Марк А. Радклифф - Ангел Габриеля
— Да ладно, я уверен, что ты ошибаешься, — машинально сказал Майкл.
— Я не особенно переживаю, Майкл, это не был величайший роман века. Мы сошлись просто потому, что так нам было удобно. Собственно, многие отношения строятся именно на этом основании. Почему-то мне думается, что ты должен об этом знать.
Майкл засмеялся:
— Знаешь, мне вообще не свойственно вступать в какие бы то ни было отношения. Иногда я хожу на свидания, время от времени перезваниваюсь, ну, просматриваю объявления из раздела знакомств. Но отношений стараюсь не заводить. Зачем?
— Ну и что я должна теперь о тебе подумать? Что ты типичный пример человека, который боится привязанностей? Что ты из тех, у кого голова только для того, чтобы надевать шляпу? Или что ты довольно ранимый, чувствительный человек, ищущий любви, но трагическим образом обреченный спать со множеством привлекательных молодых женщин, которым чего-то… Мне продолжать?
Джули улыбалась и одновременно умудрялась откусывать кусочки печенья так, чтобы крошки не прилипали к губам. Однако это не помешало сказанному прозвучать немного жестоко.
— Я, знаешь ли, был женат, — ответил Майкл чуть более задетым голосом, чем ему бы хотелось.
— А я побывала замужем, — сказала Джули. — Давным-давно. — И, сказав это, она прикрыла глаза на пару секунд, чтобы не позволить воспоминаниям воскреснуть в ее памяти.
Они пили кофе неторопливо, уютно расположившись в креслах. Майкл посмотрел в окно и увидел, как мимо прошли двое давешних пьяниц — с решительностью и целеустремленностью, которые явно свидетельствовали, что они направляются к винному магазину.
— Сколько тебе лет? — спросила Джули.
— Сорок три.
— Ничего себе! — выдохнула она.
— Вот именно.
— А ты чувствуешь себя на сорок три?
— Не знаю. Но я чувствую, что веду не ту жизнь, какая приличествует сорокатрехлетнему человеку.
— И какова должна быть эта жизнь?
— Жена, пара детей, хобби… В общем, сам не знаю.
— А тебе действительно все это нужно?
— Не знаю.
— Нет, знаешь.
— Правда, не знаю. То есть, мне кажется, мне бы все это понравилось… ну, может, за исключением хобби. С трудом могу себе представить, как, сидя под садовым навесом, вырезаю русалок из принесенных приливом обломков дерева. Но если бы мне этого очень хотелось, то, наверное, я сумел бы претворить это в жизнь. Как видно, я уже привык жить так, как живу.
— Ты городишь ерунду, Майкл. Люди вполне способны делать то, что им хочется, изменять свою жизнь так, как они того пожелают, и начинать все заново. Стоит лишь по-настоящему захотеть. Ты просто чересчур любишь трахаться. Но в этом нет ничего зазорного. — Говоря это, она избегала смотреть ему в глаза, глядя куда-то в сторону несколько рассеянно, но в то же время сочувственно.
На какое-то мгновение Майкл смутился. Он не привык к тому, чтобы кто-то обсуждал с ним его образ жизни. Он не знал, следует ему обидеться или почувствовать себя глубоко тронутым таким вниманием.
— Во всяком случае, мой образ жизни позволяет мне хоть чем-то заняться и жить насыщенной жизнью. Ну что-то типа того, — пожал он плечами. — А чего хочешь ты, что станешь делать после того, как выйдешь из кафе?
— Пожалуй, это два разных вопроса. Выйдя из кафе, я пойду домой, покидаю кое-какие вещи в сумку, возьму напрокат автомобиль и поеду в Лондон. Собираюсь навестить там подругу. У нее я проведу все выходные и вернусь на работу во вторник. А что касается того, чего я хочу… Полагаю, мне нужно что-то совсем не похожее на то, что у меня было прежде.
— А что у тебя было прежде?
— Свобода или то, что мы называем свободой, когда молоды… Не знаю, умение строить планы никогда не было моей сильной стороной.
— Тогда откуда ты знаешь, что тебе не захочется остаться в Лондоне и осесть там насовсем?
— Мне не нравится Лондон.
Они снова помолчали, на этот раз чувствуя себя куда менее комфортно. Оба отдавали себе отчет, что разговор прервался, и оба жалели, что за окном не видно пьяных забулдыг, на которых можно смотреть, притворяясь, будто наблюдать за ними ужасно интересно.
— Думаю, нам нужен еще кофе, — предложил Майкл, втайне надеясь, что Джули не скажет, что ей пора домой распаковывать вещи.
— Ладно, теперь моя очередь заказывать, — ответила Джули, вдруг подумав, что, может быть, она просто не нравится Майклу.
Она вдруг поймала себя на мысли о Девушке с Яркой Помадой и впервые задумалась о том, какого мнения та могла быть о ней, Джули. Живущей в маленьком домике. С Джеймсом.
Майкл наблюдал за тем, как она идет к стойке. Смотрел, как она болтает с девушкой, которая готовит им кофе. Слушал, как естественно она смеется над анекдотом о датских пирожных. И любовался формой ее ягодиц, подчеркнутых облегаемой длинной юбкой, и золотистой, немного бледноватой кожей ее рук. Внутренне улыбался, задаваясь вопросом, зачем ему так пристально разглядывать ее пятую точку — надо сказать, ничем не выдающуюся, — и признавал, что его заинтересовали оттенок и вид ее кожи и что его — здесь нет ничего удивительного, так что же он тогда удивляется? — влечет к этой женщине. Какой он все-таки негодник.
— Ну а как поживает Девушка с Яркой Помадой? — спросила Джули, возвращаясь к столику и подавая ему черничный маффин.
— Вообще-то, мы не встречаемся и…
— Просто спите вместе?
— Нет. Вообще-то, да, но нет. Я имею в виду…
— Да ладно, Майкл, — произнесла Джули, глядя ему прямо в глаза, — если это такая деликатная тема, то мы вполне можем поговорить о погоде или о чем-то еще…
— Нет, не спим. Мы спали, но теперь не спим. Правда. Не думаю, что мы с ней когда-нибудь снова встретимся.
— Прости, на самом деле меня это совсем не касается.
— Действительно. Только, кажется, мне бы хотелось, чтобы касалось, — вырвалось у Майкла, и ему вспомнилось, что он не говорил подобных вещей уже очень давно. Ему также пришло в голову, что виной тому ее облегающая юбка или же та часть его существа, которая управляет разумом, когда дело касается женщин, но потом он подумал: «Да какого черта!»
Джули улыбнулась и втайне порадовалась: «Я знала. Знала, и очень давно», — а вслух сказала:
— Тебе кажется, что тебе бы хотелось, чтобы касалось.
Поддразнивая его таким образом, она почувствовала себя на десять лет моложе.
Майкл ухмыльнулся:
— Да, мне так кажется… Но мне совсем не хотелось бы добавлять лишних хлопот… Прошу меня извинить.
— Да что там, — ответила она, — все в порядке.
— Я имею в виду, эта история с Джеймсом…
— Умолкни и ешь свой маффин.
Майкл откусил верхушку кекса, быстро прожевал и предложил:
— Тогда почему бы нам вместе не выпить после того, как ты вернешься из Лондона?
— Да, конечно. К тому времени меня будет мучить ужасная жажда.
— Ха-ха. Какое время тебе подойдет?
— На ближайшие лет шесть у меня намечено не так уж много свиданий. Подозреваю, твой жизненный график куда более напряженный, чем у меня, так что право выбора за тобой.
— Когда ты планируешь вернуться?
— В понедельник вечером или во вторник утром.
— Во вторник вечером подойдет?
— Да, и где?
— У часовой башни в восемь?
— Чудесно. А кстати, ты знаешь какое-нибудь другое место в этом городе?
— Не придирайся. Вообще-то, я склоняюсь к мысли, что это моя счастливая часовая башня.
12
Групповая сессия началась с молчания. Христофор молчание не любил, а потому у него имелось наготове объявление, которое он собирался озвучить, если пауза чересчур затянется. Однако, к его удивлению, Клемитиус первый нарушил тишину:
— Мы, а под словом «мы» я подразумеваю психотерапевтов, подчиняемся тому, кого вы могли бы назвать супервайзером.[66] Его зовут Петр. Заметьте, я не имею в виду супервизора[67] в клиническом смысле. — Он умолк и осмотрелся вокруг, возможно вдруг осознав, что никто из присутствующих не имеет ни малейшего понятия, о чем он говорит. — Как бы то ни было, Петр желает, чтобы все мы — и пациенты, и терапевты — присутствовали на общем собрании в нашем поселке, которое состоится в пять часов пополудни. Я уверен, что Христофор придет за вами и всех отведет. Так, Христофор?
— Разумеется, — подтвердил Христофор, который сам впервые услышал о собрании, хотя и постарался этого не показать.
— Зачем нас собирают? — спросил Кевин.
— Объяснить это было бы трудно, да и, собственно говоря, бесполезно. Так что нечего и пытаться, — ответил Клемитиус. — Едва ли есть необходимость говорить, что, явившись туда, вы сами все поймете. Ну а теперь приступим… Если только не осталось еще чего-то такого, о чем следовало бы сказать.
— Вообще-то, вы правы, кое-что действительно осталось, — подхватил Христофор. — Я бы хотел сегодня вечером пригласить вас всех на ужин. Я понимаю, то есть мы понимаем, что переход от вашей прежней жизни к нынешней очень труден. Поэтому, мне кажется, далекий от лишней официальности ужин, на котором можно расслабиться, может быть, немного вина…
