в целом мире не было людейЗабитее при всей наружной спесиИ участи забытей и лютей,Чем в этой цитадели мракобесья.
— Да, Зой? Правда? Эта строфа Пастернака, вырванная из абсолютно лирического контекста, вдруг получает свое самостоятельное, я бы даже сказал — жутковатое, набатное звучание! Хотя стихи совершенно об ином!
А? И, пожалуйста, посмотри, не пора ли перекрыть эту капельницу… У меня уже рука онемела.
— Нет. Там еще минут на двадцать…
«Черт побери, как он перенесет эту первую в своей жизни «химию?» — все время думала Зоя.
Зоя отчетливо помнила, как мучилась она, как страдали ее соседки по палате в Онкологическом институте имени Петрова в поселке Песочный — под Ленинградом.
Как их, бедняг, рвало, как выворачивало наизнанку, какие это были чудовищные, но спасительные мучения! А через несколько лет…
После встречи двухтысячного года в Париже, по возвращении в Мюнхен, у Зои были обнаружены метастазы в печени. И снова — третья по счету — пятичасовая операция! В этой же больнице — в «Neuperlach Klinikum». И опять нескончаемая химиотерапия! В клинике — капельницы, дома — таблетки, капсулы, ежедневно, по сей день! А вот с недавних пор «химию» стали делать до операции. И после тоже… Господи! Только бы он выдержал. Только бы он это выдержал и не сломался…
— С Пастернаком ты прав. Я совсем не знала этих стихов. Рафик, он тебя здесь не замучил без меня?
— Что ты, Зой… Кира рассказывал мне, как вы женились, я чуть со смеху не подох.
— Не знаю, не знаю, — с сомнением улыбнулась Зоя Александровна. — По-моему, сложно придумать более грустную историю…
Сорок пять лет тому назад, когда Зоя Каретникова впервые приехала к Кириллу Теплову с чистым постельным белье и двумя полотенцами — махровым и вафельным и навсегда осталась у него на Кронверкской, о женитьбе никто из них и не помышлял.
Жили и жили, все больше и больше влюбляясь друг в друга. Да настолько, что уже к третьему месяцу их совместного проживания Зоя перестала нервно бросать телефонную трубку, когда бывшие многочисленные барышни Кирилла Теплова осаждали их телефон. Она даже стала вежливо отвечать им, что с некоторых пор Кирилл Петрович Теплов женат и она, его супруга, будет рада передать Кириллу, что звонила…
«Как, простите, вас зовут? Чтобы я не ошиблась…»
К пятому месяцу звонки прекратились и вовсе.
«Теплов женился!» — говорили манекенщицы стюардессам, которые, в свою очередь, сообщали об этом поразительном факте самым красивым продавщицам из ДЛТ — многоэтажного Дома ленинградской торговли.
Продавщицы из уст в уста передавали эту шокирующую новость всем хорошеньким официанткам из пирожковых, кафе и различных забегаловок по всей протяженности Невского проспекта, от Адмиралтейства до Московского вокзала.
Эта трасса называлась «бродвей», или попросту — «брод», и там почти все знали почти всех…
Старый дом на Кронверкской улице пошел на капитальный ремонт, и Кириллу с Зоей на три года предстояло переехать в «маневренный фонд», в какую-то коммунальную квартиру у черта на куличках.
