Александр Ольбик - Ящик Пандоры
Дарий помахал ему рукой.
– Прошу вас не волноваться, – сказал он подошедшему родителю. – Беру все, что срезано… И еще шесть фиолетовых гвоздик…
– Да, но тут бутонов на пятьдесят латов, не меньше… Впрочем, вам, как оптовику, я сделаю скидку…
– Приятно слышать, – Дарий подошел к срезанным цветам и попытался их упорядочить.
Однако Инесса не позволила ему это сделать. Она принесла большой лист бумаги и аккуратно, с помощью скотча, упаковала цветы. И когда она это делала, Дарий исподтишка, как бы боковым взглядом, любовался ее молодыми загорелыми лытками, аппетитно выглядывающими из шорт. Ей бы еще немного наклониться и развернуть на десять град усов бедро – и открылась бы захватывающая дух бездна ее девичьего естества.
Дарию невыносимо захотелось к Пандоре, и он, вручив изумленному Инцесту стодолларовую купюру, заспешил назад, в корпус санатория. И снова на него пахнули сероводородистые запахи, что, однако, не помешало ему с улыбкой подойти к администраторской, чтобы вручить каждой из Барби по три фиолетовые гвоздики. Ответом были удивление, благодарственные реплики, улыбки, сияние зубов, мелкие морщинки в уголках глаз, трепет рук и снова улыбки, улыбки, улыбки… Сам же букет с розами он отнес в бар, где бармен Зенон пребывал в ожидании высоких гостей.
– Поздравляю с удачной коммерцией, – сказал Зенон. – А это что? – кивок в сторону букета.
– Розы от бедного художника, – Дарий распечатал цветы и, сложив аккуратно бумагу, протянул ее бармену. – Цветы от моего имени вручишь госпоже Орхидее…
Зенона, как, впрочем, и любого на земле бармена, вряд ли можно чем-то удивить… разве что суперчаевыми, в сто раз превышающими любой разумный «чай»…
– А это для нее не жирно? – спросили он и отправился за свои кулисы, чтобы вернуться оттуда с большой серебряной вазой, очень похожей на кубок Стенли.
– Сойдет! – одобрил художник. – Сегодня благодаря ей я заработал столько, сколько за пять месяцев вряд ли… – Дарий закурил из пачки, лежащей на стойке бара. – Налей коньячку, а то нервы выскакивают из узды…
– А может, ты вручишь сам?
– А вот это уже будет перебор… Да и расплакаться могу…
Бармен, поставив вазу с розами на край стойки, налил коньяку. Дарий выпил и «закусил» двумя глубокими затяжками.
Выходя из корпуса, он столкнулся с Маэстро, державшим в руках жалкий букетик почти увядших красных гвоздик. За ним шли пасмурные молодые люди с помятыми лицами, музыкальными инструментами и, возможно, с такими же, как у Дария, натруженными в прошедшую ночь Артефактами…
Глава пятая
Уже в автобусе он дважды дотрагивался до кармана, где лежали деньги, и, убедившись в их целости, снова отворачивался к окну, за которым золотился шлейф уходящего дня. И ощутил такое же уходяще-золотистое настроение. Елочки, поперечные улочки, сосенки, поперечные улочки, березки, опять поперечные улочки и переулки, зеркальные стекла новеньких вилл, зеленого, карминного и кирпичного цвета черепицы крыш, пастельные тона фасадов, вымощенные каменными квадратиками дорожки, металлическое литье заборов, у калиток – новые почтовые ящики и надписи «злая собака», покосившиеся деревянные ограды, прогнившие одичалые крыльца пустых дач, брошенные кипарисы и туи, полинявшие от времени особняки с забитыми фанерой окнами и дверями, с такими же древними на верхушках крыш металлическими флюгерами, на которых то 1906-й, то 1932-й, то черт знает еще какой год… Заржавело. Затянулось туманом вечности. Не разглядеть собственного носа, не то что минувшее захолустье…
Из автобуса Дарий направился в сторону железной дороги, и, подходя к ней, его глубоко посаженные ноздри уловили шашлычные запахи. Он понял, что это происки Мусея, и поспешил домой. Однако, проходя тенистой рощицей, он выбрал взглядом свою березку и подошел к ее Светлости. Обнял, прижался и пребывал в близости несколько вдохновенных мгновений. Он поблагодарил ее за удачную сделку, поцеловал шершавый бок, пободался с деревом и, отпав, устремился на свою Сиреневую улицу.
Судя по еще не откупоренным бутылкам, прозрачным, не тронутым влагой бокам фужеров и внятному голосу Медеи, он понял, что застолица только-только формировалась. Когда повернул на дорожку к дому, увидел копну ее волос. Пандора сидела за круглым садовым столом неподалеку от дымящегося мангала, возле которого на корточках колдовал Мусей. Напротив Пандоры – Медея с дочерью Конкордией. Из кустов смородины торчали головки Саши и Маши. Слышалось их щебетание.
Пандора, повернув в его сторону голову, улыбнулась, и он поразился глубоким теням, образовавшимся под ее глазами. Но когда, минуя гряду флоксов, подошел ближе к столу и снова взглянул на Пандору, его взору открылась бездна зачарованности, с какой она взирала на желтые языки пламени, которые, не отрываясь от ольховых чурок, плескались в мангале. «Можно тебя на минутку?» – сказал он ей и, развернувшись, направился в дом.
– Вы куда? – Медея тоже поднялась со стула, держа на отлете руку с сигаретой. – Сегодня у нас повод, годовщина Мусика и годик, как погиб наш дорогой Фарисей. Так что уважьте…
Фарисей – огромных размеров белый кот, которого разорвала на две симметричные части собака из соседнего особняка, хозяином которого является мошенник Флориан. За чем кот туда пошел и что искал… Впрочем, через месяц за тем же забором нашли мертвую, с надкушенным горлом сиамскую кошечку по имени Элизабет Тейлор. Говорят, сходство животного с суперзвездой было необычайно велико. Вот тогда и поняли, к кому наведывался белый, как комок снега, Фарисей. И за что отдал богу душу…
– Мы сейчас вернемся, – Дарий взял Пандору за руку и повел по дорожке домой. Ему не терпелось разделить с ней свалившуюся на его голову удачу. Но когда они перешагнули порог своей квартиры, он резко оборотился к ней и спросил почти фельдмаршальским непререкаемым тоном: «Что случилось?» И в ответ снова ослабляюще нейтральная… нет, явно отчужденная интонация: «А что могло случиться?»
– Нет, а все же? – он не выпускал ее глаза из своего поля зрения своих. – У меня сегодня такой день… Понимаешь, можешь завтра не ходить на работу, – и он быстро, словно за ним гнались вурдалаки, вынул из кармана деньги и стал их листать. – Девятьсот чистыми… И знаешь, кто расщедрился?
Неопределенное пожатие плечами.
– Ну и черт с тобой! – выругался Дарий и прошел в комнату. Кинул деньги на стол, и они зеленым веером покрыли половину его площади. – Ты, как засохшая осина, тебя ничем не удивишь, не обрадуешь… Ради тебя не хочется быть героем нашего времени…
– Нет, я рада, что ты заработал деньги, но все равно ты завтра же их проиграешь. А могли бы купить стиральную машину…
– Пожалуйста, не каркай! Но в этом есть определенный смысл. Мы… то есть я говорю о нас с тобой, можем их удвоить, если, допустим… по самой большой ставке сыграем на «ядерных чемоданчиках»… Ты же знаешь, при удачно сложившейся комбинации мы можем снять 25… Ты только подумай, дорогая моя девочка, 25 тысяч латов. Нет, ты не психуй, давай все хорошенько обдумаем, и если ты чувствуешь, что ничего такого нам не светит, что ж… обойдемся и без этого.
– Мне нужны туфли, кожаные, красные, с черным лакированными каблуком на шпильке. И какие-нибудь духи, а то я уже пропахла мышиными какашками и черной плесенью, с которой я воюю каждый день…
Дарий подошел к зеркалу и расстегнул ширинку.
– Нет проблем! Завтра же купим туфли и килограмм твоего любимого рахат-лукума, а мне пару китайских презервативов. Идет?
Он извлек на свет Артефакт и стал его рассматривать, но так, чтобы это зрелище не было доступно глазам Пандоры.
– Видишь, он еще контуженный и в чисто гигиенических целях презерватив ему не помешает. Китайские очень прочные и в отличие от итальянских не рвутся в самый неподходящий момент.
Пандора отвернулась, демонстрируя несоответствие темы разговора с действительностью.
– У тебя на уме только презервативы, а у меня зубная щетка сломалась и шампунь кончился…
– Ладно, это не повод, чтобы так расстраиваться, – обнял, поцеловал, но при этом молнию оставил открытой. На всякий боевой случай… Но, к его сожалению, такового не представилось, ибо раздался дверной звонок, и Дарий, быстро застегнув зиппер, пошел к порогу.
Это была Медея, державшая в руках миску с зеленым салатом. Повод визита неотложный: у нее, видишь ли, кончилось растительное масло, и не может ли она одолжиться и т. д.
– Масла нет ни капли, – услышав, о чем идет речь, крикнула из комнаты Пандора. – Есть машинное, в масленке, под шкафчиком для обуви…
Медея, словно пребывая в обычном своем состоянии, закатила под лоб глаза, выражая тем самым несказанное удивление услышанному.
