Карсон Маккалерс - Участница свадьбы

— Может быть, — сказала Беренис.

Ф. Джэсмин казалось, что вот так, не двигаясь и не разговаривая, они могут просидеть до вечера, но вдруг она что-то вспомнила.

— Ты же хотела рассказать нам о чем-то другом, — сказала она, — что послужит нам предостережением.

Беренис с недоумением посмотрела на нее, потом кивнула и сказала:

— Ах да! Я хотела рассказать о том, что случилось со мной. Как у меня было с другими моими мужьями. Ну, слушайте.

Но о трех других мужьях Беренис они тоже слышали уже много раз. Когда она начала, Ф. Джэсмин подошла к холодильнику и достала банку сгущенного молока, чтобы полить им сухое печенье, на десерт. Сначала она слушала Беренис вполуха.

— Как-то в воскресенье — это было в апреле следующего года — я пошла в церковь в Форкс-Фоллз. Вы спросите, зачем я туда поехала, так вот: я поехала повидаться с Джэксонами, племянниками моего отчима, которые живут в этом городе, и мы пошли в их церковь. И вот мы пришли в эту церковь, где я не знала никого из прихожан. Я молилась, опустив голову на спинку скамьи передо мной. Не то чтобы я глазела по сторонам, но глаза у меня были открыты, и вдруг по телу у меня пробежала дрожь. Уголком глаза я что-то увидела. Я медленно повернула голову влево. И что, по-вашему, я увидела? На спинке, в шести дюймах от моего лица, я увидела знакомый большой палец.

— Какой большой палец? — спросила Ф. Джэсмин.

— Сейчас все расскажу, — сказала Беренис. — Чтобы это понять, вам нужно знать, что у Луди Фримена было только одно некрасивым. Он был во всем прекрасен, но вот большой палец на правой руке ему раздробило в мастерской. И только этот сплющенный, искалеченный палец был у Луди некрасивым. Понятно вам?

— То есть, когда ты молилась, ты вдруг увидела большой палец Луди?

— Я увидела знакомый палец. Я стояла на коленях, и по телу моему пробежала дрожь. Я стояла на коленях и во все глаза смотрела на палец, но прежде чем разглядеть, чей это палец, я начала молиться от всей души. Я молилась вслух: Господи, сотвори чудо! Господи, сотвори чудо!..

— Ну, и… — перебила ее Ф. Джэсмин. — Он сотворил?

Беренис отвернулась и как будто плюнула.

— Сотворил, как бы не так! — ответила она. — Знаете, чей это был палец?

— Чей?

— Джейми Била, — заявила Беренис, — никчемного бездельника Джейми Била. Тогда-то я в первый раз и увидела его.

— И поэтому ты вышла за него замуж? — спросила Ф. Джэсмин. Она знала, что так звали второго мужа Беренис, жалкого старого пьяницу. — Потому, что его большой палец был изуродован, как у Луди?

— Бог ведает, — ответила Беренис. — Откуда я знаю. Из-за этого пальца я им заинтересовалась. Одно к другому, и не успела я опомниться, как вышла за него замуж.

— По-моему, это глупо, — заметила Ф. Джэсмин. — Выйти замуж только из-за большого пальца.

— И по-моему тоже, — ответила Беренис. — Я с тобой не спорю. Я просто рассказываю вам о том, что произошло. И то же самое случилось, когда я встретила Генри Джонсона.

Генри Джонсон был третий муж Беренис, тот, который сошел с ума. В течение трех недель после свадьбы он вел себя нормально, но потом сошел с ума и повел себя так, что в конце концов Беренис пришлось уйти от него.

— Неужто ты скажешь, что у Генри Джонсона тоже был изуродованный палец?

— Нет, на этот раз дело было не в пальце. А в пальто.

Ф. Джэсмин и Джон Генри переглянулись — им показалось, что в этих словах нет никакого смысла. Но темный глаз Беренис смотрел спокойно и уверенно, и она утвердительно кивнула.

— Чтобы понять это, вам нужно знать, что произошло после смерти Луди. Он был застрахован на двести пятьдесят долларов. Не буду вдаваться в подробности, но только страховая компания недодала мне пятьдесят долларов. Я должна была за два дня раздобыть эти пятьдесят долларов, чтобы хватило на похороны. Не могла же я допустить, чтобы его хоронили, как нищего. Я заложила все вещи и продала свое пальто и пальто Луди старьевщику, что торгует на набережной.

— А-а! — воскликнула Ф. Джэсмин. — Значит, Генри Джонсон купил пальто Луди, и поэтому ты вышла за него замуж?

— Не совсем так, — ответила Беренис. — Как-то вечером я шла по улице и вдруг увидела впереди человека — плечи и затылок у него были совсем как у Луди, и я чуть не упала замертво. Я побежала за ним. Это был Генри Джонсон; до тех пор я его не видела, потому что он жил на ферме и в город приезжал редко. Именно он случайно купил пальто Луди, и фигура у него была совсем как у Луди. Сзади его можно было принять за призрак Луди или за его близнеца. Но как меня угораздило выйти за него, я и сейчас не понимаю… Начать хоть с того, что здравым смыслом он вовсе не отличался. Но только позволь мужчине поухаживать за тобой, и ты к нему привяжешься. Вот так я и вышла замуж за Генри Джонсона.

— Да, люди способны на очень странные поступки!

— Мне-то можешь этого не говорить! — объявила Беренис. Она посмотрела на Ф. Джэсмин, которая поливала сгущенным молоком сухое печенье, чтобы заесть обед чем-нибудь сладким. — Честное слово, Фрэнки, у тебя, наверное, глисты. Я не шучу. Бакалейщик присылает такие громадные счета, что твой отец наверняка думает, будто я что-то уношу домой.

— Бывает, что и уносишь, — заметила Ф. Джэсмин.

— Твой отец проверяет счета из бакалейной лавки и спрашивает меня: «Беренис, как это мы за неделю извели шесть банок сгущенного молока, сорок семь дюжин яиц и восемь коробок пастилы?» Что мне остается делать? Я должна признаться, что все это съела Фрэнки. Вот я и говорю: «Мистер Адамс, по-вашему, человек способен съесть все это? Ну как по-вашему?» Да, приходится говорить ему: «Разве это человек?»

— С нынешнего дня я больше не буду объедаться, — сказала Ф. Джэсмин. — Но я не поняла, зачем ты нам рассказывала про Джейми Била и Генри Джонсона. Ко мне-то твое замужество какое имеет отношение?

— Это имеет отношение ко всем людям и может служить предостережением.

— Но каким образом?

— Разве ты не поняла, чего я добивалась? — спросила Беренис. — Я любила Луди; он был первым, кого я любила. А потом я все время пыталась повторить свое первое замужество. Я же выходила замуж за осколки Луди, за то, что напоминало его. Просто мне не повезло, что все эти осколки оказались ненастоящими. Я хотела повторить то, что было у нас с Луди. Теперь ты понимаешь?

— Я понимаю, к чему ты клонишь, — сказала Ф. Джэсмин. — Но не понимаю, почему это должно быть предостережением мне.

— Значит, нужно тебе объяснить? — спросила Беренис.

Ф. Джэсмин не ответила — она чувствовала, что Беренис готовит ей ловушку и собирается сказать что-то, что ей не понравится. Беренис замолчала, чтобы закурить еще одну сигарету. Она медленно выпустила через нос две струйки голубого дыма, который лениво поплыл над грязными тарелками, стоявшими на столе. Мистер Шварценбаум играл арпеджио. Ф. Джэсмин ждала, и время тянулось очень медленно.

— Речь о тебе и об этой свадьбе в Уинтер-Хилле, — наконец заговорила Беренис. — Вот против чего тебя надо предостеречь. Я же насквозь тебя вижу. Мне твои серые глаза что стекло. И вижу я за ними большую глупость.

— Серые глаза как стекло, — прошептал Джон Генри.

Но Ф. Джэсмин не могла позволить, чтобы кто-то видел ее насквозь и заставил опустить глаза. Прищурившись, она не отвела взгляда от Беренис.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, я все прекрасно понимаю. Ты думаешь, что завтра в Уинтер-Хилле произойдет что-то необыкновенное и ты будешь там главной. Ты думаешь, что войдешь в церковь между братом и его невестой. Ты думаешь, что главной на свадьбе будешь ты, и бог знает, какую еще чепуху ты думаешь.

— Нет, — ответила Ф. Джэсмин, — я вовсе не думаю, будто пройду по церкви между ними.

— Я тебя насквозь вижу, — сказала Беренис, — не спорь.

— Серые глаза как стекло, — повторил Джон Генри еще тише.

— А предостережение мое вот в чем, — продолжала Беренис. — Если ты начнешь влюбляться во всякие нелепости, чем ты вообще кончишь? Поддашься этой мании один раз, ну и пойдет, и пойдет… Что тогда с тобой будет? Так ты до конца жизни и станешь примазываться к чужим свадьбам? Что это за жизнь?

— Мне противно слушать людей, у которых нет ни капельки ума, — заявила Ф. Джэсмин и заткнула пальцами уши, но не очень плотно и продолжала слушать Беренис.

— Ты сама себе расставляешь ловушку, и кончится такая забава бедой, — говорила Беренис, — ты это знаешь. А ведь ты неплохо кончила седьмой класс, и тебе уже двенадцать лет.

Ф. Джэсмин не стала говорить о свадьбе, а выдвинула самый сильный довод, она сказала:

— Они возьмут меня с собой. Вот увидишь.

— Ну, а если нет?

— Я уже сказала, — ответила Ф. Джэсмин, — я застрелюсь из папиного пистолета. Но они меня возьмут. И мы сюда никогда больше не вернемся.