Александр Казарновский - Четыре крыла Земли
«Милый! Ответь, это я! Милый! Ответь, это я!»
Это был отец. Опять отец. Коби колебался недолго. Конечно, он не имеет права рассказывать кому-либо о таинственном кинокорреспонденте. Даже отцу, даже такому умному отцу, как его отец. Кстати, о приказе насчет шестнадцатого января он тоже не имел права говорить. Но что же делать, если он никогда не знает в точности, как поступить, а отец всегда знает.
– Вот что, – сказал тот, выслушав рассказ Коби. – Ни в какой ШАБАК пока не сообщай. Тебе не известно, ни что у ШАБАКа на уме, ни что у арабов на уме. Допроси-ка этого араба сам и позвони мне, а там посмотрим. Может быть, вообще без ШАБАКа обойдемся.
– То есть как? – возмутился Коби.
– А так, – спокойно отвечал отец. – Учти, что провокация против меня может исходить как раз из ШАБАКа.
* * *Когда Мазуз вернулся в свой кабинет с окнами во внутренний дворик, уже начало темнеть. Надо бы еще помолиться, прочесть из Корана суру «Аль-мулк», попросить Аллаха, чтобы тот сжалился над покойными. Сегодня ночью на кладбище явятся ангелы Мункар и Накир и учинят им допрос. Молитвы сейчас существенно помогут несчастным. Мазуз еще раз вызвал Раджу и Аззама, чтобы осведомиться, прояснилось ли что-нибудь насчет убийства семьи Халила, а также убийства Ибрагима Хуссейни. Узнав, что – нет, нахмурился. Затем поинтересовался судьбой своего мобильного. Соратникам она была так же известна, как ему. Голос Мазуза стал ледяным. Он спросил, знают ли они по крайней мере, что обо всем этом думает полиция{Имеется в виду полиция Палестинской Автономии.}. Когда оказалось, что она, по-видимому, ничего не думает и даже следствие еще толком не начато, он обрушил на головы Раджи и Аззама такое, по сравнению с чем утренний скандал показался им щебетаньем влюбленных в саду, полном роз.
Выгнав нерадивых из комнаты, Мазуз закурил, сел за компьютер на вертящийся стул, вытянув правую ногу, чтобы сухожилие меньше болело, и почти машинально нажал пальцем на «мышку». Экран засветился, и Мазуз увидел, что получил новое письмо. Обратный адрес был тот же – [email protected] Послание было кратким. «Сын Марьям, не пора ли?! В Коране сказано: Мы поступили справедливо, даровав победу верующим».
Что он мог ответить? Пророчество пророчеством, но когда во главе вражеского государства стоит зверюга, который только что со своими-то расправился так, что мало не показалось, а уж с чужими... Он ответит то же, что ответил несколько дней назад Вахиду.
Мазуз быстро напечатал: «Я верю в предсказание. Но время еще не настало. Пока у власти Шарон, никакой захват территории Канфей-Шомрон невозможен». Затем поднялся, потянулся, прохромал к оттоманке... и вдруг услышал откуда-то ниоткуда голос Вахида: «...имя героя будет напоминать название одного из вражеских племен – Яджуджа или Маджуджа». Вспышка – озарение – и он вскочил, как ошпаренный. Маджудж – Мазуз!
* * *– В последний раз спрашиваю, что тебе известно насчет шестнадцатого января?
– Сайиди! – Господин! – черноусый Ахмед молитвенно сложил руки перед грудью. – Ва-Алла эль-адхим… Клянусь Аллахом...
– Это я уже слышал. Тебе нечего добавить?
Ахмед воздел руки к небу. Еврейский офицер распахнул дверь вагончика и, высунувшись, крикнул:
– Шмуэль!
Словно из-под земли, в дверном проеме появился широкоплечий и мелкоголовый сержант Барак.
– Расстреляй его, – спокойно сказал Коби и сделал жест правой рукой, будто стряхивал крошки со скатерти.
– То есть к-как «рас-с-стреляй»? – растерянно прошептал Ахмед. Всякий раз, начиная нервничать, он заикался, что придавало ему весьма жалкий вид. Впрочем, израильтянина, похоже, это не трогало.
– Как? Сейчас увидишь, как, – спокойно проговорил Коби и демонстративно погрузился в чтение бумаг.
– Пошли, – равнодушно сказал сержант, передернул затвор автомата и легонько прикоснулся дулом к плечу усача. Тот отскочил, будто от этого прикосновения его ударило током.
– В-вы не с-сделаете этого! – завопил он.
– Это еще почему? – удивился Коби. – Только не вздумай дергаться, бросаться на нас или пытаться убежать. Ничего, кроме лишних мучений, ты себе этим не доставишь. И нам неудобства – например, потом кровь твою с пола вытирать.
Ахмед в ужасе посмотрел на линолеумный пол, как будто по нему уже растекались потоки его алой крови и их вытирали грязными тряпками. Почему-то мысль о фланели или мешковине, в которую будет впитываться его кровь, оказалась для него совершенно непереносимой.
Коби меж тем невозмутимо продолжал:
– Так что уж, пожалуйста, без эксцессов. Тихонько сходи с сержантом в лесок, а потом тебя там и закопают.
– Сп-п-прашивайте, господин, – одними губами нарисовал Ахмед.
Коби хотел было в четвертый раз пробубнить: «Что тебе известно про шестнадцатое января?», уже трижды обломавшееся об ответное «Ничего, господин!», но – внезапное озарение! – и он, сам вскочив со стула, навис над столом, по другую сторону которого кукожился Ахмед, и буквально выдохнул:
– Что это за проход между скалами, с которого начинается твоя кассета? Где он? Зачем он?
Ахмед выпрямился (Эх, была не была!), приосанился (Внимание! Я собираюсь сделать важное заявление!) и торжественно провозгласил:
– Это д-дорога между нашей д-деревней Эль-Фандакумие и п-плато Иблиса, на к-котором мы собираемся устроить п-поселенцам засаду.
* * *– Понимаешь, папа, они откуда-то знают про это выступление поселенцев и теперь готовят...
– Что они готовят, я понимаю. Меня интересует, что ты готовишь.
– То есть?
– Ну твой план действий!
– Да какой у меня может быть план? Сообщу обо всем в ШАБАК...
– Так, дальше?
– Дальше они по своим каналам уведомят обо всем поселенцев, и поход отменится.
– Совершенно верно. Или не уведомят, и поход не отменится.
– Почему?
– Потому. Ты знаешь, чего хочет ШАБАК? Спасти еврейские жизни? Или загробить еврейские жизни? Выручить сына Йорама Кацира? Или утопить сына Йорама Кацира?
– Папа, что ты такое говоришь?!
– Я говорю то, что вижу. Кто-то слил арабам информацию о готовящемся походе поселенцев, и сделал он это, чтобы подставить Коби Кацира, а через него – Йорама Кацира. Но у арабов такая же нежная «агават Ишмаэль», как у нас – «агават Исраэль»{Любовь между евреями. «Агават Ишмаэль» придумано по аналогии Й. Кациром для обозначения любви между арабами.}, они так же друг с другом враждуют, так же соперничают, так же друг друга топят.
Очевидно, информацию о шестнадцатом января передали некой группировке, а о планах ее проведали «конкуренты» – не знаю, идет ли речь о «ХАМАСе», «Исламском Джихаде» или о каких-то мелких группках. Вот эти-то конкуренты тебе и позвонили. А теперь напрашиваются вопросы. Во-первых, почему звонок из Газы, а не из Шхема? Хотя Газа формально и не столица, но судьба Автономии решается именно там. Следовательно, звонок был на каком-то высоком уровне.
– А откуда людям на этом высоком уровне известно про меня, скромного капитана Кацира?
– Во! – восхитился отец. – Вот теперь ты попал в самую точку. Предположим, узнать, чья рота расквартирована на территории Канфей-Шомрона и скорее всего будет послана против поселенцев, особенного труда не составит. Следующий вопрос – зачем вообще было это выяснять? Если кто-то захотел подгадить соперникам, проще всего было позвонить прямо...
– В ШАБАК! – воскликнул Коби.
– Именно! – согласился отец. – И возможна только одна причина, по которой он этого не сделал.
– Какая?
– Он знал, что информацию о готовящейся вылазке поселенцев террористы получили не откуда-нибудь, а из ШАБАКа.
У Коби голова окончательно пошла кругом.
– Что же делать, папочка? – растерянно пробормотал он.
– А вот что, – ответил отец. – Сейчас ты отпускаешь этого араба... Как его зовут?
– Ахмед...
– Редкое имя. Хорошо. Отпускаешь этого Ахмеда. Не бойся, он никому ничего не скажет. Едва главарю банды и даже рядовым головорезам станет известно о том, что он у вас раскололся, даже если он сам в этом им признается и покается, считай, что ближайшего рассвета ему уже не встретить.
– Папа, объясни, что мне это даст?
– Очень просто. Ты делаешь его своим осведомителем. Если он заартачится или начнет увиливать, пригрози, что подкинешь информацию его атаманам. Надеюсь, ты записал на видео, как он дает показания?
– Да нет...
– М-да... – протянул отец. – Похоже, на некоторых детях природа не то что отдыхает, а объявляет бессрочную забастовку.
Коби молча проглотил этот комплимент. Отец и сам понял, что немного переборщил, и заговорил уже помягче.
– Итак, немедленно запиши на кассету весь его рассказ – на иврите. И сам на ней нарисуйся, чтобы ясно было, кому парень стучит. Начнет упираться, пригрози, что расстреляешь.
– Уже пригрозил.
– Вот видишь? Ты не законченный идиот. Есть проблеск надежды.
– Спасибо.
– Пожалуйста. Теперь делаем вот что – пусть он информирует тебя обо всех планах своей банды. И накануне шестнадцатого января ты расположишь ребят так, что они смогут положить эту банду в два счета. Когда появятся поселенцы, которые, как я понимаю, идут безоружные…
