Андрей Шляхов - Доктор Данилов в дурдоме, или Страшная история со счастливым концом
– Если точнее, то с точки зрения психиатров больными можно счесть все население планеты.
– Хорошо. А как вы себя чувствуете в периоды депрессии? Какие-либо соматические[7] явления бывают?
– Только головная боль.
– И все?
– И все.
– Вы часто вините себя в своих неудачах?
– Всегда. Глупо было бы обвинять кого-то другого. Глупо и бесперспективно.
– Вы склонны строить далеко идущие планы?
– Иногда. – Далеко идущих планов Данилов не любил хотя бы потому, что они никогда не сбываются – всегда что-нибудь да помешает.
– Вы часто плачете?
– Практически никогда.
«А сейчас она спросит, как я сплю, – подумал Данилов. – И поинтересуется, что меня больше мучает – невозможность заснуть или раннее пробуждение?»
Откуда пришла эта мысль, он не понял. Просто подумал – и все.
– Вас мучает бессонница. Владимир?
– Иногда.
«Надо же – угадал! Мысли, что ли, читать научился?»
– Вы плохо засыпаете или рано просыпаетесь и больше не можете заснуть?
– По-разному бывает. Иногда и всю ночь не сплю, но это редко.
– То есть вы не можете выделить…
– Не могу.
– Весной и осенью у вас не бывает спонтанного ухудшения состояния?
«Ну да, конечно! – озарила догадка. – Девушка проводит дифференциальную диагностику между шизофренией и психозом, вызванным какими-то объективными причинами! На фиг ей это надо? Или мой случай призван проиллюстрировать правильную постановку диагноза?»
– Вы – хороший врач?
Вопрос был неожиданным, и Данилов даже слегка смутился.
– Ну, не самый плохой, скажем так, – ответил он.
Наградой стала очередная улыбка. Улыбалась Екатерина искренне, душевно.
– А довольны ли вы своей карьерой?
– Нет, конечно, – признался Данилов. – Какая там карьера? Сплошное топтание на месте. Я не столько о должностях, сколько о профессиональном росте.
– С чем это «топтание» связано? С зависящими от вас факторами или не зависящими?
– И с теми, и с этими. Но то, что от меня зависит, я стараюсь менять.
– Удается?
– Не всегда.
– Спасибо, Владимир, мне так приятна ваша откровенность и доброжелательность.
– Взаимно, Екатерина. – Данилов не кривил душой – Екатерина и впрямь ему нравилась. Можно сказать – первый нормальный человек среди местного персонала.
Ну, не совсем местного – пусть кафедрального, но это, в сущности, одно и то же.
– Владимир, вы эмоциональный человек?
– Умеренно, без перегибов.
– С годами ваша эмоциональность меняется?
– Да, пожалуй. Эмоции немного притупляются.
– Наверное, это закономерно. А как у вас обстоят дела с утомляемостью? Не усилилась ли она в последние годы? Или вы с детства быстро устаете?
– Все зависит от режима. Начиная с осени днем учился, а вечером работа. Это, конечно, изнуряет.
– Спасибо, Владимир! – Екатерина захлопнула блокнот и встала. – Если вы разрешите, я загляну на следующей неделе.
– Всегда рад, – заверил Данилов. – Скажите, Екатерина, а можете ли вы прокомментировать мое лечение?
«Откажется? Или нет?»
– Это могут сделать только Тамара Александровна или Геннадий Анатольевич, – немного виновато улыбнулась Екатерина и упрекнула: – Вы же врач, Владимир, должны понимать.
– Я понимаю, – ответил Данилов. – Не берите в голову – это я так…
– Могу сказать только одно – здесь не самая плохая психиатрическая клиника в Москве. До свидания.
– До свидания, Екатерина.
Стоило только ей выйти из палаты, как Юра обернулся к Данилову и с завистью сказал:
– Ушлый ты мужик, Вова, все бабы только и липнут на твою херизму!
– Ты имеешь в виду «харизму» или что другое? – спросил Данилов.
– Все вместе, – ловко вывернулся Юра. – То Тамарка к тебе ластилась, то эта…
– Давай не станем развивать эту тему, – попросил Данилов.
– Давай, – охотно согласился Юра.
Нейролептики делают человека покладистым.
Данилову вдруг вспомнился профессор Батенский, читавший лекции по психиатрии. Лекции Батенского студенты любили. Да и не лекции это были, а дружеские беседы с аудиторией.
На первой, вводной, лекции Батенский рассказал, почему он стал психиатром. В отличие от других лекторов, шедших к своей специальности чуть ли не с пеленок, у Батенского выбор был вынужденным.
– Призвания у меня не было, – рассказывал он. – Но зато был призыв! Тысяча девятьсот шестьдесят пятый год, я заканчиваю Первый мед и думаю – куда бы пойти? Кем быть? Но там, наверху, все решили за меня – всех, кто был годен к воинской службе, решено было забрать в армию! И не на один-два года, а в «кадры» – на двадцать пять лет! Прямо как при царе Николае Первом! Такое случалось и в прошлом, и в позапрошлом году, но мы отчего-то были уверены, что нас, таких умных и хороших, эта чаша минует. Но не миновала. Мне, конечно, в армию идти не хотелось. Пришлось выкручиваться – тяжело заболевать уже не было времени (нужных людей так сразу, с кондачка, не найдешь), но была возможность поступить в ординатуру, так как я окончил институт с «красным» дипломом. А в ординатуре тогда мест было немного, причем половина из них уже была занята детьми профессоров и доцентов. Я прикинул шансы и подал на кафедру психиатрии, куда уверенно проходил. Вот так я и стал психиатром.
– Не жалеете? – спросил с места какой-то нахал.
Батенский не обиделся.
– Конечно, не жалею! Ведь мои больные очень редко умирают, а мои диагнозы не может оспорить ни один патологоанатом. Разве есть в медицине лучшая специальность?
– Вы забыли упомянуть, что ваши больные никогда не вылечиваются! – крикнул с места тот же голос.
– Я забыл упомянуть, что психиатрия – очень спорный предмет, – улыбнулся лектор. – И за один и тот же ответ на экзамене можно получить от двух до пяти. Все определяется личным отношением экзаменатора. Еще реплики с места будут?
Реплик не было.
– А самое главное – что работать не надо, – добавил Батенский. – Сидишь целый день, лясы точишь и еще зарплату за это получаешь. Красота!
Глава десятая
Трудовые будни
– Тучи сгущаются – Святослав Филиппович любил высказаться красиво и неоднократно вскользь упоминал о том, что на пенсии намерен посвятить себя литературе – начать с мемуаров, а там уж как пойдет. – Чтобы в один и тот же день заявиться в пять отделений!
Речь шла о тройке провокаторов – женщине и двух мужчинах, начавших свое хождение по больнице со второго отделения.
Заведующие, получившие сообщение Геннадия Анатольевича, реагировали правильно – гневались и выгоняли провокаторшу вон. Никто, слава богу, не пострадал, но тревога осталась. Тревога, можно сказать, просто витала в воздухе.
– Это означает что? – Главный врач замолчал в ожидании ответа.
– Это означает, что ребята попытались в легкую, с налета, срубить бабла и обломались. – Аргунов, заведующий пятым мужским отделением, оскалил в улыбке желтые прокуренные зубы.
– Борис Леонидович… – укоризненно протянул главный врач. – Вы же культурный человек! Что за выражения «срубить бабла» и «обломались»?
– Я Пажеских корпусов не кончал, – буркнул Аргунов.
– Охотно верю, и я, представьте себе, тоже. И откуда такое легкомыслие? Вы что, всерьез думаете, что это была попытка экспромтом получить с нас какие-то суммы? А если это серьезная разработка?
– Серьезная разработка невозможна без внедрения агента, – пошутил заведующий восьмым женским геронтологическим отделением Ханин.
– А ну прекратили ерничать! – рявкнул главный врач, усиливая эффект ударом ладони о стол. – Как дети, честное слово! Ты, Михал Михалыч, со своими старухами шути, им давно все до… сам понимаешь до чего! А у меня или открывай рот по делу, или не открывай вообще! Третьего не дано.
– Извините, Святослав Филиппович, – опустил голову Ханин.
– Святослав Филиппович прав – они просто так не отстанут, – поддержал начальство Лычкин. – На некоторое время, ну, минимум на месяц, если не на два, нам следует соблюдать повышенную осторожность. И если уж и идти кому навстречу, то только своим, проверенным, давно знакомым клиентам…
– Насчет давно знакомых, Геннадий Анатольевич, я бы не обольщалась, – перебила его Пухова, заведующая одиннадцатым женским отделением. – У моей сестры в поликлинике две недели назад был случай. Пришла к невропатологу на прием женщина с одного из участков. Давно знакомая, можно сказать – доверенная. Попросила больничный на недельку, устала мол, сунула в карман две тысячных купюры и ушла, чтобы через секунду вернуться с двумя оперативниками. Все… Ждут теперь суда.
– Вот тварь!
– Ни хрена себе!
– Кому же верить?
– Там между этой женщиной и невропатологом никакого злопамятства не было, Нина Петровна? – уточнил Лычкин.
– Совершенно никакого. Сестра склонна подозревать, что дамочку могли попросить «помочь» по знакомству. А может, саму на чем-то прижали, она, кажется, бухгалтер, и теперь отрабатывает или зарабатывает расположение.
