Марина Йоргенсен - Счастье как способ путешествия
– Да, – ответил он. – Работа дает мне возможность жить интересной жизнью. А ты любишь свою работу? – спросил он меня.
Люблю ли я свою работу? Или, если правильнее сформулировать, любила ли я свою работу? Я задумалась. Маркетинг – это, безусловно, наука двадцать первого века. Вернее, наука, процесс и искусство в одном флаконе. Когда на смену эрам производства и продаж пришла информационная эра, маркетинг из экономической абстракции или в лучшем случае метода сбыта превратился в философию предпринимательства.
В отличие от большей части моих одногруппников, которые выбрали маркетинг потому, что не прошли по конкурсу на специальность «финансы и кредит», я выбрала маркетинг «по любви», а не от безысходности. Мне действительно все это казалось очень увлекательным и интересным. Концепция социально-этического маркетинга, концепция холистического маркетинга, концепция маркетинга отношений… Я мечтала о креативе и о том, как я буду создавать фантастические рекламные кампании. Или разрабатывать хитроумные маркетинговые стратегии. Вместо этого большая часть моего рабочего для посвящена такой рутине, как проверка корректности обработки данных и правка отчетов, подготовленных старательными, но бестолковыми подчиненными. А еще – составление проектов рекламных бюджетов, сводка счетов и актов по рекламе, подготовка отчетов об эффективности рекламы. Отчеты, отчеты, отчеты… Бррр… Вместо фантастических рекламных кампаний – эпизодические макеты объявлений и черно-белых листовок про скидки. Плюс бесконечные планерки с руководителями других подразделений, которые понимают в маркетинге так мало, что наш генеральный по сравнению с ними – Дэвид Огилви собственной персоной. Огилви? Да, я же видела сегодня офис этой фирмы! На площади Saldanha, недалеко от известного кафе-кондитерской «Версаль». Наверное, если бы я работала в компании вроде Огилви, а не в моем динозавре тяжелой промышленности, то мне было бы легче утвердительно ответить на вопрос, люблю ли я свою работу.
– Когда-то мне казалось, что я получаю удовольствие от того, чем я занимаюсь, – ответила я ему.
А сейчас? Сейчас мне нравится познавать и узнавать Лиссабон. У Лиссабона много лиц. Он разный, он живой, и у него бывает разное настроение. Оно может совпадать или не совпадать с моим, но всегда находятся общие точки пересечения.
Пип-пип-пип. Эсэмэска от Николь.
«Ты не забыла о завтрашней festa?»
Фешта – это по-португальски значит праздник, вечеринка. Party. Конечно, не забыла! Как я могла? Ведь это одна из наших общих точек пересечения! Лиссабон так же, как и я, обожает вечеринки.
Глава 23
Вечеринка, на которую меня пригласила Николь, обещалась завечереть в десять вечера. В пять минут одиннадцатого я пунктуально стояла на пороге с двумя бутылками Marques de Borba в качестве членского взноса. Пинейру, хозяин вечеринки, как передала мне Николь, просит гостей захватить с собой пару бутылок любого алкоголя. И будет замечательно, если этот алкоголь окажется красным сухим вином. Просьба улыбнулась. Почти по Генри Форду: «Автомобиль может быть любого цвета, если этот цвет – черный». Я уже успела заметить, что самый любимый португальцами алкогольный напиток – это красное сухое вино. А вовсе не портвейн, как можно было бы подумать. Как по названию самой страны, так и учитывая тот факт, что Португалия – родина портвейна.
Дверь открыл высокий, живописно-кудрявый парень.
– Добрый вечер, Пинейру, – улыбнулась я кудрявому.
– Я не Пинейру. Он скоро должен подойти. Меня зовут Фабио.
– А Николь уже здесь?
– Николь? Нет. Вы первый гость. После меня, – улыбнулся Фабио.
Замечательно! Николь еще не пришла. И самого хозяина вечеринки тоже нет. Принесло же меня так не вовремя. В смысле вовремя. Но «вовремя» по-португальски – это «не вовремя». Как я смогла об этом забыть?
– Come in, проходите, не стесняйтесь, – изобразил Фабио рукой широкую волну.
– Спасибо.
– Мария, – представилась я немного запоздало, произнеся по привычке последнего месяца звук «р» без вибрации, на картавый английский манер. – По-португальски я пока говорю плохо, – извинилась я перед Фабио.
– Ничего страшного. Я тоже по-португальски говорю плохо, – ответил он. – Я из Италии. А ты? Впрочем, подожди, хочешь, я угадаю, откуда ты? – предложил Фабио и начал в меня внимательно вглядываться.
– По твоему акценту определить не могу. Франция? Германия?
– Продолжай дальше, – улыбнулась я.
– Бельгия?
Обязательно при случае нужно съездить в Бельгию! Очень интересно посмотреть, на кого я там похожа.
– Ну откуда? Я сдаюсь!
– Из России, – ответила я после эффектной, в несколько секунд, паузы.
Фабио попытался проконтролировать выражение лица, и у него даже почти получилось. Вот, еще один из тех, кто русских представляет совсем по-другому. Пришла бы я в сарафане, с кокошником на голове, валенками на ногах да с двумя бутылками водки в руках – тогда бы, конечно, без вопросов.
– О, Россия! Россия – это очень интересно! – с немного преувеличенным энтузиазмом в голосе продолжил наш светский диалог Фабио. – Я хочу сказать, что…
Что хотел сказать Фабио, я так и не узнала, потому что вернулся Пинейру. Пока мы с ним здоровались-знакомились, пока он разгрузил два огромных пакета, набитых чипсами и другими закусками, тема России свернула на запасную колею. На главной колее – обсуждение только что закончившегося футбольного матча. Победил футбольный клуб с красивым названием Boavista.
Дзинькнул дверной звонок. Гости начали подтягиваться. Я посмотрела на часы. Без пятнадцати минут одиннадцать. Пунктуальность в Португалии – аксессуар такой же ненужный, как и сапоги на меху. Не подумайте, что я считаю себя золотым стандартом пунктуальности. Но я хотя бы стараюсь. Всегда прилагаю усилия к тому, чтобы не опаздывать без суперуважительной причины. А у португальцев кто появился на сцене последним, тот и самый крутой. И это, по рассказам Педру, распространяется не только на светскую, но и на бизнес-сцену.
Компания у Пинейру подобралась очень интернациональная. Гул стоял сразу на нескольких языках, но преобладал, к моему счастью, английский. Португальский же использовался главным образом для «раскланиваний»: «Muito prazer! Igualmente».
Через час в дверях появилась Николь. Обычно собранные в хвост, ее волосы сегодня лежали на плечах элегантной волной. Почти в стиле героинь сериала «Династия». Из чего я сделала вывод, что вектор моды взял курс с утюга обратно на подзабытую плойку. Зеленая туника замечательно оттеняла глаза Николь – они у нее цвета бутылочного стекла. Типичная француженка, по своему типажу она скорее Катрин Денев, чем Одри Тату. Перецеловав (или, точнее, коснувшись щека к щеке) всех, кто попадался на ее пути, она налила себе в высокий стакан кока-колу и подошла ко мне.
– Ну как тебе тут? Не скучаешь? – спросила она меня.
– Пока нет, – ответила я. – Ты многих тут знаешь?
– Нет, – ответила мне Николь, – только Пинейру.
Вау, так расслабленно-элегантно-ненавязчиво обмениваться поцелуями при знакомстве – с этим навыком надо родиться, его выдают только вместе с определенным набором хромосом.
– А почему ты опоздала? – спросила я Николь.
– Я не опоздала. Я – пришла вовремя! – ответила мне Николь, иронично улыбаясь.
На огромном, под стать комнате, столе разместились не менее огромные пиалы с орешками, чипсами, воздушной кукурузой и шоколадными конфетами. Плюс «батарея» из бутылок красного вина. По винным этикеткам можно изучать географию Португалии. Никаких канапе, салатов или горячих бутербродов. Я порадовалась, что перед выходом из дома у меня хватило ума поужинать.
Почти половина гостей были студентами, находящимися в Португалии по программе «Эразмус». Они оживленно обсуждали свои проекты и предстоящие экзамены, а я слушала их и чувствовала себя ветераном. У меня все это было так давно! Мы в России к 22 годам получаем свой первый промоушен. А то и не первый. В Европе же возраст «за двадцать», а то и «под тридцать» – это все еще беззаботная студенческая пора. Ну да, куда им спешить. С их-то продолжительностью жизни. А еще они обсуждали дислексию. Вы знаете, что такое дислексия? Это когда перед глазами буквы прыгают и нет никакой возможности собрать их в кучу. Буквы, не глаза. Не знаю, как с дислексией обстоит в России сейчас, но в моем школьном детстве я ни разу об этом заболевании не слышала. У нас средняя школа казарменного типа, особо не побалуешь. Не можешь – научим, не хочешь – заставим. А в Европе только и слышно: «дислексия, дислексия». Некстати вспоминается анекдот про то, что «любовь – это русские придумали, чтобы денег не платить». Потому что есть у меня подозрение, что дислексию придумали сообразительные европейские школьники (почему-то этот недуг в основном охватывает мальчиков), чтобы балду попинать. А попинав балду и набравшись сил, некоторые из них потом достигают таких высот! Один из знаменитых дислексиков – Ричард Брэнсон, канонический персонаж из всемирной библии маркетинга, основатель корпорации Virgin. Или вот вы, например, знали что оскароносный Энтони Хопкинс тоже дислексик?
