Хантер Томпсон - Ромовый дневник

После того, что показалось несколькими часами, мы свернули с дороги в аэропорт и выехали на узкую аллею к «Каса Кабронес». Мы все еще были в сотне ярдов оттуда, когда я заметил машину Салы.

– Господи, – вымолвил он. – Чудо.

Когда мы подкатили поближе, я понял, что она стоит на двух кокосовых бревнах вместо колес. Колеса исчезли – а также мотороллер Йемона.

Сала воспринял все очень спокойно.

– Что ж – лучше, чем я думал. – Он забрался в машину и все проверил. – Надо же – ничего, кроме колес, не пропало. Чертовски повезло.

Йемон был в ярости.

– Я узнаю этот драндулет! – орал он. – В один прекрасный день я поймаю того, кто будет на нем кататься!

Я был уверен – если мы будем болтаться возле «Каса Кабронес», нас ждут новые неприятности. При мысли о еще одном избиении мне стало не по себе. Я прошел несколько сот футов в сторону бара, высматривая, не приближается ли кто-нибудь. Но бар был закрыт, а стоянка пуста.

По пути обратно к машине я заметил в кустах у дороги что-то красное. Это оказался мотороллер Йемона, накрытый пальмовыми листьями. Кто-то спрятал его, намереваясь забрать позднее.

Я позвал Йемона, и он выволок свой драндулет на дорогу. Ничего не пропало. Затем он подергал ногой педаль, и мотороллер превосходно завелся.

– Вот черт, – сказал Йемон. – Мне стоило бы посидеть здесь и подождать, пока та гнида за ним вернется. А потом малость ее удивить.

– Обязательно, – подхватил я. – После чего провести несколько лет в Ла-Принцесе. Идем – надо отсюда сматываться.

Сидя в своей машине, Сала принялся прикидывать стоимость новых шин и колес. От этого ему явно поплохело.

– Давайте чего-нибудь перекусим, – предложил Йемон. – Я зверски проголодался.

– Вы что, спятили? – возмутился Сала. – Я не могу оставить здесь машину – они ее совсем приговорят. – Он достал бумажник. – Вот, – сказал он Йемону. – Сгоняй на бензоколонку, позвони торговцу «фиатами» и скажи ему пусть пришлет четыре колеса. Здесь его домашний телефон – скажи, что это для мистера Лоттермана.

Йемон взял карточку и затарахтел прочь по дороге. Несколько минут спустя мы услышали, как он возвращается. Затем мы сидели еще час и ждали аварийную. К моему вящему изумлению, торговец «фиатами» железно выслал четыре колеса. Мы их смонтировали, Сала написал на квитанции фамилию Лоттермана, а потом мы подъехали к отелю «Лонг-Бич» позавтракать. Йемон последовал за нами на мотороллере.

В патио было так людно, что мы обосновались внутри, в закусочной. Повсюду сидели люди, которых я добрых лет десять тщательно избегал: нескладные женщины в трикотажных купальных костюмах, пузатые мужчины с безволосыми ногами, безжизненными взглядами и смущенными смешками – все как один американцы, и все ужасающе одинаковые. «Этих людей, – подумал я, – следовало бы держать дома, в Штатах, – запереть в подвале какого-нибудь „Икс-клуба“ и усмирять эротическими фильмами; если им потребуется отпуск, показать зарубежный видовой фильм; ну а если они по-прежнему будут недовольны, отправить их в пустыню и спустить на них бешеных псов».

Я волком на них смотрел, ожесточенно пытаясь запихнуть в себя гнусный завтрак, который поставила передо мной официантка, – склизкая яичница, жирный бекон и слабый американский кофе.

– Проклятье, – сказал я ей. – Это что угодно, только не «Недикс». А пуэрториканский кофе у вас есть?

Официантка помотала головой. Сала вышел и вернулся с номером «Майами Геральд».

– А мне здесь нравится, – с ухмылкой сказал он. – Мне очень нравится сидеть здесь, смотреть на пляж и думать о всех тех славных делах, которые я мог бы провернуть, будь у меня под рукой «люгер».

Я положил на стол два доллара и встал.

– Ты куда? – поинтересовался Йемон, поднимая взгляд из-за половинки газеты, которой с ним поделился Сала.

– Не знаю, – ответил я. – Наверное, к Сандерсону. Куда угодно – только бы от этого народа подальше.

Сала тоже поднял взгляд.

– Вы с Сандерсоном чертовски славные приятели, – с улыбкой сказал он.

Я слишком сосредоточился на уходе, чтобы обращать на Салу внимание, однако выбравшись на улицу, понял, что смысл его слов был оскорбительным. Я догадывался, что горечь проистекает из того, что сумма его залога оказалась намного больше моей. Черт с ним, подумал я. Сандерсон тут ни при чем.

Через несколько кварталов дальше по улице я зашел в кафе на открытом воздухе выпить пуэрториканского кофе. Там же я за семьдесят центов купил номер «Нью-Йорк Таймс». От газеты мне сильно полегчало. Она напомнила мне про большой знакомый мир, который занимался своим делом за горизонтом. Я заказал еще чашечку кофе, а когда уходил, взял с собой «Таймс», неся ее по улице, как драгоценный свиток мудрости, весомое заверение, что я еще не отрезан от той части мира, которая и впрямь была реальна.

До дома Сандерсона я добирался добрых полчаса, но путь лежал вдоль пляжа, и прогулка вышла замечательная. Сандерсона я обнаружил в саду – растянувшимся на пластиковой лежанке для принятия солнечных ванн. В раздетом виде он казался худощавее.

– Привет дебоширам, – бросил он. – Как тюрьма?

– Жуть, – сказал я.

– Ничего-ничего, – ободрил меня Сандерсон. – В другой раз будет куда хуже. Ты уже будешь известен.

Я уставился на него, раздумывая, что за извращенный юмор он на мне практикует.

Сандерсон приподнялся на локте и закурил сигарету.

– С чего все началось? – поинтересовался он. Я рассказал, стирая тут и там разные маловажные пункты, категорически отрицая все, что мне было известно об официальной версии.

Затем я откинулся на спинку кресла, оглядывая белый пляж, море и пальмы и думая, как же все-таки странно в таком вот местечке всерьез тревожиться о тюрьме. Казалось почти нереальным, что человек может приехать на Карибы и угодить в тюрьму за какой-то дурацкий проступок. Пуэрториканские тюрьмы существовали для пуэрториканцев – а не для американцев, которые все как один носили пестрые галстуки и рубашки на пуговицах.

– Почему твой залог был намного ниже? – спросил Сандерсон. – Что, заваруху эти двое начали?

Опять двадцать пять. Я уже всерьез желал, чтобы меня обвинили в чем-то брутальном – вроде «буйного нападения» или «избиения офицера».

– Черт побери, понятия не имею, – сказал я.

– Тебе повезло, – заметил Сандерсон. – За сопротивление аресту можно год тюрьмы схлопотать.

– Ладно, – начал я, пытаясь сменить тему, – пожалуй, твоя речуга спасла ситуацию. Хотя когда мы им сказали, что работаем в «Ньюс», это их не сильно впечатлило.

Сандерсон закурил еще сигарету.

– Почему же – это кого угодно впечатлит. – Он снова поднял взгляд. – Только не думай, что я лгал, чтобы тебя спасти. «Таймс» подыскивает здесь внештатного корреспондента, и они попросили меня кого-то найти. На сегодня это ты.

Я пожал плечами.

– Годится.

Затем я вошел в дом еще выпить. Когда я был на кухне, то услышал шум подъезжающей машины. Это оказался Сегарра, одетый как какой-нибудь жиголо на итальянской Ривьере. Проходя в дверь, он сдержанно мне кивнул.

– Добрый день, Пол. Что там ночью была за проблема?

– Не помню, – буркнул я, выливая спиртное в раковину. – Пусть тебе Хел расскажет. А мне пора.

Он неодобрительно на меня глянул, затем прошел прямо через дом в сад. Я подошел к двери сказать Сандерсону, что ухожу.

– Загляни завтра ко мне в контору, – сказал он. – Поговорим о твоей новой работе.

Сегарра был явно озадачен. Сандерсон ему улыбнулся.

– Вот, Ник, еще одного из твоих парней похищаю, – пояснил он.

Сегарра нахмурился и сел.

– Замечательно. Бери хоть всех оптом, – отозвался он.

Я вышел и побрел по Калле-Модесто, задумываясь, как бы убить остаток дня. Это всегда становилось проблемой. Воскресенье неизменно бывало выходным, и суббота обычно тоже. Но мне осточертело раскатывать по городу с Салой или торчать у Эла, а больше делать было нечего. Я хотел выбраться дальше по острову, посмотреть на какие-нибудь другие города, но для этого требовалась машина.

Машины мало, подумал я. Требовалась также и квартира. Денек был жаркий, а я устал, и все тело ныло. Я хотел поспать или просто отдохнуть, но деваться было некуда. Я миновал несколько кварталов, легкой походкой прохаживаясь в тени больших и раскидистых деревьев, думая обо всем том, что я мог бы предпринять в Нью-Йорке или Лондоне, проклиная тот извращенный импульс, что привел меня на этот тусклый и потный кусок скалы, и в конце концов остановился у аборигенского бара купить пива. Заплатив за бутылку, я взял ее с собой и стал потягивать пиво на ходу. Я прикидывал, где бы мне поспать. Квартира Салы железно отпадала. Она была жаркой, шумной и гнетущей, как склеп. Быть может, у Йемона, подумал я – но это было далеко, и туда было никак не добраться. Когда я наконец оказался лицом к лицу с тем фактом, что мне ничего не остается, кроме как бродить по улицам, то решил начать подыскивать собственную квартиру – место, где у меня был бы свой холодильник, чтобы готовить выпивку, где я мог бы расслабляться наедине или куда я даже мог бы время от времени приводить девушек. Мысль обзавестись собственной постелью в собственной квартире вдохновила меня так, что я поторопился избавиться от этого дня и перейти к следующему. Тогда я начал поиски.